– Пожалуйста, – он вытащил из кармана две марки и протянул их Пьеру. – Я понимаю, что это не ваши деньги, но это тоже серебро, и, надеюсь, их будет достаточно?

Смотритель осторожно принял монеты и начал крутить их в пальцах.

– Это где же такие в ходу, разрешите полюбопытствовать?

– О, – устало улыбнулся Рэм, – очень далеко. Поезда туда не ходят.

– Видимо, это действительно очень далеко, ведь на нашем континенте поезда ходят везде, – с гордостью заявил Пьер. – Вы, наверное, с Эрии? Прибыли трансконтинентальным дирижаблем?

– Именно так, – решил соврать молодой человек, чтобы закончить ненужные расспросы.

– Ну что же, – явно повеселел их собеседник, когда загадка происхождения двух путешественников счастливо разрешилась, – тогда я не вижу никаких проблем и приму ваши монеты. Кстати, должен отметить, что вы прекрасно говорите на грасси. – Он убрал монеты в стол и отсчитал сдачу.

– Спасибо большое, Пьер. У меня с детства способности к языкам.

Так в светской беседе прошло время ожидания, и вдалеке слышится гудок приближающегося паровоза. Все вместе они вышли на платформу. На улице стало заметно жарче. Пьер Кондю, надев фуражку и одёрнув форменный сюртук, заранее поднимает вверх свой жезл. Таким образом он подает сигнал машинисту о том, что на его полустанке есть пассажиры. Паровоз плавно останавливается у платформы, обдавая их клубами пара. Из первого вагона выходит осанистый кондуктор в форме поновее и побогаче, нежели у нашего смотрителя, прикладывает руку к фуражке, здоровается и жестом приглашает нас проследовать в вагон.

Изнутри вагон, обитый деревянными шпалерами, состоял из длинного узкого коридора по левую руку и ряда купе по правую. Их проводили в третье по счёту купе, видимо, в остальных уже были пассажиры. Оно оказалось довольно большим, с двумя мягкими диванами зелёного цвета и пустым. Руна с тихим вздохом удовольствия опускается в бархатные объятия одного из них и кивает на прощание старику-смотрителю в большое окно. Рэм делает то же самое, приподнимая свою шляпу, и паровоз, дав громкий гудок и выпустив обильные облака пара, медленно трогается в сторону города по имени Осень.

Спустя несколько минут дверь в купе тихо отворяется, и в неё входит кондуктор. От человека пахнет табаком и немного мокрой шерстью. Видимо, ранее по пути шел дождь и его китель ещё не успел просохнуть.

– Прошу ваши билеты, эры.

Рэм протягивает два продолговатых картонных обрезка с какими-то значками, старательно выведенными Пьером, проводник компостирует их и, пожелав доброй дороги, тихо выходит, притворяя за собой дверь. Руна все это время сидела молча, глядя в окно на убегающие сельские пейзажи.

– Иди ко мне, – тихо говорит она. Рэм садится рядом на мягкий диван и обнимает девушку. Она кладёт голову ему на плечо и практически сразу засыпает под мерный перестук колес поезда, несущего нас в неизвестность.

В город Осень пришла осень. Нет, не та с затяжными дождями, промозглыми сумрачными днями и затянутым серой влажной пеленой небом, а другая – нежная, с тёплым, но уже нежарким солнцем и прозрачным воздухом, приносящая с собой тихое умиротворение после летней суеты. Узкие мощёные улицы города мигом покрылись ярким ковром опадающих листьев, а в редких лужах – небольшие грибные дожди всё же шли по ночам – отражалось пронзительно-голубое небо.

Горожане с удовольствием достали из шкафов плащи и зонты-трости, почти не пригождающиеся, но дающие уютное ощущение защищённости от капризов погоды, и обули на ноги калоши. По вечерам они не спеша прогуливались по уютным городским улочкам и бульварам, освещённым газовыми фонарями и электрическими светильниками, чей тёплый свет оранжевыми волнами выливался из окон многочисленных лавочек и кафе. Судя по их виду, горожане наслаждались каждой минутой этой спокойной размеренной неторопливости, которая пришла в город после жаркого лета. Даже дети стали спокойнее и тише, обзаведясь вместо мятых шортиков и вечно мятых маек школьной формой со стрелочками и портфелями с учебниками вместо палок и воздушных змеев.

За те несколько месяцев, что мы с Руной жили здесь, уютный старинный город как-то незаметно проник в наши души, ненавязчиво предлагая остаться, и, надо сказать, мы были совсем не против. Почти.

Осень принял нас сразу. Через несколько дней после нашего приезда Рэм, прогуливаясь по Каштановому бульвару, увидел книжный магазин, чьи высокие деревянные двери с витражными стёклами манили мягким оранжевым светом. Владелец по имени Жак Баже разменял уже седьмой десяток и не мог справляться с магазином, который являлся по совместительству ещё и городской библиотекой, в одиночку. Так у него появилась работа и доступ ко всем сказкам этого мира. Борис бы оценил весёлую иронию происходящего: потомок Сказочников продаёт сказки. Только Рэму казалось, что, попади он сюда и увидь этот город, сам будто выпавший из сказки, этот магазин с потемневшими от времени дубовыми полками, до потолка полностью забитыми книгами, этих людей, в чьих глазах не было и намека на фанатичную покорность судьбе, и он бы сам остался здесь навсегда…

– Рэм, ты снова замечтался? Смотри не грохнись с лестницы!

Это Баже. Лёгок на помине. Уже вечер, а Рэм всё ещё не закончил разбирать книги на втором ярусе библиотеки и сейчас сидит с очередным томом в руках на передвижной лестнице, ходящей вдоль стеллажей на специальных колесиках. Очень хитро придумано.

– Нет, старик, – со смешком отвечает он ему, – просто вспомнил, что мы сегодня идем ужинать к Максиму, и уже предвкушаю речного карпа под апельсиновой корочкой.

– Знаешь, Рэм, я до сих пор не понимаю тебя. Зачем тебе нужна эта работа, когда дома тебя ждёт такая девушка? – Старик прищурившись смотрит на своего помощника снизу-вверх, оглаживая седую окладистую бороду. – И зачем вы сняли эту мансарду, я тоже не понимаю. Что за радость жить под крышей? Да и что вообще наша красавица делает с таким книжным червём, как ты, вечно торчащим в пыльном магазине вместо того, чтобы бросать весь мир к её ногам, я тоже не понимаю. Признайся мне, ты волшебник?

– Есть немного, – серьёзно ответил Рэм, успевший привыкнуть к этим разговорам. Баже с первых минут знакомства проникся к Руне искренним восхищением и не уставал говорить, что такой субъект мог заполучить такое чудо только при помощи колдовства. – К тому же, я умею рассказывать сказки, а она их очень любит.

– Сказки, сказки, – беззлобно ворчит старик, махнув на него рукой. – Только из-за них ты тут и околачиваешься. Уж точно не из-за тех грошей, что вытягиваешь из бедного старика. И что в них такого интересного, ты же вроде не ребёнок. Ладно, закончишь здесь и иди уже, не заставляй нашу красавицу ждать…

Первые дни в городе они вели себя как крестьяне из дремучей деревни, неожиданно оказавшиеся в столице государства. Светлые улыбчивые лица людей, открытые взгляды и неподдельное желание помочь в любой сложной ситуации – все это настолько не вязалось с тем, к чему путешественники привыкли в «прошлой» жизни, что казалось сном.

– Ты сделал это, любовь моя, ты спас нас, – тихо сказала Руна, глядя ясными сияющими глазами на жизнь вокруг и крепко сжимая руку любимого. Казалось, она боялась проснуться и вновь оказаться на том берегу, где уже был слышен топот копыт. От прилива нежности к девушке, в своём юном возрасте пережившей уже так много, у Рэма защипало в глазах. Он любил её больше жизни и не стеснялся признаваться себе в этом. – Но мы обязаны найти путь обратно.

На следующий вечер после приезда в город они выспавшиеся, чистые и отутюженные сидели в уличном кафе неподалеку от гостиницы и смотрели на степенно прогуливающихся вдоль центральной площади горожан. Они все еще не могли поверить в то, что это всё вокруг реально.

– И мы его найдем.

Рэм родился в семье учительницы и моряка. Сколько он себя помнил, отца – молчаливого человека, с дублёной суровыми северными ветрами кожей – практически никогда не было дома. Так что его воспитанием занималась мать и, по мнению жителей небольшого городка, в котором они жили, поначалу выходило у неё не очень.