Тогда, видя смирение Ауле и его раскаяние, возымел Илуватар сочувствие к нему и его замыслу. И так сказал Илуватар:

- Я принимаю дар твой. Ныне видишь ты: они живут своей жизнью и говорят своими голосами...

И Ауле опустил молот свой и возрадовался, и возблагодарил Илуватара, говоря:

- Да благословит Единый творения мои!

И сказал на это Илуватар:

- Как дал Я суть и плоть мыслям Айнур, когда творился мир, так ныне дам Я твоим творениям место в мире. И будут они такими, как ты замыслил их; Я дал им жизнь, и более не изменю ничего в них. Но Я не потерплю, чтобы пришли они в мир раньше, чем Перворожденные, как было по мысли Моей; и не будет вознаграждено нетерпение твое. Станет так: будут они спать под скалами, пока не пробудятся Перворожденные, дети Мои, в Средиземье; и ты будешь ждать до той поры, пусть и покажется долгим ожидание. Но когда придет время, Моей волей будут пробуждены они; и будут они как дети тебе; и часто будут бороться они с Моими детьми: Мои приемные дети - с избранниками Моими.

И вновь на коленях благодарил Ауле Илуватара, и сделал по слову его; потому до пробуждения Эльфов под скалами Средиземья спали Семь Отцов Гномов.

Но гнев был в сердце Майя, ибо слышал он ложь Единого и видел непонятную ему покорность Ауле. И так сказал он:

- Я почитал тебя своим учителем, но ныне отрекаюсь от тебя. Только трус мог поднять руку на свои творения.

- Ты... - Ауле задохнулся от возмущения. - Как смеешь ты, слепое орудие в моих руках, слуга, раб, так говорить со мной!

- Смею. Я не слуга тебе более. И я повторяю: ты трус, как и все те, кто бежал в Валинор!

- Ты... ты... - Кузнец не находил слов; и, наконец, выдохнул - Видно, слишком многое дал тебе Мелькор!

Ауле била дрожь.

- А-а, значит, не ты создал меня.

- Да! И убирайся к нему! И будь ты проклят! Ты еще вернешься, еще будешь вымаливать прощение! - в голосе Кузнеца сквозило отчаянье.

Артано смерил Ауле презрительным взглядом.

- Трус.

И, плюнув под ноги Ауле, он повернулся и пошел прочь - во тьму. Ауле не посмел идти следом, не посмел даже окликнуть Майя. Он вернулся в Валинор.

...Майя шел быстро и уверенно, сжимая кулаки.

"Трус, ничтожество. Илуватар, видно, не терпит соперников: одного проклял, другого - запугал. Ну, ничего. "Убирайся к Мелькору", говоришь? И уйду. Он, по крайней мере, ничего не боится. Даже гнева Единого..."

Он остановился. Говорили ведь: Властелин Тьмы. Враг.

"А я иду к нему... Что он сделает со мной?.. Вернуться? Покаяться, валяться в ногах? У этого труса?! Ну, уж нет! Нет мне пути назад. Скажу: я пришел, прими меня к себе. Пусть делает, что хочет - все лучше, чем унижение..."

У черных врат Хэлгор он остановился в нерешительности. Но тут перед ним предстала фигура - очерком багрового пламени во тьме: Ахэро. Он сделал знак: следуй за мной. И Майя повиновался. Черные врата открылись.

...По длинным крутым лестницам - словно в сердце Арды, по бесконечным анфиладам подземных залов шли они, и Майя изумленно оглядывался по сторонам. Но последний зал поразил его больше, чем все уже виденное. Черный каменный пол; но стены и своды светятся ровным мягким светом. Словно застывшие струи воды - сталактиты; кажется - тронь, и отзовутся легким звенящим звуком...

Майя стоял перед тем, кого называли в Валиноре Владыкой тьмы; его проводник незаметно исчез куда-то: он был один. Он поднял глаза - и замер.

Это лицо - гордое, величественное и прекрасное - было первым, что увидел он при пробуждении. И теперь видел - снова.

"Мелькор... Значит, Мелькор. Ауле проговорился".

- Приветствую тебя, Вала Мелькор.

Мелькор пристально посмотрел на Майя; в его глазах промелькнула тень насмешки:

- Привет и тебе, Майя Ауле, Артано-Аулендил.

Майя передернуло.

- У меня больше нет имени. И более я не слуга Ауле!

- Почему?

Майя стал рассказывать, сжимая кулаки от гнева. Мелькор слушал молча и, наконец, сказал:

- Значит, так ты ушел. Ты смел и дерзок, Майя. И чего же ты хочешь от меня?

- Я хочу стать твоим учеником. У меня ничего нет - кроме этого, Майя снял с пояса кинжал и протянул его Мелькору. - Возьми. Только прими к себе!

Мелькор, не глядя, взял оружие и усмехнулся:

- Ученичество не покупают дарами. Разве ты не знаешь этого?

Но, когда взглянул на кинжал, лицо его изменилось. Две стальных змеи сплетались в рукояти, и глаза их горели живым огнем.

- Откуда тебе известен этот знак?

- Не знаю... Может, сказал кто-то, а может, я знал всегда... Мне показалось - Мудрость Бытия...

- Ты прав; только это идет из Тьмы. А камни? Я никогда не видел таких; что это?

...Клинок был первым, что сделал он без помощи Ауле. Но когда, радостный, принес он свое творение Кузнецу, тот как-то странно посмотрел на рукоять кинжала и сказал с показным равнодушием:

- Что можешь ты создать такого, что не было бы ведомо мне? Ты порождение мысли моей, и ни в замыслах, ни в деяниях твоих нет ничего, что не имело бы своего абсолютного начала во мне.

Майя стоял в растерянности. Ауле, наконец, перевел взгляд на самого Майя:

- И что это за одежды у тебя? Почему черное?

- Мне так нравится. Неужели ты не видишь: это красиво?

Ответ был дерзок. Ауле нахмурился и проворчал:

- Красиво, красиво... Сказано: слуги Валар должны носить их цвета. Почему ты считаешь себя исключением? Красиво... Кто только тебе это в голову вбил?

- Ты же сам сказал: я - порождение мысли твоей, и ни в замыслах, ни в деяниях моих нет ничего, что не имело бы своего абсолютного начала в тебе!

И, глядя на Кузнеца своими пронзительно-светлыми глазами, Майя усмехнулся. Ауле не нашелся с ответом.

...Впервые хоть кто-то заинтересовался творениями Майя Артано. Потому с мальчишеской радостью начал он рассказывать, как задумал сделать камень, похожий на каплю крови Арды; как взял он частицу пламени Арды и заключил ее в кристалл; как украсил этими камнями созданное им...

Мелькор слушал внимательно, изредка задавал вопросы, потом сказал:

- Тебе ведь дано создавать. Почему же ты пришел ко мне - ведь у вас говорят, что, кроме как разрушать, я не способен ни на что?

Майя взглянул на руки Мелькора, спокойно лежащие на подлокотниках трона. Узкие, сильные. Тонкие длинные пальцы. Удивительно красивые руки.