Горничная, лицо которой он не удосужился рассмотреть, наконец, оставила его одного. Кстати, зря не рассмотрел, у кого ему спрашивать китель? В академии три шкуры с него сдерут за парадную форму. Надо бы попросить щетку, да почистить брюки. За делом он скорее дождется Ани и Ника.

– А Алиана говорила, в Эдинбурге вы не держали слуг, – услышал он нервный смех Элизабет.

Тело мгновенно отозвалось на её близость, напоминая о том, что он обещал себе забыть, а ведь он стоял к ней спиной и её не видел. Он поморщился.

Ну точно – придурок.

– Не держали, – оборачиваясь, подтвердил Ральф.

Она стояла в дверях всё в том же ослепительно красивом, но безнадежно испорченном платье. Только тонкие руки больше не закрывали перчатки, и длинные волосы её теперь свободно спадали по плечам.

– Тогда тем более странно, что младший из Бонков не в состоянии раздеться сам, – зло заметила Лиз, развернулась и скрылась в тени коридора.

Что? Ральф недоуменно посмотрел на рубашку в своих руках.

– Я подожду за дверью, пока вы разденетесь, – робко сказали совсем рядом. – Ваши вещи будут готовы к утру.

Жизнь бок о бок с Фостером не прошла для Ральфа бесследно. Горничная ушла вслед за Элизабет, и Бонк аккуратно повесил одежду на спинку кресла. Или, может быть, виной была обстановка. Рука не подымалась нарушить этот идеальный и очень дорогой порядок. Зато поднялись ноги. Он недовольно посмотрел на следы от ботинок на светлом ковре. Странная манера имперцев не разуваться в домах вызывала у него искреннее недоумение. Гораздо проще разуться, чем отмывать ковер, или вообще менять его. Впрочем, какое ему дело до этого, не ему же чистить.

Ральф вошел в ванную комнату. Вот уж действительно комната. Размером она не уступала спальне. Была здесь и сама ванная – ослепительно белая лохань на медных когтистых лапах. В такой, наверное, приятно нежиться по вечерам. Теперь он понял вечные стенания друга об отсутствии приличных, как тот говорил, условий. Но Бонк выбрал привычный уже душ. Открыл стеклянную дверцу кабины и включил воду, встав в полный рост и подставляя разгоряченную голову под прохладную струю. Горячая вода здесь, разумеется, была, но Ральф даже трогать этот вентиль не стал. Люди слишком быстро привыкают к хорошему, а вот отвыкать, он знал, значительно сложней.

Он вдруг вспомнил странный вкус гребешка. Дрянь, если честно, но кто знает, как бы он заговорил через пару раз, хорошенько его распробовав? То ли дело Лиз, её он распробовал сразу.

«Ральф…Ральф… Ральф!» – стон в его губы. Холодный зимний ветер и она, такая жаркая в его руках.

Горячая волна прошла по телу, электрическим импульсом вниз живота.

Ральф выдохнул, сцепил челюсти, ладонью оперся о холодную стену и наклонил голову. Прозрачные капли падали вниз, разбиваясь о каменный поддон душа.

Её зубы впиваются ему в плечо, это её ладони ласкают тело.

Минута. Две. Может быть, три?

– Элизабет… – он закрыл глаза.

Черт!

Дыхание выровнялось, и замедлялся бешеный пульс. Даже в голове посветлело, и вернулась способность думать.

Ральф тихо рассмеялся, снял лейку душа и смысл остатки фантазий. Хорошо, что она не узнает.

Да-а-а, Бонк… совсем ты сдурел.

Он промокнул волосы сухим полотенцем, обернул ткань вокруг бедер, памятуя прошлый конфуз с его высочеством, и вышел из ванной в спальню.

С кресла пропали вещи, а на постели лежала аккуратно сложенная спортивная футболка и мягкие домашние брюки.

Он оделся, что-то царапало бедро. Бирки. Ну-да, богачи. То, что для Ральфа было бы частью гардероба и серьезной тратой, в доме Холда держали для гостей, как полотенца или одноразовые тапочки. Вот кстати и они. Горничная даже обувь забрала.

Ральф лег на спину, подложив руки под голову, и задумчиво уставился в потолок. Мысли лениво крутились в голове, тяжелые, медленные, как лопасти едва движущегося потолочного вентилятора.

Всё, что было во дворце, теперь казалось кошмарным сном. Забавная вещь человеческая психика, затирает то, что способно её пошатнуть, или подбрасывает видения, которых не было и не может быть.

Почему там, в темном дворе, целуя Лиз, он вдруг услышал Юрия? Как-то это не слишком весело, всякий раз опасаться, что его извращенное высочество влезет в твою голову в самый неподходящий момент.

Что было тому виной? Смерть Александра? Кровавый туман? Или сама Лиз? Не слишком ли много совпадений, не слишком ли много родственников покойного императора вокруг?

Глаза устали от света. Бонк легко его приглушил и прикрыл веки, позволяя темноте войти в спальню. Она ластилась к нему будто нашкодившая кошка, она боялась его гнева, она подчинялась. Ральф зло улыбнулся – обманывала.

Нет, в Эдинбург он не вернется. Разве что… там больная мама и давно уставший бороться отец. Алиана ждала родителей летом, Ральф не стал расстраивать сестру. У него не было никаких иллюзий относительно их приезда, особенно теперь. Нет лекарства от этой болезни, потому что болезни-то, похоже, никакой нет.

Если всё, что ему так любезно показали там, в покоях Александра, правда…

Человеческое тело слишком слабый сосуд. Оно не способно выдержать силу демона.

Воины бога. Стражи леса и спящего в нем мертвого демона.

Только вот он, Ральф живее всех живых. Просто не будет нигде.

Ральф поднялся с кровати. После смерти выспится. Хотя, сказать по правде, умирать он не хотел. Бонк посмотрел в зеркало. Скривился. С Эдинбурга достаточно Рэна! А он поживет. Как нормальный человек поживет. В люстре мигнули лампы, и он хмыкнул.

Нормальный – это не про него.

Он подошел к окну. На тихой улице никого не было. Но вернуться в кровать желания не возникло, а умением терпеливо ждать младший Бонк не отличался никогда. И Ральф уверенно открыл дверь, выйдя в коридор. Где тут у них кухня? Он бы не отказался от чашки горячего кофе. Так точно веселее ждать.

Нашел. Чего там искать? Не дворец же. Наверху жилые комнаты, внизу гостиная, кабинет (он заглянул в приоткрытую дверь и в этом убедился), и, наконец, кухня. И Кристос, ничуть не удивившийся его явлению.

– Чай? Кофе? Или, может быть, легкий ужин, господин Бонк?

– Кофе, – кивнул Ральф, задумался на пару секунд, а потом отмер и, широко улыбнувшись, добавил: – и ужин.

– Присаживайтесь, – рассмеялся мужчина.

Горький кофе и собранный Кристосом бутерброд подняли ему настроение. К концу трапезы Ральф уже с иронией рассказывал дворецкому о знакомстве с Николасом. Только нервное ожидание все затягивалось. Часы давно перевалили за полночь, а Фостера и Ани всё не было.

Ник, конечно, одаренный. Но не господь бог. Сравнение показалось Ральфу особенно дурацким в свете открывшихся обстоятельств и почему-то вызвало головную боль. Если Алиана не удержит силу, она убьет Фостера.

Когда в дверь, наконец, позвонили, он уже весь извелся и побежал встречать друга вперед Кристоса. Открыл дверь и сразу же отошел в сторону. Ник не приехал. Приехал маршал.

– Доброй ночи.

– Доброй, – Ральф сглотнул, потер шею. Сердце снова стучало, и невидимыми руками душил липкий страх.

Почему Холд один? Где Ани, где черт возьми, Николас? Только бы друг был живой…

– Папа? Где Никки и Алиана? – с тревогой спросила Лиз.

Ральф обернулся на голос. Юная госпожа Холд стояла на верхней ступени лестницы, руки её нервно теребили завязанный бантом пояс длинного шелкового халата.

– Мне нужно позвонить, – Холд поправил ворот и, не глядя на дочь, направился в свой кабинет.

Лиззи обняла себя руками, и Ральф сам не понял, как оказался уже на середине лестницы. Он растерянно взлохматил волосы, недоуменно посмотрел на босые ноги. А тапки то он где потерял?

Господин маршал вернулся в коридор.

– Ждите, – бросил он им и стремительно вышел на улицу.

Лиз спустилась вниз, останавливаясь на одну ступень выше Ральфа. Он видел её так близко, что даже светлый пушок на лице смог рассмотреть. Губы её были искусанны, и он нахмурился. Что-то болит? И Фостера нет как на грех!