Рабочие уже поднялись и вновь двинулись к нему. А вот глазки их Грише не понравились. Чёрные, не мигающие, они смотрели на него, не отрываясь.

– Эй, мужики, по легче. Вы чего? – проговорил Григорий, постепенно отходя назад. Драться он умел и не боялся этого. Не хотелось бить этих двоих без причины. Но у них, по-видимому, эти самые причины были и чем быстрее Григорий отходил от них спиной вперед, тем быстрее они шли за ним, все так же вытянув вперед руки с растопыренными пальцами.

Время уговоров прошло. Да и шутки вроде закончились. С этой мыслью Григорий шагнул влево вперед и нанес, провернув тело вдоль оси, удар локтем правой руки в лицо рабочего, который был к нему ближе всего. Голова у того запрокинулась и он, не издав ни звука, рухнул на бок. Слетевшая с головы оранжевая каска, с сухим стуком, отлетела в сторону. Не ожидая пока он поднимется, Федоров кулаком левой руки нанес удар в челюсть второму рабочему.

Два удара – два в горизонтальном положении. В армии обычно это охлаждало нападавших было чучмеков. Драться его учил старшина роты Губанов, предварительно, показательно отметелив его. Вначале, когда Григорий, решив показать характер, «буранул» на старшину в присутствии группы дедов, он самолично пробил «двойку» в корпус и голову с поразительной скоростью из положения «я в полном расслабоне и безмятежности». В себя он пришел в ротном умывальнике, где ему на лицо лилась вода из крана.

Второй раз, когда он попал в наряд на кухню один славянин среди 12 земляков из Средней Азии, которые тут же возложили все самые трудоемкие обязанности на Григория. Тогда Григорий успел вырубить одного из них, после чего толпой его завалили на кафельный пол варочного зала и начали пинать ногами. Вошедший в столовую старшина одним окриком прекратил избиение. Выслушав со стороны «земляков» от начальника наряда их версию произошедшего, одним ударом под дых сложил Григория в позу эмбриона в утробе матери. После чего объяснил корчившемуся на полу, что в армии нельзя «забивать» на команды старшего по званию, пусть он и только ефрейтор, а тем более поднимать на него руку. При свидетелях.

После короткого монолога Губанов быстро и качественно вырубил шесть из двенадцати. Остальные скрылись в недрах столовой, а старшина посчитал не достойным тратить свое драгоценное время на их преследование и поиски. Оставшимся лежать он подробно объяснил, что впредь очень настоятельно не рекомендует всем отлынивать от своих обязанностей в наряде и очень советует не трогать Его земляка, о чем предложил ознакомить всех не присутствующих на этой лекции бойцов их «землячества». Для закрепления навыка старшина снял Григория с наряда без замены, дабы земляки могли самостоятельно выполнять его обязанности, честно разделив их между собой. Ну или нечестно.

С этого дня Губанов гонял Григория лично. По физо, по уставам, по матчасти. И спрашивал с него строже. «Трахнуть земелю, что на родине побывать!», – говорил он. А ни чего, что между домами «земель» полторы тысячи километров? Как выяснилось, для старшины все земляне – земляки. «Ну, ты же не с Альфы Центавра приперся сюда служить?»

Трижды в неделю Губанов ходил в гарнизонный Дом офицеров, где два часа учил боксу пацанов-школьников из военного городка. Григорий ходил с ним как спарринг-партнер и манекен-пособие для наглядного примера на тренировке.

А после тренировки, когда пацаны разбегались по домам, Губанов учил уже Федорова. Не боксу. Рукопашному бою. А правильнее – правильному ведению боя. «Выиграешь бой, когда сможешь до его начала понять – когда его начать, с кого начать и в какой последовательности выбивать противников». «Драка – это когда ты бьешь и тебя бьют. Не учись драться, учись бить. В идеале, когда один удар минус противник. Не добивай ударенного, минусуй дальше, потом подчистишь, если надо». «Лучшая победа – когда противники просто уходят, оставив поле за тобой. Пусть что-то говорят, кричат, угрожают, но уходят. Потому, что уже признали твою силу. А признали раз, признают и еще. А там и власть признают».

Короче, готовил Губанов себе замену, как обещал командиру роты. Отслужив два года срочной и два года сверхсрочником, он получил предложение перейти на контракт в какую-то «спецуху». Вот и готовил Григория.

Старшиной роты Григорий пробыл восемь месяцев. Их строительную часть расформировали. Последние полтора месяца до дембеля он дослуживал в железнодорожных войсках.

Вот и сейчас, впервые после службы, Григорию пригодилась губановская наука. Два удара – два в минусе. Правда, как выяснилось, не на долго. Оба рабочих, недовольно урча, поднялись и вновь направились к нему.

– Мужики! Да что случилось? Что я вам сделал?

«По ходу – надо сделать ноги», – решил Григорий, рванув к админкорпусу. Забежав, он шваброй заблокировал входную дверь. Через минуту в дверь начали стучать и скрести. И ни слова мата, угроз. Только урчание. Поднявшись на второй этаж, Григорий пробежал в крыло коридора, которое выходило на проходную. Он не слышал звука отъезжающего мотоцикла и хотел крикнуть Бурмичу о сбесившихся рабочих. Открыв оконную раму и набрав уже воздуха, что б крикнуть Григорий передумал. Возле старенького МТ, на хорошо освещаемом галогеновым прожектором пятачке, десяток рабочих зубами рвали самого уважаемого и рабочими, и руководством заместителя директора. Кровь растекалась из-под его плаща. Кровью были перемазаны лица и одежда пирующих. Они отталкивали друг друга, чтобы добраться за очередным куском плоти. Двое вырывали друг у друга уже хорошо погрызенную и оторванную от тела ногу.

Григорий присел за подоконник.

– Да что ж это твориться? Точно какая-то химия разлилась. Угробят тварюки планету.

Федоров не конкретизировал, кто именно ее угробит: или ученые, или военные, возможно военные ученые, но то что угробят, ему было уже ясно.

В голове промелькнул сюжет американского фильма-ужастика из 90-х, когда военные потеряли контейнер с какой-то заразой, в результате чего ожили все мертвецы на кладбище и очень быстренько похавали живущих. Один из удачно вырвавшихся героев, прорвался к этому контейнеру и позвонил на указанный на нем телефонный номер. В министерство обороны. Военные в очередной раз спасли мир, шарахнув ядерной бомбой по городку. Нету тела – нету дела. Нет контейнера – нет халатности.

Подумав об этом, Григорий решил, что бежать от этого места надо подальше. И быстрее.

За окном послышался шум приближающегося автомобиля, а на стенах коридора появились синие отблески проблескового маячка.

Осторожно выглянув из-под подоконника, Григорий увидел подъезжающий со стороны появившегося леса УАЗ-буханку с включенным маячком.

А вот и кавалерия в лице ментов. Машина остановилась, когда куча копошащихся возле КПП тел попала в лучи фар. Но по мнению Федорова с такого расстояния и ракурса приехавшие не могли оценить всего ужаса происходящего.

– Внимание! Всем встать возле стены здания.

Зомбаки отреагировали на голос одновременно и одинаково. Они прекратили есть и повернули головы на источник шума. И как по команде направились к автомобилю. Возле тела Бурмича остался только один. Вероятно, его отталкивали от общего стола, и он предпочел доедать, а не идти за вторым блюдом. Со стороны автомобиля раздались крики, а через несколько минут ударила длинная автоматная очередь, патронов на двадцать.

Через ворота проходной, в сторону стрельбы, прошло еще с полдюжины человек. А может и не человек уже. То, что там стреляют и это само по себе уже опасно, их не смущало и не останавливало.

От автомобиля стали раздаваться одиночные выстрелы. Очевидно, что стреляли уже из пистолетов.

Надо бы ментам помочь, подумал Федоров. Но две, как минимум проблемы. Первая – как? Вторая – как бы приехавшие, в горячке боя, не пристрелили и его.

Вооружиться на комбинате было не чем. Все что он смог придумать, это топор и багор на противопожарном щите справа от входа в админкорпус.

«Вторую проблему будем решать по ходу дела», – решил мастер и побежал к выходу. В оставшемся открытым окне от автомобиля продолжали раздаваться крики и выстрелы.