И тут лед под рыбаком треснул. Он очутился в ледяной воде.
– Все, завязываю, – простонала я, ложась на лед и ползя в сторону полыньи…
– Это был последний раз! Обещаю! Буду сидеть дома, смотреть сериал, пить чай и … и… – по –пластунски ползла я, обдирая себе колени и руки.
Глава вторая. Мимимишки!
О, боже, какой мужчина! Быстро снимай штаны!
А еще я хочу от тебя шубу, куртку, варежки и сапоги!
Очень замерзшая девушка
Я схватила мокрую и холодную руку, таща ее к себе. Лед трескался и обламывался несколько раз, перед тем как мне удалось втащить рыбака на льдину.
– Снасти, снасти! – орал Мамонтенок, пытаясь встать, пока я тащила его волоком на берег. – Они же денег стоят! И рыба там же!
Я дышала, как паровоз, с трудом таща за собой озябшее тело на берег.
– Есть! – выдохнула я, лежа на снегу и глядя в небо, подернутое первым сумраком вечера. Успели до вечера! Повезло!
– Уф… – простонала я, шипя рации. – Стоп поиск! Найден! Жив! Лиса один! Повторяю! Стоп поиск! Найден. Жив!
– Ура! Лиса нашла хвост! Ура! – радовались на том конце рации, пока я укутывала продрогшее тело пенсионера одеялами и наливала сладкий теплый чай. – Состояние?
– Среднее! Переохлаждение, был в холодной воде, в сознании, стоит на своих ножках, – устало отрапортовала я. – Грею до прибытия! Боюсь, сама не выведу!
– Стоп поиск по Носку! – слышался шелест рации. – Перебросишься на Шепелева? Народу катастрофически не хватает! У меня всего пятеро! Плюс трое местных!
– Пить, – шептали посиневшие губы. – Пить…
– Сейчас дам, – выдыхала я, вкладывая в трясущиеся руки дымящуюся крышку от термоса.
– Пить! Пить… – стонал Носок, глядя на меня преданным и очень знакомым взглядом: «Я обещаю, я так больше не бубу!».
И тут я замерла.
Мне показалось, или я услышала женский голос в легкой поземке.
«Та, кто вместо меня…»…
Ничего себе, что почудилось!
– Семен Семенович! – ласково возмутилась я. – Вот как вам не стыдно! Какого вы опять поперлись в лес! Что ж вам дома –то не сидится!
– Ч-ч-что ж ты злишься, доч-ч-чка, – послышался разнесчастный голос. Вроде отогревается. Нужно проверить, сможет идти или нет.
– А что мне не злиться? – сделала я глубокий вдох. – Вместо того, чтобы сидеть дома, как все нормальные люди, пить чай, смотреть хахашки, я прочесываю лес вместе с ребятами! Да у меня из-за вас мужики не задерживаются! Чуть что по звонку куда? Правильно! В лес! Слышите, что у меня с голосом! Да у меня хулиганы какают и писяют в подъезде, когда я отвечаю им, который час! Кхе!
– Да ты не р-р-руг-г-гайся, доч-ч-чечка! Ты только посмот-т-три, как т-т-тут к-к-красиво! К-к-красотища ведь! – вздохнул Носок, требуя еще чая.
– И медведи! – резковато ответила я, уже планируя следующий поиск. Так, отогреюсь и приду в себя. На работу мне только послезавтра. Еще один поиск потяну!
Раньше я часто брала больничные. И меняла работы. А однажды, уже на этой работе, меня в очередной раз позвали в кабинет к начальству. Я готовилась услышать, что меня уволили. Но директор просто подошел и пожал руку. «Что ж ты не сказала!». И показал наше фото на телефоне вокруг спасенной бабушки. «Если вам там че надо, говори… У меня мать так нашли три года назад! Пошла в кооперативе мусор вынести!».
– Кто вам разрешил на лед выходить, Семен Семенович! – ласково упрекала я. – Он же тонкий!
– Хочешь конф-ф-фетку… Вкусная! – протянули мне маленькую шоколадку на озябшей ладони.
– Нет, спасибо, – строго произнесла я, терпеливо ожидая подкрепления.
Я стояла возле маленькой замершей лужи. Плохо, что ребята из моей Лисы уехали. Им на работу сегодня. Так бы мы его быстро дотащили.
– Кто возомнил себя сборной органов по фигурному катанию с посмертной медалью? – беззлобно возмущалась я, чувствуя дикую усталость. Она вдруг навалилась на меня со всей силой. Так всегда бывает, когда один поиск окончен.
На меня смотрели самым разнесчастным взглядом: «Так я ж… Так это… Жене только не говорите!».
– Ребята уже на подходе! – послышалось шипение в рации. – Разговаривай с ним! Чтоб не уснул! Держитесь, помощь уже видит следы! Скорая ждет на дороге!
– Это что за ледовое побоище моих нервов? – устало зевнула я, тряся головой. Главное – не спать! – Вы же должны понимать, что сейчас потепление! И лед хрупкий! Перед тем, как выходить на лед, нужно проверить его!
– Это все Карачун! – вздохнул Семен Семенович. – Это он лед хрупким сделал! Знаешь, девонька, как мороза раньше звали? Ну того, которого на утренниках зовут?
«Говори с ним! Смотри, чтобы не спал! Пофигу о чем!», – мысленно поддерживала себя я.
– А вот и не знаешь! Откуда тебе знать? Его Карачуном раньше звали! И боялись его! А про снегурок слыхала? – рассказывал отогревающийся Семен Семенович, пока я высматривала помощь.
– Мы здесь! – крикнула я на всякий случай.
– Почему их под елочку ставят нарядных? – продолжал Семен Семенович.
– Знаете, я бы этому Карачуну бороду оторвала, и посох в задницу засунула! И провернула бы три раза, – не очень вежливо заявила я. – У меня трое замерзших. Двое из них дети… До сих пор забыть не могу! А лед надо проверять!
Я потопала ногой по маленькой замерзшей луже в пяти метрах от озера.
– Не вот так вот! – выдохнула я, прыгая на лужице двумя ногами.
«Та, кто вместо меня…»… – снова послышалось в ветре, как вдруг лед подо мной хрустнул. И я неожиданно ушла с головой в ледяную воду.
«Снегурочка» – прошептало что-то в моей голове.
Я вынырнула и тут же панически схватилась руками за лед, пытаясь вытащить себя. Лед хрустел и обламывался. Не помню как, но мне удалось выбраться.
– К-к-какой к-к-кошмар, – выдохнула я, трясясь от холода. Еще бы! Искупаться в ледяной воде в мороз – это вам не шутки.
Семен Семеновича нигде не было. Исчезли и рюкзак, и одеяла, и рация.
Я решила, немного пройти вперед, чтобы не замерзнуть. Одежда начала твердеть, превращаясь в ледяные доспехи. Но я знала, что снимать ее ни в коем случае нельзя. Иначе смерть. Пусть мокрая, пусть холодная, но все-таки одежда!
На поляне, на пеньке сидел огромный бурый медведь. Его шерсть была припорошена снегом. Вот почему Семена Семеновича нет! Он от медведя спасался!
– Ша-шатун, – ужаснулась я, тут же замирая. – Ме-медведь… ш-ш-шатун…
– Где? – басом произнес медведь, оборачиваясь по сторонам.
Мне показалось, что он разговаривает?
– А, ну да! Я – медведь, – согласился медведь. И вздохнул.
– Ша-ша-шатун, – подсказывала я, охреневая от ужаса.
– Не шатун! Буран! – обиженно прорычал медведь, уставившись на меня.
Степень ужаса просто зашкаливала. Я попыталась найти файер, но он остался в рюкзаке, который, видимо, унес Семен Семенович!
«Прикинься дохлой!», – прострелила мое сознание спасительная мысль. И я упала на снег. Меня толкнули лапой, перекатывая по снегу. Снег набивался в нос и рот.
– Людям нельзя в лес зимой, – катали меня по снегу, как вдруг послышался ехидный женский голос.
– Че? Мышкуешь, Миша?
– Гляди, какая тощая! – раздался рев надо мной. Я мало что видела, кроме снега, облепившего лицо и набивающегося в рот. – Кто ж тебя такую замуж возьмет! Одни кости!
– Видать в деревне совсем есть нечего! – согласился женский голос.
– Женщина! Уб-берите в-в-вашего ме… – пыталась позвать я на помощь храбрую девушку, как вдруг увидела над собой морду волчицы.
– О, гляди, глаза открыла! – переглянулось зверье. – Ты че в лесу забыла, опилка!
– Кто? – прошептала я, сплевывая снег и пытаясь встать, но меня прижали лапой.
– Эта… Как его… стружка… – напрягся медведь. – Бревно! Хотя нет, бревно толстое… Слово забыл!
– Щепка, – послышался женский голос. Это говорила волчица. – Щепка, Буранушка. Так люди тощих называют!
– Тебе что, не говорили, что в лес зимой негоже хаживать! – склонилась надо мной огромная медвежья морда. – Неужто мамка уму-разуму не учила? А коли медведь какой задерет? Чем же ты думала, дурья твоя голова! Знаешь, сколько в лесу медведей нынче ходит?
