– Сме-е-е-ерть!!!

В этот момент воробьи притихли и вспорхнули с сугроба.

– Где?! – обалдела я, вертя головой.  Воробьи тут же пересели на соседний сугроб.

– Рядом! Гадом! Садом! Каким садом! Что рядом! Градом!

Опять их крики слились в неразличимый  гомон.

– Сме-е-ерть!!! – истерично заорал кто-то из них, как бы подытожив игру в испорченный телефон. Они снова вспорхнули и отлетели подальше.

– Идиоты! Идиоты! – перекрикивался кто-то из заснеженных ветвей.

– Ага, Ага! – соглашался уже другой птичий голос. – Угу! Угу!

Это казалось таким удивительным, что я на секунду заслушалась. Иногда я думала, плохо, что с птичками умеют общаться только героини мультиков. А вот сейчас понимаю, что у меня это тоже неплохо получается!

– Там она! – крикнула Метелица, ведя нас  к огромной ели. Только сейчас я увидела сначала брошенную в снегу корзинку, а потом и саму потеряшку.

В заснеженном лесу возле огромной заснеженной ели стояла девушка. На ней был коричневый тулуп, валенки и еще один платок, обмотавший тулуп сверху.

– Ой, жарко у вас тут! Ну что ж! Посидела я, отогрелась! Благодарствую, братья – месяцы!  – слышался ее голос.  – Иначе бы в лесу совсем пропала! Вон какую вьюгу Карачун наслал! А у костра тепло!

Девица стояла ко мне спиной.  Я видела только толстую растрёпанную косу.

– От костра такой жар идет! А меня мачеха за подснежниками послала и сказала, что без них не возвращаться! Где же я их зимой найду?

Никакого костра не было. Зато был заснеженный куст.

Девица медленно стаскивала с себя платок. Варежки уже валялись на снегу. Девушка протянула руки вперед, словно отогревая их. Вокруг нее стелилась поземка, завывала метель, осыпался снег с ели, зато на бледном лице с посиневшими губами была улыбка.

Девица уже опустила платок на снег.

– О! Неужели! Братец Март, ты это сделал? – удивилась она, стоя посреди вытоптанного сугроба. Она подняла голову, словно рассматривая ель. – Ну и жарко же! Видать Март теплым будет!  Глядите! Снег тает! А под снегом… О! Подснежники!

Она  хрипло рассмеялась, осматривая сугроб по сторонам. Стащив с себя шубу, девица принялась шарить по сугробу руками, словно что-то роет.

– О, сколько их тут! Подснежников! – обрадовался голос, пока я осторожно слезала с Бурана. – Ты погляди! Под каждым кустом! А какие красивые! Ой, спасибо вам, добрые месяцы!

– И вот так всегда, – послышался вздох Буранушки.

 Я опомнилась и слетела с него, пробираясь к стриптизерше, которую не заказывала. Она все еще стояла почти по пояс в снегу, что-то пытаясь вырыть…

С недавних пор приватизированная мною шуба стелилась по сугробам, пока я с удивлением обнаружила, что не проваливаюсь по пояс, как раньше. Словно сам снег выталкивает меня.

– О, братец Апрель, – послышался охрипший голос девицы.

–Эй! – крикнула я, пытаясь до нее добраться раньше, чем смерть.

 Девушка меня не слышала, но она уже стала снимать с себя что-то похожее на старое платье.

– О, братец Апрель! Братец Май! Братец Июнь!

– Неужели там кто-то настолько симпатичный? – спросила я, глядя на снежную пустоту под елью. – Тебя мама разве не учила, что раздеваться перед двенадцатью мужиками приличная девушка может только в случае, если это медицинский консилиум! А ну быстро тулуп обратно!

Я уже подобрала с сугроба тулуп, отряхнув его от снега. Еще немного подобраться и …

– Так, все, стриптиз окончен, господа двенадцать месяцев! У нас двенадцать месячных, так что кина не будет! – рявкнула я в сторону елки, пытаясь натянуть на девицу платье. – Иди сюда!

– Целую корзину набрала! – слышался голос девицы, пока я натянув на нее платье, стала натягивать на нее свою куртку,  а сверху тулуп.

– Милая, зачем тебе до трусов раздеваться? Представляешь, сколько… эм… подснежников еще в шубу поместится? Так, дорогие месяцы, скидываемся девочке подснежниками и прощаемся! –  усмехнулась я, дрожащими  от переживания руками, пытаясь  запихнуть девушку в тулуп. Но она сопротивлялась, вырывалась! Скажу больше! Она даже попыталась убежать!

– Какой же ты красивый, братец Апрель! – кричала девушка, пока я пыталась засунуть ее руку в рукав.

– Где? Где Сопрель? – заметила я, просовывая озябшую руку в тулуп. – Ой! Ты его со стороны видела? Так себе! Уверенный среднячок! Ты сама подумай, сколько соплей в таком носу поместится? И вот зачем тебе сопливый муж? Другое дело Жарюль! Ты гляди какой жаркий мужик! Я бы даже сказала, что Июль у нас – знойный красавец! Так, руку сюда! Кому говорю!

Я кутала озябшую красавицу и пыталась оттащить от «костра» и «двенадцати мужиков».

– Братец Февраль! Спасибо, что уступил право братцу своему! – сипло орала девица, дергаясь изо всех сил!

– Ты там смотри, високосный он или как? – уворачивалась я от хаотичных ударов руками. – С хвостиком или без? Потому что не високосный Февраль без хвостика нам не интересен!

Надо прекращать этот разврат!

Укутав ее своей шубой, я изо всех сил волокла ее по сугробам к застывшим Буранушке и Метелице.

– Я вернусь, мои дорогие месяцы! – кричала красавица хриплым голосом, пока я изо всех сил перла ее на себе. Мы были в разных весовых категориях. Ничего себе – бедная сиротка! А весит, как не бедная сиротка! Что уж говорить про дочку мачехи.  Мне кажется, я ее из лесу не вытащу. Тут сани нужны и вездеход с повышенной проходимостью!

– Буду ждать вас! – сипло кричала девица, пока я дотащила ее до Бурана. В моей шубе она начала постепенно отогреваться.

– Ты недолго ее в шубе держи! А не то, помрет! – послышался голос Бурана. – Шуба, хоть и греет, но помереть может!

– Да помолчи ты! – рявкнула волчица. – Сейчас девку напугаешь! Скажет, что медведь говорящий!

– Ух! – выдохнула я, не видя привычного пара изо рта.

– Ой, ой, – послышался странный голос. – Холодно-то как…

– Терпи! Сейчас тебя в деревню потащим! – осмотрелась я, глядя на то, как губы бледнеют. – Кто такая?

– Настенька, – выдохнул пар. – А где двенадцать месяцев?

– Где-где? В календаре! – заметила я, постепенно растирая ее лицо варежкой.

– А ты кто? – спросил сиплый голос, пока я пыталась восстановить кровоток.

– Я? – задумалась я, переходя к рукам. Девица чуток порозовела. Уже хорошо!  – Ты разве не знала, что между тридцать первым декабря и седьмым января есть еще один месяц Бухабрь? Декабрь, Бухабрь, Январь, Февраль… Я их сестрица!  Бухабрь!

В себя пришла, уже лучше! Успели! Главное, теперь ее обратно живой довезти!

– Не слыхала про такой, – послышался озябший шепот.

– Куда?!! – рявкнула я, когда она попыталась раздеться. – Ноги сюда давай!

Я стянула валенки и тряпки и стала изо всех сил растирать ее ноги под шубой.

– Теперь слыхала, – проворчала я, понимая, что главное – не переборщить с шубой. – Что в лесу делала?

– Ма-ма-мачеха за подснежниками п-п-послала… – послышался слабенький голос.

– У тебя что? Мачеха оперуполномоченным работает? Вас на расставяший труп вызвали?  – спросила я, глядя на бледное лицо и трясущиеся губы. – Тоже мне, девушка по вызову! Тоже мне опергруппа Настенька выехала в лес собирать тех, кто однажды в багажник пролез! А потом его в лесу по весне нашли! Как снежок сошел, так сразу проклюнулись на радость судмедэкспертам и собачникам, которые их увидели первыми! Ну послала, так послала! А ты чего поперлась?

– Так ведь, лютая у меня ма-ма-мачеха, – простонала девица. – Свою дочку любит, а меня со свету сжить х-х-хочет!

– И ты ей всеми силами пытаешься помочь! Я поняла, – выдохнула я, затаскивая красавицу на Бурана.

– А куда мне де-де-деваться-то? – скуксилась девица, пытаясь заплакать. – Батюшка помер, а я одна на свете, как перст осталась… А замуж меня не бе-бе-берут! Приданого за мной не-не-нету! Мачеха ни соломинки не д-д-даст! А т-т-так бы вышла за первого встречного, чтобы мачеху не в-в-видеть!

А потом говорят, что нам, девушкам, от мужиков только деньги и нужны!