Но сегодня в телефонном разговоре она уловила главное: Адриану плохо, его окружают предательство и сплошной негатив. Он находится в стрессовом состоянии. Она завтра ему все расскажет и они вместе подумают, как изменить ситуацию к лучшему. Вместе они сумеют справиться со всеми навалившимися несчастиями.

Когда разговор со Светланой завершился, Адриан снова погрузился в свои мысли.

– Безусловно, Светлана – лучшая из женщин. Её ему послал сам Всевышний. Возможно, это компенсация за прежний брак с Наташей, которая до сих пор продолжает его периодически «пилить», хотя никаких прав уже не имеет. Он давным-давно решительно прекратил бы все оскорбления и наезды со стороны прежней жены, но причиной его повышенного терпения была дочь. Ленка не должна слышать очередные скандалы, которые умело организовывала её мать. Особенно сейчас, когда происходят непонятные события и дочь требуется спасать и ограждать от всего этого дерьма. Да и Юркино предательство ситуацию не улучшает. Не зря же мудрые люди говорят, что беда не приходит одна.

Добравшись до дома, Адриан принял душ и не ужиная, прилег на диван. Трудный деньдал о себе знать и Адриан незаметно заснул.

Во сне он видел себя еще 12–летним подростком. Дом, в котором прошло детство Адриана, отличался многонациональностью. Кроме русских, белорусов и украинцев тут проживали и грузины, и армяне, и молдаване. Функции старшей по подъезду почему-то с давних времен были возложены на татарку Гульсину Абриковну, которую все за глаза называли Абрикосовной. Тетя Гуля, как называли её малыши, была добрым и отзывчивым человеком. Даже когда она ругала дворовую ребятню за разбитое окно или иное безобразие, её небольшой акцент и некоторые мудреные словечки вызывали скорее дружные улыбки, чем чувство стыда. Но к тете Гуле все относились хорошо. Она и поздоровается, и улыбнётся, и расскажет что-нибудь интересное.

Боялись и недолюбливали другого человека – цыганку тетю Лялю с первого этажа. Это была сама скрытность и нелюдимость. Адриан всегда видел цыганку только из окна, потому как из своей квартиры она практически не выходила. Поговаривали, что ей уже много лет, что ест она жареных котов и ежей, и постоянно колдует, призывая во двор всякую нечисть. Об этом убежденно рассказывала мальчишкам во дворе 16-летняя Зойка – рослая и фигуристая девушка, которая очень нравилась Адриану. Но Зойка была на 4 года старше его и потому девушка свысока смотрела на малолетнего ухажера, насмешливо называя его – «Адриан – Барабан».

Зойка периодически интриговала и пугала дворовую ребятню рассказами о таинственной колдунье. Никто в точности не знал, что творится за таинственной дверью. Цыганка Ляля ни с кем не разговаривала, в квартиру никого не пускала, сама никуда не выходила. Чем живёт – непонятно, даже городским службам даёт от ворот поворот.

Ребятня часто подтягивалась на подоконнике или забиралась на шиферную крышу подвала, чтобы разглядеть, что у цыганки хранится в квартире. Конечно, все надеялись увидеть какие-то старинные предметы, магические штуки, вычурные наряды и украшения, скелеты и черепа. На худой конец – горы тряпья, мусора и подвешенных к потолку готовых к употреблению ежей и котов. К всеобщему сожалению жилплощадь Ляли ничем не отличалась от квартиры любой другой одинокой женщины, по крайней мере, из окна всё выглядело именно так.

Но никто и не думал на этом успокаиваться. По инициативе ушлой Зойки дворовая ребятня даже дежурства организовывала у двери предполагаемой колдуньи – вдруг кто зайдёт к старой цыганке, и тогда откроются её тайны. Отсутствие тайн никого бы не устроило.

Вскоре все эти дежурства детворе поднадоели. Лишь Зойка в сопровождении влюбленного Адриана ежедневно пытались какое-то время контролировать заветную дверь. И однажды им улыбнулась удача.

Когда Зойка и Адриан находились недалеко от двери, старая Ляля услышала в подъезде мяуканье, распахнула свою дверь и зашаркала с блюдцем молока к пролёту между первым и вторым этажами. Зойка и Адриан без промедления ринулись из укрытия у почтовых ящиков в тайную квартиру.

Переступив через порог, они сразу почувствовали запах жареной картошки и липового меда. Они бегло взглянули на кухню, красующуюся берестяными ёмкостями и сервизом с маками, потом осмотрели маленькую спальню. В зале, кроме множества разномастных кресел, диванов и шкафов, не было ровным счётом ничего интересного. Оба – и Зойка и Адриан – возлагали большие надежды на оставшуюся комнату, скрывающуюся за занавесью то ли из длинных разноцветных бусин, то ли из раскрашенных сухих макаронин.

Под шелест и тихое перестукивание занавески они заглянули в комнату. Самодельные стеллажи тянулись вдоль стен до самого потолка. Странно, что через окно их невозможно было разглядеть, даже самый край. Казалось, на них можно найти все детские сокровища: пустые, но очень красивые флаконы от духов, глобусы разных размеров, книги, коробочки с разномастными бусинками, рыболовные крючки, чучело ворона.

Адриан стоял, разинув рот. Где-то в глубине души он понимал, что пора уже бежать сломя голову, иначе получит нагоняй от цыганки, но ноги не слушались. Место притягивало взгляд, зачаровывало и не отпускало. Хотелось, как сорока, тащить сюда ещё больше сокровищ. Он похлопал по карманам, но ничего путного в них не оказалось. Так, фантики да отцовский перочинный нож.

– Фу, барахольщица, – снисходительно вынесла вердикт аккуратистка Зойка. – Слушай, Барабан, давай чего-нибудь возьмём, ну, в доказательство того, что мы здесь были.

Адриан не сразу понял, о чем это она, а потом было уже поздно. Зойка надевала на большой палец массивный перстень из тёмного серебра с тусклым фиолетовым камнем.

– Ты чего, мы же только посмотреть пришли, – зашипел на неё Адриан.

– Боишься, что ли? – фыркнула подруга. – Ты – не Барабан, а Болван. Так тебя и буду теперь звать!

Адриан обиженно засопел, но ответить не успел. Скрипнула входная дверь. Цыганка возвращалась. Зойка показала ему язык и пулей метнулась к выходу. Из коридора послышался старый трескучий голос. Слов на непонятном языке было не разобрать, но наверняка ничего хорошего.

Адриан не двигался с места. Что-то в этой комнате не отпускало его, перекрывая лихорадочные мысли о спасении бегством, расслабляя мышцы, выравнивая ритм сердца.

Из коридора послышались шаркающие шаги, зашуршали-застучали друг об друга свисающие макаронины. Ляля мрачно оглядела комнату, игнорируя застывшего, не в силах издать и звука, Адриана. Затем цокнула языком и тяжело вздохнула.

– Возвращай, что взял, воришка, И брысь…

– Я… не брал ничего, – он густо покраснел и, засунув руки в карманы, вытащил содержимое. – Вот, смотрите.

На ладонях покоились его сокровища. Почти механически он положил на полку ворох фантиков, старательно отглаженных и свёрнутых вчетверо, и папин нож. Ляля грозно глянула из-под густых, совершенно белых, словно обсыпанных мукой, бровей.

– Запомни. Честь дороже серёг и колец.

– Что?

– Мне, говорю, чужого не надо. И ты чужого не бери никогда. И уж, тем более, не распоряжайся, как своим.

Адриан с перепугу не понял, о чём говорит цыганка, и только виновато хлопал глазами. В голове его медленно пошатнулся стереотип о вороватых цыганах. Скрипнул, треснул, являя в образовавшуюся щель истину. Папин нож он взял без спросу. И Зойка…

– Извините, – пробормотал он, забирая нож обратно. – А фантики оставьте себе. Фраза прозвучала глупо, зато честно.

– А ты что хотел бы получить взамен, – улыбнулась цыганка.

– Не знаю, – честно признался Адриан.

– Ну, тогда подождем, – Ляля внимательно посмотрела в глаза мальчика. – Будем считать, что я тебе дарю отложенное желание. Когда оно у тебя окончательно сформируется, придешь ко мне, и я его исполню. Договорились?

Адриан растеряно кивнул. После этого Ляля, с трудом волоча ногами, подошла к стеллажу, пошелестела фантиками, даже попробовала на зуб несколько раз и, видимо, осталась довольна. Потом высыпала на руку горсть украшений из жестяной банки, пошарила скрюченными пальцами и выудила тонкое, словно проволока, железное кольцо.