И вот, пошла по всей Вычегде молва, что среди зырян поселилась дочь великого бога Войпеля, Бур-Ань, слетевшая с высокого неба (так говорили зыряне), и многое множество людей потянулось к ней, прося ее помощи.

Шесть с небольшим лет прожила Бур-Ань в родном крае и немало добра сделала для окружающих. Зыряне боготворили ее и считали действительною дочерью Войпеля, а Бур-Ань никому ничего о себе не рассказывала, не подтверждая и не отрицая, что она дочь зырянского бога. Она решила молчать о своей прежней жизни до тех пор, пока свет Христова учения не проникнет в зырянский край…

Такова была жизнь этой удивительной женщины, не жалевшей себя ради своего народа… Но не в силах она была растопить лед в сердцах своих собратий, не в силах сделать их «добрыми и хорошими» – и глубокий вздох вырвался у нее из груди, когда она вспомнила эти слова.

Она поднялась с лодки.

– Нет, не могу я сделать этого, – прошептала она, задумчиво глядя на реку. – На это нужна большая сила, сила такого человека, как Стефан… Да, он умягчит ожесточенные сердца, сделает всех добрыми и хорошими, я верю в это! – уверенно произнесла она и повернулась назад, чтобы идти к избе старшины, как вдруг, скрипучие звуки пронеслись над рекой, прилетев откуда-то снизу.

Это заинтересовало Бур-Ань.

– Кажется, лодки плывут, веслами скрипят, – подумала она прислушиваясь. – Какие же люди это?

Она остановилась на берегу, желая узнать, кто это путешествует ночью. На сердце у нее стала тревожно.

Скрип весел и плеск воды под плывущими лодками приближался. Бур-Ань устремила взгляд вниз по реке, блестевшей в лунном свете, и вдруг, вздрогнула.

Она услышала русскую речь.

«Ушкуйники, ушкуйники!» – мелькнула мысль, но она не тронулась с места, а стала спокойно ожидать приближения лодок.

Глухо скрипели весла, и русский разговор на лодках делался все слышнее. Из-за речного поворота показались темные силуэты ушкуев, приближаясь к Важгорту, легко преодолевая противное течение. В селении залаяли собаки, но это никого не встревожило, да зыряне и не обратили внимания на собак, лаявших как-то лениво и неохотно. На лодках в свете луны что-то поблескивало, вероятно оружие.

– Да, да, это новгородцы, ушкуйники. И опять грабеж будет, а если не грабеж, то большой откуп отдать придется… Какие же христиане это? И как христианский Бог терпит такую неправду?

Она подошла к самому берегу и услышала, как хриплый голос на передней лодке говорил: Приготовьтесь, братцы! Видать, что к жилью подходим. Неровен час, эти зырянишки вздумают нас стрелами да дрекольями встретить. Бог знает, что может им в башку взбрести…

– Это зырянишки-то? Ха-ха-ха! – презрительно рассмеялся кто-то другой, – да они нас пальцем тронуть не посмеют! Трусы они, это не татары проклятые…

Горечь поднялась в душе Бур-Ань. Она выждала, когда передняя лодка поравнялась с нею и звонко крикнула по-русски:

– Не дело надумали, добрые молодцы, бедных людей грабить! Бог вас накажет за это! Попомните мое слово!

И она выпрямилась во весь рост на высоком берегу Вычегды, освещенная бледным светом луны. Ушкуйники опустили весла. Внезапное обращение к ним неведомой женщина и при том на их родном языке, видимо, поразило их. Несколько минут продолжалось молчание. Но недолго безмолвствовали добрые молодцы: люди они были опытные, всякое повидали… Живо оправились они от замешательства, и с передней лодки раздался грубый голос:

– Какое тебе дело до нас? Кто ты и откуда взялась, что по-нашему говорить умеешь?…

– Да это, никак, баба, – выкрикнул кто-то другой, – видите, ширинка – платок на голове и одежда длинная! Здорово, здорово, голубушка, спасибо тебе, что встретила!..

– Эй, вы, там! Тише! – послышался третий голос, и все смолкли, снова взявшись за весла. – Нечего по-пустому глотки драть! Живее гребите к берегу! Посмотрим, что это за человек? Быть может и хороший человек. А хороших людей просмеивать не годится, особливо, кто по-русски бает. Не так ли, братцы?

– Так, так, атаман, – загудели голоса, и ушкуи подошли к берегу, на котором стояла Бур-Ань.

Спокойно смотрела отважная девушка на длинные узкие лодки, одна за другой пристававшие к берегу и тоскливо думала о том, что опять новая тягота наваливается на зырян. Ушкуйники могли согласиться на ее просьбу не грабить и не убивать зырян, но без откупа они не уйдут. Бур-Ань боялась, что откуп этот будет весьма тяжел и обременителен для зырян и разорит их до крайности.

Ушкуйники всыпали на берег. Первым на берег вышел атаман (так его называли остальные). Он направился к Бур-Ани.

При бледном свете девушка увидела, что это был довольно молодой человек с небольшой бородкой, в кольчуге, и двинулась ему навстречу.

– Я вижу перед собой атамана, – сказала она, – но не знаю, какой он человек: добрый или злой? Можно ему говорить правду или нет?

Атаман почтительно снял шапку с головы.

– Правду я всегда слушаю! – ответил он, любуясь красотою девушки, поразившей его своею смелостью, – без правды и мы не живем, хотя и считаемся разбойниками. Так что же, говори, какое дело твое? Я слушаю.

– Я хочу сказать вам, русские люди, что стыд вам великий обижать и обирать таких людей, которые и без того с голоду умирают. А вы еще русские люди, христиане, носите на себе знамение креста Христова! Какая же правда в вас? И какая совесть в вашем сердце? И чему же вас учит ваша вера, когда вы проливаете кровь человеческую? И разве Христос завещал вам обижать и мучить таких людей, которые слабее вас? Стыдитесь, стыдитесь, добрые молодцы! Сражайтесь с врагами вашей родины, а не нападайте на наш бедный народ, который и без того обижен всеми! Да и корысти вы здесь немного получите. Люди все бедные, убогие, поживиться вам мало чем будет. Лучше ворочайтесь-ка назад без греха…

– Вишь, чего захотела! – крикнул один из ушкуйников, стоявших около атамана, – видать, что бывалая баба: словами так и сыплет…

Но атаман оборвал его: «Молчи!» и обратился к Бур-Ани:

– Знаю, знаю, что негожие мы люди, да что же делать прикажешь: такова уж жизнь наша! Сызмальства привыкли к лихим делам, а теперь и невтерпеж стало: все бы колобродили по местам незнаемым да добывали всякую добычь… Так-то, так-то, моя голубушка. А ты-то, не Бур-Анью ли будешь? Вельми многое слышал я о тебе от одного устюжского гостя (купца) и, признаться, желал того, чтобы ты встретилась на нашем пути. А вот и повстречались мы… Да только неласково ты принимаешь нас… Оно и вестимо так, да охота пуще неволи, говорится, и не можем мы отстать от дурных повадок. Уж ты прости нас, грешных, а мы твое селение не тронем, пускай оно стоит в целости, а другие селения придется пощупать. Нельзя же без добычи ворочаться…

И атаман надел шапку на голову, как бы считая, что дань уважения чудной зырянской женщине отдана. Ушкуйники громко заговорили:

– Так что ж, не трогать нам это селение, атаман? Коли так, прикажи, хотя б откуп небольшой взять! Нельзя же без откупа отваливать…

– Откуп возьмем с других селений, а это не троньте, – строго сказал атаман и подумав, велел:

– А теперь разводите огни. Отдохнем здесь до утра, а с солнцем двинемся далее. Не вздумайте шарить по избам, не обижайте здешних жителей, а не то я расправлюсь с ослушниками. У меня расправа коротка, сами знаете. Слышали?

Ушкуйники разбрелись по берегу Вычегды собирать сушняк для костров. Им не очень понравился приказ атамана не трогать селение, кажущееся довольно порядочным, но нарушить его они не смели и, поневоле как бы превратились в великодушных людей, жертвующих своей корыстью делу милосердия.

Между тем, сон важгортцев был прерван. Собаки их заливались лаем все сильнее и злее, уж очень бесцеремонно шумели ушкуйники, нарушая ночной покой. Проснувшиеся зыряне были поражены видом множества вооруженных людей на берегу и тут же бросились будить остальных. Между избами замелькали жители, срочно угоняющие скотину в лес. Коровы мычали, овцы блеяли, женщины и дети кричали, увидев незваных гостей…