— Ты достал меня! Достал! Какой-то придурок нагло украл мой первый поцелуй, а потом взял и смылся! Понимаешь?! Просто испарился! Как некультурное привидение! Теперь ты доволен?!

Он пару раз странно моргает, смотря на меня во все глаза. Его мое признание не меньше меня удивляет, или даже больше. Выглядит действительно шокированным.

— Вот же… — тихо ругается и отворачивается к окну.

Минуту нас обоих проникновенно поглощает тишина, а затем наставник снова практикуется в мастерстве ярости.

— Еще скажи, что в клуб первый раз пошла? В этом своем коротеньком топике и узких джинсах нафига тряслась?! Какого хера вообще поперлась? Думаешь, зачем пять минут темноты в Жаре существуют? Там не только целуются, если ты не знала?! — орет на меня неожиданно. — Он может и дальше пошел бы! Он может хотел! — у него в глазах такая тьма вспыхивает, что я краснею и выкрикиваю:

— Извращенец! — а затем пытаюсь повернуть голову на все сто восемьдесят градусов, убеждая свой днк в наличии совьего гена, чтобы он не видел моего лица.

У меня в сознании разворачивается массовое истязание себя по нескольким пунктам: почему сказала, зачем, и главное кому! Кому?! Адскому наставнику! Сегодня особенный день, он называется: докажи себе, Мила, какая ты кругосветная тупица. И как мне теперь ему в глаза смотреть? Он же додикам своим расскажет, и они начнут надо мной ржать и стебаться.

Нервно стараюсь открыть дверь, и так и эдак, но ничего не выходит, а затем слышу гневное:

— Прекрати!

Мы оба тяжело и зло дышим.

Я могу понять — у меня драма века, а у него что за истерика? Манга для девочек сказывается?.. Вот Янка тоже нервно ждет продолжения о приключениях Ларалиэля и на всех бросается. Может стоит их познакомить, пусть друг на друга срываются. Мне кругом плюс.

Через пару минут мотор вновь начинает рычать.

Но мой наставник ничего не говорит всю оставшуюся дорогу.

Вообще ничего.

А я, вероятно, скоро сверну себе шею.

И зачем только согласилась с ним ехать, балда.

Когда мы подъезжаем к моему дому, он зачем-то паркуется, а затем поворачивается ко мне.

— Ладно. — слышу, как шумно выдыхает. — Что будешь делать?

— В смысле?

— Предположим, я его найду и приведу к тебе. Что будешь делать? — смотрит так, словно в самую душу проникает.

— Дам пощечину и скажу, что он невоспитанный дурак.

— И все? — хмурит брови, на секунду задумывается, а затем похабно ухмыляется. — Тебе, может, понравилось?

— Хватит меня допрашивать! — вспыхиваю. — Ты такой же извращенец, как и тот с танцпола! Вы бы точно поладили! — к счастью дверь подается с первой попытки. — Но спасибо, что подвез. — и выйдя из машины, я бегом несусь к своему подъезду.

Ветер

— А вот это мне купишь? — сестра тычет мне в лицо своим розовым телефоном, ни грамма не заботясь о моем зрении, и удовлетворенно кивает, получая желаемое согласие.

Встаю с корточек, выключаю плиту и, взяв сковородку в руку, начинаю силиконовой лопаткой выкладывать яичницу с помидорами на разложенные тарелки. Стоит мне закончить, как мелкая сразу же оказывается рядом.

— Наклонись-ка, — повелевает командным тоном, и я выполняю просьбу, добавляя во взгляд недовольства. Она сразу просчитывает появившиеся во мне изменения, и тут же меняет политику поведения. — А вот это? — смотрит на меня, хлопая длинными ресничками, как спустившийся с небес маленький ангелочек. Я давно признал, что с ней обречен на вечный проигрыш. И она тоже об этом прекрасно осведомлена. Ловит, удовлетворяющую ее принцешество информацию, а затем без зазрений совести направляет экран своего телефона к моим глазам, чуть не припечатывая его к моему носу. Косоглазие, привет тебе.

— Не хочешь помочь мне с завтраком? — шутливо интересуюсь я.

Телефон лениво отодвигается от моего лица, а вместе с ним исчезает и маска благожелательности.

— Димочка, — идеально пародирует маму, — Ты же сам прекрасно справляешься. Зачем вмешивать в эти бытовые процессы нашу принцессу? — но все же берет со столешницы салфетки и начинает раскладывать их на столе возле тарелок.

— А что будешь делать, когда встретишь своего принца? И он, например, захочет поесть.

Смотрит на меня, как на неандертальца. Глубоко вздыхает. Оценивает, все ли отделы мозга у меня функционируют.

— У меня будет домработница. И повар. — твердо заявляет мелочь и плюхается на один из стульев.

— Как вкусно пахнет. — мама появляется в дверях и с умилением смотрит на нас.

— Обычная яичница с помидорами, мам. — заявляет сестра, но вовремя припоминая свой нехилый список запросов, елейно добавляет. — Но она изумительна.

На середине нашего семейного субботнего завтрака, Лиза будничным тоном, без какой-либо задней мысли, уточняет:

— Тебе снова дала Павлиния?

По счастью, ни я ни мать не жуем в эту неожиданную минуту, способную даже воздух заставить застрять в горле.

Мама прекрасно держит лицо, только пару раз усиленно моргает. Беря кусочек сыра, тактично уточняет:

— Что ты имеешь в виду, доченька?

Мелочь, чье воспитание не позволяет говорить с набитым ртом, дожевывает помидорку, глотает и лишь потом соизволит продолжить.

— Два года назад Дима точно также утром накрывал на стол и готовил. А потом, когда к нам в гости пришел Ник, я слышала, как он говорил брату, что Павлиния ему что-то там дала. Ник тогда сказал, тебя от этого не слабо колбасит.

— Но Димочка ведь часто нам готовит. — с приклеенной пластмассовой улыбкой уверяет мама.

— Да, — задумчиво соглашается мелочь, — Но без наушников в ушах и без этого довольного выражения на лице. Когда она успела потеснить Шерлока?

— Получается, мы чего-то не знаем… — переметнувшись во вражеский лагерь и приняв подходящий по размеру костюм Ватсона, вторым, но уже осознанным троллем поворачивается на меня мать. Маску милейшества у дочери одолжила, тогда как в глазах отчетливо скачут ехидные смешки, — Тебе, сыночек, Павлиния…

— Мы с этой девушкой давно не общаемся. — резче чем мне бы хотелось, отвечаю я. Мама даже не подозревает о ком говорит и от этого совсем тошно. Она тогда переживала за меня. За меня.

— О! — мелочь отправляет в рот оливку и выдает новую мысль своей гениальной головы, — Может тогда тебе Ник дал? Раз не эта…

Мамины губы начинают трястись и саму ее начинает неслабо потрясывать от сдерживаемого смеха. Она, в отличие от уставившейся на меня первым репортёром мелкой, отчаянно старается унять все более настырные приступы хохота. Мне бы очень хотелось поддержать ее смех, но все что выходит, это кривая улыбка и мерзкое чувство, разливающееся внутри.

*

— Как ты мог нас бросить? — Кот смотрит на меня глазами кота из Шрека.

Он прогуливал универ два дня, а сейчас, объявившись, с самого утра закатывает мне сцены брошенной девы-девственницы, которую наспех поимели, она, бедняжка, так и не кончила и теперь, не без основания, возмущена произошедшим. Мое молчание и полный игнор еще больше задевают друга, который уверен, что если мы приехали на моей машине, то и уехать все обязательно должны на ней же. Существование в мире такси и общественного транспорта для него в эту минуту неведомы.

Козлы братья исподтишка наблюдают за трагедией Кота и тихо про себя ржут. Все знают: стоит мне повысить голос, он ту же заткнется. Но сегодня мне не хочется ни на кого орать.

Стараясь унять внутреннее нетерпение, жду окончания второй пары. Смогу наконец пойти и увидеть свою первогодку.

Я не стал ее пытать в понедельник по поводу решения задач, вскользь просмотрел отданные мне листы, ожидаемо почти все ответы были правильными, и без лишних перегибов даже немного ее похвалил. Лицо пандочки в тот момент было непередаваемо прекрасным, даже ротик от удивления открыла. На беду моей ширинки.

Она определенно права, называя меня извращенцем, так как мне понадобилось менее секунды в своем воображении, чтобы полностью ее….