– Я понял, спасибо, – в ожидании Геннадий присел на скамейку у дверей.

«… Он ещё много бед натворит, но тебя не тронет. Побоится…» – всплыли слова Анастасии Ивановны. – Интересно, что она имела ввиду? Арсений Филиппович мёртв. Что бредила – не похоже. Ещё эти камешки. Какой в её словах смысл?»

– Здравствуйте, сказали, что вы меня ждёте, – перед ним стоял парнишка, словно сошедшая с постера точная копия Орландо Блума, только молоденький.

– Да, меня зовут Геннадий. Я журналист из Москвы.

– Про олимпиаду писать будете? – мальчишка взъерошил густые тёмные волосы.

– Не понял. Почему про олимпиаду?

– Из области приезжали брать интервью, я и подумал, что снова об успехах в учёбе, – смутился парнишка.

– Что же, учишься хорошо?

– По-разному бывает. Так получилось, что областную олимпиаду выиграл, вот и прославился.

– Ух, ты! Молодец! – поприветствовал Генка его успех и уточнил. – Олимпиада по химии была?

– Почему по химии? – недоуменно спросил тот. – По истории. Наверное, мне просто повезло.

– Так не бывает, брат! Везёт тому, кто везёт. Если домой идёшь, может по дороге поговорим?

– Хорошо. Я только куртку из гардероба заберу, – охотно согласился подросток.

Когда они вышли на крыльцо, охранник набрал номер Захара.

– Ушёл твой объект и мальчишку Анны Сергеевны увёл. Куда пошли? Откуда я знаю. Домой, наверное. Нет, я не пью. Мне бы отгул в конце месяца, – завершив разговор, он пробурчал сердито. – Хозяева жизни, нашли следопыта.

Сообщение охранника школы обескуражило Химика. «Зачем ему понадобился пацан? Может мамашу потрясти, вдруг что знает?» Он не забыл её «неуд» по литературе, который испоганил аттестат со злополучным «удовлетворительно» среди всех четвёрок и одним «отлично» по химии. Лично его это не удовлетворяло, и он поклялся отомстить за унижение. Позже чувство мести переросло в желание прийти в школу после техникума и сунуть диплом учительнице под нос. Со временем обида померкла, подёрнулась пеленой безразличия, но, как оказалось, не умерла совсем, а притаилась в самых глубоких закоулках его души.

– Я на иномарке езжу, «саламандру» ношу, а вы, Анна Сергеевна, в резиновых ботиках и пешедралом, – вырвалось у него, когда он поднимался на крыльцо проходной базы.

– Не понял, Захар? Кто пешедралом? – окликнул его один из сторожей.

– Заткнись, я не тебе, – зло огрызнулся Химик, оставляя в недоумении застывшего у входа «секьюрити».

В тёмной кишке длинного и узкого коридора, ведущего к административному корпусу, он остановился и замер. «Клятву надо исполнять, раз обещал». Ещё через мгновение вновь послышались его гулкие уверенные шаги, которые вскоре стихли.

Директор базы Виктор Михайлович Харин мерил шагами просторный кабинет, иногда останавливаясь и внимательно рассматривая развешанные по стенам дипломы, сертификаты, вымпелы. Со стороны могло показаться, что он наполняется гордостью, вглядываясь в строки о достижениях, высоких результатах в работе и прочую ерунду. Однако это было не так. С таким же успехом ему пришлось бы задержаться у листа бумаги с рецептом изготовления салата из листьев латука с медово-цитрусовой заправкой или описанием технических характеристик только что сошедшего с конвейера автомобиля в городе Йокосука.

Его мысли были заняты другим. Градус напряжения во взаимоотношениях с супругой достиг своего апогея. Нет, он не вырвался наружу, сметая и круша всё на своём пути, не обрёл форму затяжных, повседневных семейных скандалов, которые подобно серной кислоте растворяют в себе живую ткань взаимоотношений двух живущих вместе людей.

Происходящее с ними напоминало мину с часовым механизмом, которая ждёт своего часа, когда стрелка пройдёт полный круг и замрёт в заданной точке, являя новый отсчёт, где нет места ни минутам, ни метрам, ни жизни вообще.

Начальник отдела сбыта, пришедший с докладом о ситуации по отгрузке товара, был изгнан из кабинета, не успев толком изложить свою реляцию об успехах на маркетинговых фронтах. Досталось и секретарше Карине, которую он пообещал отправить в «пастичерию». Именно это незнакомое слово обидело её больше всего и заставило рыдать без слёз в закутке приёмной, где находился столик с кофе-машиной и набор чайной посуды. Её обиженное воображение нарисовало затхлый хлев, овец, с грязной, в колтунах, шерстью и пьяного скотника с потухшей и прилипшей к нижней губе папиросой, готового поймать и изнасиловать всех, кто попадётся под руку. Она махала ладошками на лицо и подвывала. Дать волю чувствам во всём женском многообразии форм она не могла: слишком много времени было потрачено на утренний макияж, который обязан устоять до конца дня, чего бы это не стоило. «Ладно, ты у меня ещё попляшешь. Ты меня ещё не знаешь», – мысленно повторяла она. Подобные заклинания сушили глаза лучше любой салфетки, что было не раз проверено на опыте. «Только не вспоминать про овец, не вспоминать про скотника, не вспоминать …»

– Ты долго там ещё будешь вздрагивать? – раздалось из приоткрытой двери директора. – Найди мне начальника охраны.

– Туточки я, – Захар откинул занавеску. – Ой, а чё это мы такие расстроенные, такие огорчённые?

– Идите уже, – оттолкнула его Карина и шепнула в сторону. – Может третьим будете на расправу.

– Ты чего развоевался? – Захар прикрыл дверь. – Сбытчик в слезах, Каринка в соплях. Поехали в сауну, развеемся, а?

Виктор присел в кресло и растерянно оглядел стол от края до края.

– Потерял что? – Захар отодвинул стул и присел. – А, понял. С Валеркой поцапался? Ну что ты как маленький? Или до сих пор не поймёшь, что они с Тёмкой…

Он сжал лодочкой обе ладони и постучал по столу. Виктор размахнулся и ударил. Если бы Химик не отпрянул, роняя равновесие и падая вместе со стулом к стене, то мощный хук мог отправить его на пару недель в больницу.

– Ты сдурел что ли? – заорал Захар, пытаясь подняться с пола.

Виктор, выбежав из-за стола, рванул приятеля за грудки и поставил на ноги:

– Говори, что знаешь?

– Не знаю я ничего, – заблажил начальник охраны, пытаясь дотянуться до ушибленного локтя. – Слышал, что её машину в офисе филиала видели.

– От кого слышал? – прошипел в ухо Харин, брызжа слюной в лицо.

– Откуда я помню? Да и давно это было. Мало ли похожих машин? – включил Захар «заднюю», действительно испугавшись разъярённого друга.

Виктор отпустил его воротник, стряхнул невидимую пылинку с пиджака и, положив руку на плечо, медленно, по слогам произнёс:

– Ещё раз своим грязным помелом махнёшь – вырву язык.

Он вернулся к столу, сел в кресло, провёл ладонью по матовой поверхности чёрной столешницы.

– Ты, наверное, думаешь, что, закопав меня, останешься чистым ангелом в голубых шортах? Нет, брат, ошибаешься. Да, я совершил ошибку, излишне доверяя и посвящая тебя в свои дела, полагая, что рядом со мной друг. Собственно, так оно и было. Вспомни, как тебя топтали в школе, как тащил я тебя за собой на высокие должности. Теперь ты возмужал, окреп. Богатырь. Только запомни, дружок, глиняные у тебя ноги. Уберут меня, конец и тебе настанет. Ты без меня – никто, и никогда ничем не был. Так, пустышка. Сними с тебя форму, лиши бабла – как есть Федька, даже хуже. У того руки золотые были, пока не спился. А у тебя что? Ты даже похож на скунса – обдристать всё вокруг, изгадить. Вали отсюда, чтобы я тебя больше не видел.

Но Захар не ушёл. «Сейчас или никогда». Он поднял упавший стул, пододвинул его к столу и присел, глядя в упор на хозяина кабинета:

– А теперь вот что я тебе скажу. Да, ты у нас ледокол, и папа твой – крейсер. Легко тебе за ним плылось. Подскажет, направит, если что, защитит. А у меня тётка, я от неё ничего, кроме ссаной тряпки по морде не видел. Вот и прилип к тебе, плывущему по течению. Такая рыба-прилипала. А что даром силы терять, льды раздвигать, когда есть такие олени, как ты? За то время, пока я на тебе плыл, от моего засоса дырка в корме образовалась. Оторвёшь меня и утонет твой ледокол, никакой крейсер не поможет. Это тебе мой сказ, чтобы не думалось. А теперь к делу. Плыву я с тобой, пока оба не потонем. А чтобы не было соблазна меня от себя оторвать, хочу получить страховку. Пятьдесят процентов от твоего навара с сегодняшнего дня меня устроит, чтобы хватило сил до другого корабля доплыть.