А на следующий день Али бросил меня в бухте, Бри не отвечала на сообщения. Я поговорила с Мерри, и кроха Мик с малышком Энгусом пришли к моей двери со списком вещей — настоящим списком — которые нужно забрать у меня. А потом я вспомнила платье наизнанку, и как быстро она выгнала меня из дома.

И теперь она снова передо мной.

Я знаю, что Фурии манипулируют мной. Я знаю это.

Весь гнев к ним за ложь, гнев к Аиду, Оракулу, папе и Али, к жителям Острова. И к ней. К Бри. Все приходит ко мне. Аид касается моей руки в предупреждении, и я отдергиваю руку.

Или она разбила мое сердце?

Да.

Да, она разбила его. Она разбила меня.

Место в моей груди, откуда идет сила, наполняется ненавистью.

Я обращаюсь к Фуриям:

— Что она тут делает?

Выражение мелькает на лице Бри, и я узнаю его по последним неделям дружбы, когда я раздражала ее всем, что делала, и это распаляет мою ярость. Она имеет наглость злиться на меня, когда она была причиной всего этого.

— Ну? — я шагаю вперед, и когда она сжимается, ее наглое выражение лица трещит, что-то внутри меня радостно воет. — Почему ты в моем саду?

Она медлит.

— Я…

— Что? — я перебиваю ее. — Что ты можешь мне сказать?

Она запинается, и я ощущаю еще укол триумфа. Я хотела этого так сильно на Острове. Я хотела момент, где я раздавлю ее, заставлю отплатить. Я представляла это каждую ночь, когда ложилась спать, это была моя колыбельная.

Алекто, Тисифона и Мегера смотрят на нас с голодом.

— Мы нашли ее для тебя, — тихо говорит Мегера.

— Она ранила тебя, — говорит Тисифона.

— Ты хотела ей смерти, — говорит Алекто.

Я могла прожить тысячу жизней без Алистейра Мюррея. Я прожила половину жизни за месяцы без нее.

И я не могу простить ее за это.

— Кори… — говорит Бри.

Я качаю головой.

Фурии обступают меня, Алекто берет за руку, Тисифона — за другую, Мегера опускает голову мне на плечо, делая нас многоголовым монстром. Я все еще злюсь на их ложь и манипуляции, но, пока я смотрю на ужас Бри из-за того, что змеи трутся об меня, задевая язычками мой висок, я снова люблю Фурий, почти могу их простить. Я поворачиваюсь, целую одну из змей в нос, осмелев из-за страха Бри. Они извиваются в наслаждении, просят моих поцелуев, и я даю их.

— Ты — наша сестра, — говорит мне тихо Алекто. — Мы были там для тебя. Мы для тебя. Ты одна из нас.

— Почти, — говорит Тисифона. — Ей нужно кое-что еще сделать.

— Нужно выбрать, — говорит Мегера.

И я понимаю, почему Бри тут. Все встает на места. Вот, к чему все ведет. Я должна выбрать: я буду скучной садовницей, милой, наивной и безнадежно глупой? Или я буду как они, сильной, яростной и неприкасаемой? Я буду такой, как хочет Аид, или какой они хотят меня видеть?

«Чего ты хочешь?» — говорит что-то во мне.

Я хочу быть такой, какой была. Счастливой с моей подругой, моим парнем и моей жизнью, но этого не будет. Я не могу получить то, чего хочу, и это из-за Бри Давмуа. Она убила старую меня задолго до того, как я пожелала ей смерти.

И я не жалела. Ни тогда.

Ни сейчас.

Я целую в щеку Алекто, потом Мегеру, потом Тисифону.

— Прости, — говорит Бри, ее голос высокий, сдавленный, это согревает мои кости. — За то, что я сделала.

— Они всегда извиняются, когда пора платить, — шепчет мне Мегера, достаточно громко, чтобы слышала и Бри. — Я открою тебе тайну, сестра. Если они говорят, что им жаль, до того, как они прибыли сюда, у нас нет прав на них. Если бы она извинилась перед тобой раньше, искупила вину, ты бы сейчас ее не видела. Она была бы просто мертвой.

Я поворачиваюсь к Мегере, и она целует меня в веки по очереди. Когда она отодвигается, ее черные глаза блестят. И когда я смотрю на Бри, она визжит, вопль высокий. Я знаю, что мои тоже черные. Выбор сделан.

— Прости, — снова говорит Бри, начинает всхлипывать, хотя ее глаза сухие. — Кори, мне жаль.

— Они сожалеют, когда пора платить, — говорю я не своим голосом.

— Прошу, не надо. Прошу, — умоляет она. — Кори, прости. Мне, правда, жаль.

Она пятится, и я ощущаю, как ломаются стебли, как струну в себе. Мои растения. Она в ужасе поднимает взгляд, понимая, что сделал, но то, что она видит на моем лице, заставляет ее снова отступить, растоптать больше моих цветов, и что-то во мне ревет от ощущения, как они ломаются.

Вспышка ослепительно-белой боли на ладонях, и я смотрю на них, вижу, как когти тянутся из кожи. Я кусаю губу, чтобы не закричать, зубы стали острее и длиннее, пронзают кожу, и я ощущаю горячую и соленую кровь.

Я улыбаюсь.

Бри снова кричит, пытается убежать, но Тисифона и Алекто закрывают ей путь.

Мои плечи начинают болеть, покалывает лопатки, кожа натягивается. Я лениво гадаю, будут ли это крылья дракона из моей фантазии, и я надеюсь на это. Сейчас я хочу извергнуть на нее пламя. Сейчас я хочу этого больше всего.

— Вот, — Мегера дает мне что-то, я смотрю и в этот раз вижу плеть с бронзовыми шариками.

Она подходит моей ладони с когтями. Как и сказал Гермес, это их не ранит…

— Кори.

Голос звенит за мной, как удар грома, и мы поворачиваемся, все мы, Фурии, к Аиду, его снова видно.

Тени хлещут по бокам от него, поднимаются за ним, как крылья, и он уже не в человеческой одежде, а в длинной мантии, раскрывающей широкие мускулистые плечи и сильные руки. Его глаза черные, как наши, венок из листьев кипариса на его волосах, в руке посох с двумя зубцами. Он выше, чем мы, выше, чем раньше, его кожа блестит, как жемчуг. Наконец, вот он. Царь Подземного мира.

— Не влезай, Получатель, — говорит Мегера. — Правосудие — наша работа.

— Это не правосудие, и она — не одна из вас, — он кивает на меня.

— Разве? Посмотри на ее глаза, ее ладони. Посмотри на ее зубы. Посмотри на нее. Спроси, хочет ли она справедливости. Ты лишишь ее этого, если она скажет «да»?

Аид смотрит на меня черными глазами, и я стою, высокая и гордая, сжимая хлыст, как он сжимает посох. Мы подходим. Что-то мерцает в его глазах.

— Получатель, если заберешь ее у нас, получишь войну, — говорит Тисифона. — Мы захватили ее.

— Она — не ваша.

— Хватит говорить так, словно меня тут нет, — мой голос громкий, и краем глаза я вижу, как Бри закрывает уши и вздрагивает. — Все вы.

Фурии поворачиваются ко мне, даже они удивлены, черные губы приоткрыты.

Только Аид не удивлен.

— Ты не одна из них, — говорит он только мне.

Моя спина выгнута, крылья еще не выросли, и я хочу, чтобы они были, чтобы это закончилось.

— И наказание этой девушки не принесет тебе утешение.

Я смотрю на нее, она сжимается среди обломанных стеблей цветов, которые я вырастила по своей воле. Желание ударить снова растет.

— Попробовать стоит, — говорю я, улыбаясь, когда Бри скулит.

Аид долгий миг смотрит на меня.

— Вперед, — он отклоняется, его тени становятся троном, окружают его. Он садится там, поднимает лениво ладонь и машет мне. — Делай это. Окропи свой сад ее болью, если тебе так хочется.

Я поворачиваюсь к Бри, сжимаю хлыст, ладони становятся потными. Это ей не навредит, вспоминаю я. У нее нет плоти или нервов. Дело в страхе. Это наказание. Ужас.

Она уже в ужасе.

Глаза Бри зажмурены, и я вспоминаю день, когда мы пробили уши. Она громко говорила, но сжимала мою руку до боли, закрыла глаза, чтобы мастер не видел, что она плакала. А я знала, что если бы сказала ей забыть об этом и уйти домой, она это сделала бы. Но я не сказала. Я притворилась, что я боялась, по-настоящему боялась. Порой можно быть храброй, только если кто-то боится сильнее тебя, и такой была моя цена, ведь мы были Бри и Кори, Кори и Бри, до горького конца.

Конец был горьким.

Хлыст выпадает из моей ладони, пропадает, не ударившись об землю.

— Кори? — говорит Алекто.

— Что ты делаешь? — Мегера берет мое лицо в свои руки. — Ты должна наказать ее, Кори. Ты должна закончить это.