— Через неделю после того, как я с ним рассталась, папа искал что-то в моей комнате и… нашёл пачку презервативов, — она резко сделала вдох, это для неё всё ещё тяжёлое воспоминание. — После этого папа не разговаривал со мной. Просто молча смотрел на меня, как будто я для него умерла. Избегал до самого ужина, на котором всё время пялился в тарелку или разговаривал с Эвой. И так каждый вечер. Я пыталась с ним поговорить, но он не шёл на контакт, и я ничего не могла с этим поделать.

Я была в шоке. Когда я была у них в гостях, мне показалось, что всё в порядке.

— В тот день, когда умерла твоя мама, — продолжала Пенни, и моё сердце сжалось. — Нам позвонили, и папа… Он вошёл в мою комнату, крепко меня обнял и застыл так надолго, что я запереживала. Он плакал… Оплакивал твою маму, конечно же, и сочувствовал тебе… Но мне кажется, что он плакал и из-за нас тоже. А затем постепенно всё вернулось в норму, — голос Пенни был напряжён. Я представляла, как она сжимает кулаки, чтобы сдержать слёзы. Она так часто делала в детстве. — К чему это я… Это всегда сложно. Отцы, дочери… Всем непросто. Это чистая правда. Но…

Я знала, что она собирается сказать, но закрыла глаза, потому что мне нужно было это услышать.

— Ничего не выйдет, если не пытаться.

Я улыбнулась, скучая по своей подруге как никогда.

— Когда ты стала такой мудрой, Пенни?

Пенни хотела застонать, но вместо этого рассмеялась.

— Заткнись.

Я выбежала в коридор и столкнулась с дядей, который шёл в спальню.

— Барри? В следующий раз, когда позвонит папа… Я поговорю с ним.

Барри кивнул с серьёзным видом, но когда он повернулся, чтобы пойти дальше, я мельком заметила, как приподнялись уголки его губ.

• • •

Тем вечером сенатор не звонил. Как и следующим. И через день.

Я смотрела новости и понимала почему. Последние выходные перед выборами. Он был везде и сразу, мелькал повсюду, стараясь завоевать больше голосов.

Он будет занят вплоть до самых выборов. И я не в обиде.

Звонки от Энди компенсировали отсутствие звонков от сенатора. Сын президента ездил на машине с надписью «Лоуренса на второй срок».

— Я уже никакой, Квинн. Если нужно будет помахать рукой ещё хоть раз, она отвалится. Честное слово. Займи мне место за столом. Я угоню вертолёт и прилечу к тебе.

Возвращаясь из школы домой в понедельник, я со смехом вспоминала отчаяние в голосе Энди прошлым вечером, но стоило мне свернуть на нашу улицу, как то, что я увидела через лобовое стекло, мигом стёрло улыбку с моего лица.

Вся улица была оцеплена. По обе стороны квартала стояли полицейские машины, перекрыв дорогу. Между ними я не заметила никаких фургончиков прессы. На секунду у меня мелькнула мысль, что это Тесс вызвала копов. Но затем я увидела машину, припаркованную у нашего дома, и агентов секретной службы в костюмах, расхаживающих по периметру и говоря что-то в наушник.

Я с воплем хлопнула рукой по приборной панели. Каким-то образом Энди Лоуренс совершил невозможное и выполнил своё обещание, приведя с собой и всю службу безопасности.

И в этот самый момент он позвонил мне на новенький, одобренный Барри мобильник. Видимо, чтобы узнать, где я. Я ответила на звонок.

— Эндрю Эйч Лоуренс, я должна отдать тебе должное! Это лучший розыгрыш в мире.

— Ого, спасибо! Мне выдадут грамоту?

После короткого взгляда через окно с водительской стороны, полиция пропустила меня на территорию. Я свернула к дому чересчур резко, тормоза завизжали, когда я взволнованно остановила машину.

— Ты в хорошем настроении, — отметил Энди. Его голос звучал озадаченно. Видимо, он ещё не заметил, что я подъехала.

— А ты будешь хвастаться этим до конца жизни, да? — я не подошла, а подлетела ко входной двери и повернула ручку.

Но в гостиной оказался не Энди. Другой человек поднялся из кресла, в его взгляде были страх, надежда, тоска, нерешительность, прямо как тогда в июне.

Из моего телефона всё ещё доносились звуки.

— Так, Квинн, я тебя сейчас удивлю, но… — голос Энди, казалось, потух. — Я понятия не имею, о чём ты говоришь.

— Слушай, я… — пробормотала в трубку. — Я перезвоню.

На этот раз сенатор был одет не в деловой костюм. На неё была футболка поло и бежевые штаны, в которых, казалось, ему было намного удобнее. Насколько вообще могло ему быть удобно при таких обстоятельствах.

— Привет, — сказал он.

— Я дам вам пару минут, — Барри вылетел из комнаты так быстро, что я едва заметила, как мелькнула его нога, перед тем как закрылась дверь.

А всё, что я смогла выдать, было тихое:

— Привет.

Сенатор сел обратно в кресло, а я напротив него — в жёсткое, выцветшее кресло, которое очень любила Тесс.

Он открыл рот и тут же его закрыт. Брови были сведены вместе. Я уже начала бояться, что это будет очередной бессмысленный разговор, как прозвучал его голос, низко и отчётливо:

— Мне не нравится, на какой ноте мы прекратили общение, Кейт, — он наклонился вперёд, упираясь локтями в колени. — Мне не нравится, что мы вообще прекратили общение.

Я молча опустила глаза в пол. Мой пульс подскочил. Чувство вины и желание протеста накрыли меня одновременно, поэтому я не доверяла своему языку.

Когда я подняла взгляд, его голубые глаза смотрели прямо на меня, ожидая, когда я посмотрю на него. И я увидела то, что скрывалось за ними. Нечто настоящее. Несмотря на то, что нас окружала толпа охранников, а дядя с тётей, скорее всего, подслушивали из соседней комнаты, этот разговор показался мне самым личным из всех, что у нас с ним были.

«Потому что это мой отец», — поняла я. Не кандидат в президенты. Человек.

— Эллиот покинул кампанию, — сказал он.

— Я знаю, — голос вернулся ко мне. — Я видела новости…

— Честно говоря, Кейт, — перебил он. — Думаю, я тоже покину.

Я заёрзала в кресле, растерявшись.

— Но выборы уже завтра. Ты не можешь просто отказаться.

— О, я появлюсь. Сделаю всё, что в моих силах. Я в долгу перед всеми, кто меня поддерживает. Но я пытаюсь сказать, что… Что бы ни произошло, я буду в порядке.

Он потянулся ко мне и взял меня за руку.

— Мы все будем в порядке.

Держаться за него было приятно, но я отстранилась, всё ещё чувствуя себя неловко. Он поморщился, задумался на мгновение и кивнул, как бы понимания.

— Я должен за многое извиниться. Одного разговора не хватит. Но я хочу начать со слов, что я понимаю, что потерял из виду самое важное. Не только тебя, но и Мэг, и Грейси, и Гейба, — он поднял брови. — Даже Эвелин, наверное.

Я слабо улыбнулась в ответ.

— Ты это знаешь, — продолжал он. — Ты высказала мне это в лицо. Но чего ты не знаешь, Кейт, так то, что это началось давно.

Он прикусил губу, не зная, как продолжить. Чувствуя, что ему нужно дать время, я сложила руки на коленях и ждала.

— Я встретил твою маму во время моей первой кампании, — сказал он, и комната вокруг покачнулась. — Она изучала политологию. Не знаю, говорила ли она тебе, но тогда она хотела сама пойти в политику и кампания стала для неё возможностью поучиться. И в то же время… — он просиял, вспоминая что-то хорошее, но в то же время он говорил с некой грустью. — Она была идеалисткой, каких я ещё не встречал. Не пойми меня не правильно, я тоже мечтатель. Я боролся за свои идеалы, как крестоносец, с самого первого дня. Но по сравнению с ней я был пустым местом.

Его улыбка померкла. Он посмотрел на себя с отвращением, прежде чем продолжить.

— И она была настоящей красавицей, Кейт. Без капли преувеличения. Меня тянуло к ней, а её ко мне. Мы были вдали от дома и… позабыли обо всём.

Он покачал головой, увидев мою реакцию. Уж не знаю, какую — шок, завороженность, страх.

— Я хочу, чтобы ты знала: я никогда не переставал любить Мэг. Она работами часами, преподавая в университете, пока сама работала над диссертацией, и она не собиралась рушить свою карьеру, чтобы броситься за мной и тратить всё своё время ради победы на местечковых выборах. Я уважал её за это, честно. И скучал днём и ночью. Но… — он сглотнул, на лбу выступил пот. — В то же время влюбился в твою маму. Устоять было невозможно.