Вот мне семь лет. Мама отправила меня в ближайший магазин за чем-то очень срочно нужным. Я не впервые иду по темноте одна, я старшая дочь в семье и довольно самостоятельная, да и бояться в нашей глухой деревне нечего, не утащит же медведь ребенка в самом деле. Да и на случай нападения медведя ребенок проинструктирован, ну, на всякий случай. Если серьезно, то до школы идти меньше двух километров, по дороге, от которой до леса прилично, дикие звери если и забирались в поселок, так глубоко в него не заходили. Маньяков среди соседей не значилось, да и станешь тут маньяком, когда все вокруг друг друга знают. Вот и ребенка с малых лет спокойно можно отпустить по его очень важным детишечьим делам. Главное, что до сознательного возраста дорос и дорогу домой найдет.
До магазина мне идти вообще ничего, пару проулков и сразу за углом нужная дверь. Время на самом деле не позднее, но особенности географического расположения накладывают отпечаток – темно, хоть глаз коли.
Узкий луч фонарика мотает из стороны в сторону в такт торопливым шагам. Снег искрится под его холодным светом. Я как обычно, пользуюсь возможностью побыть наедине с собой, растопыриваю пальчики свободной руки, вырисовываю ей в воздухе некие знаки, представляя себя ребенком зимы, танцующей с бесчисленными сестрами и братьями. Вот уже не чувствую земли под ногами, хоть тяжелые ботинки, купленные бабулей, ни за что не позволили бы мне взмыть вверх. Действительно, мое слишком крупное для первоклашки тело, вместе с сапогами на толстенной подошве и меховой дубленкой, шарфом какой-то странной расцветки, оно там, внизу, на автомате вышагивает в сторону цели. А я сама высоко над ним, разглядываю крошечное с этого ракурса, беспокойное пятнышко света, выхваченное фонарем, который несет мое тело. Мороз проходит сквозь меня, заставляя эмоции стихнуть. Тут, сверху, все ощущается чем-то живым, будто разумным. Я не нахожу слов, чтобы договориться с холодом о безопасном соседстве, да и тело мое уже дотопало до магазина, поэтому я лениво возвращаюсь к нему.
Я открываю глаза, солнце слепит их, и я вынужденно жмурюсь. Больше лежать в снегу нельзя, от переохлаждения меня не спасет никакая магия, даже существуй она в этом мире. Замерзшая и мокрая, я возвращаюсь в дом. Ничего не добившись.
Завтра будет еще день, а следом снова будни. Я успела поднадоесть своему единственному другу с этими ежедневными звонками, и понимаю, что скоро придется столкнуться с проблемой лицом к лицу и принять бой. Что бы ни было нужно стае, кто бы их ни послал, для меня ничем хорошим это не пахнет. Я надеялась, что лишившись сил тогда, два года назад, я получила билет в спокойную жизнь. Я потеряла большую часть своих воспоминаний, в рамках цены за наивность, но плату, похоже, увеличили.
С появлением стаи я начала вновь нервно разглядывать обстановку вокруг. Изменение мелочей, означало бы что я снова попала в водоворот. Когда это началось в первый раз, я находила это забавным. Я шла со школы и отмечала изменившиеся детали окружения. Береза, растущая ближе всех к школе, которую я видела буквально ежедневно, она не раз попадала на фото, да и в целом постоянно мозолила глаза, в один момент изменилась. Раньше она была как-то ровнее, такое чувство что за ночь у нее отросли с десяток новых раскидистых веток. В целом дорогу школа – бабушкин дом я успела изучить, так как раньше у меня было хобби разглядывать чужие дома и придумывать, какие люди там живут, сколько их, одинокая ли это бабулечка или огромная семья, где у всех по четверо детей. В силу возраста мне было не стыдно глазеть на чужие дома, сейчас же я просматривала их мельком, рассуждая в мыслях на разные, злободневные темы. Поэтому я заметила, что забор у дома на углу, третьего от школы перекрестка весь прошлый год был зеленым, а не синим. Причем он не выглядит свеже-покрашенным, масляная краска, предназначенная для уличных работ уже потрескалась и выцвела на фронтальной части деревяшек, обращенной к солнцу. Через три дома, на противоположной стороне дороги, на крыше небольшого пятистенника появился флюгер, да такой заметный, в форме петуха, я бы запомнила, будь он там раньше.
Эти мелочи я подмечала ежедневно, причем не только в обстановке, менялись также отношения с людьми. Учителя чаще стали звать меня чужими именами, особенно доканывала англичанка, упорно зовущая меня Настей. Как-то в разговоре разговоре мамой по телефону, я спросила, почему так, может она учила кого-то по имени Настя, на кого я похожа. Школа маленькая, англичанка учила еще моих маму и тетю, как и большинство местных преподавателей, поэтому я привыкла, что меня называли Наташей, путая с мамой, или Леной, как тетю. Но Настя? Это что-то новенькое. Мама не смогла припомнить никаких Насть, в честь которых меня могли по ошибке обзывать, зато рассказала историю, что изначально они с папой планировали этим именем назвать меня саму, но что-то слишком много кто так своих дочек поназывал и они передумали давать мне модное в тот год имя. И не пожалели, а то в нашем классе Настен и так было четыре штуки. Забавное совпадение, конечно.
Дома обстановка меня мягко говоря напрягала, часто стала происходить ситуация, когда ты доказываешь родственнику, что он что-то сделал, а они упираются до ссоры. И наоборот, обвиняют тебя в том, что тебе абсолютно не свойственно. Мне и без того было довольно непросто, ощущать себя брошенной собственной семьей, все эти бытовые неурядицы только подливают масла в огонь.
Конечно, сейчас, вспоминая те события, я уже знаю, почему я тогда попала в водоворот. Мне было 15 лет, родители внезапно для всех собрали вещи, младших детей, и уехали из родной нашей деревни на севере, посреди болот, в новую жизнь на Алтае. А меня оставили на попечение бабушки, с которой я мягко говоря не особо ладила и дедушки, на котором держался хрупкий мир в этом огромном семействе. Но самым сложным испытанием оказалась разлука с трехлетним братом, которого я, в силу юношеских гормональных изменений, любила как собственного ребенка и называла сыном.
В нашем мире нет сильнее якорей для душ, чем маленькие дети – Аимы, недавно пришедшие на землю. Их присутствие в семье дает защиту от некоторых неурядиц, вроде попадания в водоворот или встреч со скрисами. Я, возможно и раньше сошла бы с пути, если бы не брат. Я была не самым счастливым ребенком, не смотря на старания родителей дать нам нормальное детство. У меня никогда не было друзей, даже детские наивные попытки подружиться с кем-то обычно кончались тем, что подружка находила компанию поинтереснее. В школе надо мной издевались, сначала из-за полноты, потом из-за того, что учеба мне давалась легко, оценки всегда были хорошими, как и отношения с учителями. Одноклассники считали меня зубрилой и зазнайкой, плюсом ко всему я была младше их всех на год, так как пошла в школу с шести лет. К подростковому возрасту я окончательно отбилась от общества. К лишнему весу добавились ужасные пубертатные прыщи и желание эксперементировать с внешностью – желтоватый домашнего обесцвечивания блонд прицепился ко мне на несколько лет и странновато смотрелся на длинных жидких волосах . Развлечения деревенских подростков вроде курения за школой и танцев в клубе с алкоголем меня вообще не привлекали.
К моменту, когда мне исполнилось 15, единственное, что держало меня в состоянии радости и в желании жить, был мой маленький брат, но случилось то, что случилось. Они уехали, я осталась. Первый год я привыкала к новой жизни, налаживала отношения с родственниками, с которым теперь живу, самоутверждалась за счет успеваемости в школе, читала кучу книг взахлеб и даже завела друга. Первого в жизни настоящего друга. Да, противоположного пола, но это было огромным плюсом по двум причинам, во- первых, я была уверенна, что женской дружбы не бывает, подружки сверстницы неизбежно предавали меня, убегая при первой же возможности тусить со старшеклассниками или с парнями. Сашка же изначально относился ко мне как к надоедливой прилипалле, но постепенно мы стали близки. Во-вторых, я была уверена, что романтических отношений между нами быть не может, из-за его неприязни к полноте, а значит дружба будет крепкой, без риска всеразрушающей влюбленности. Мы начали общаться на почве общих увлечений, потом я стала ходить на волейбол, он тоже там занимался и часть дороги домой нам было по пути. Мне раньше никогда не было с кем-то по пути, я считала это время чем-то глубоко личным и даже сакральным, а учитывая что с самого детства, по дороге куда-то или откуда-то я практиковала элементы того, чем с другими не полелишься, этот совместный путь сильно нас сблизил.
