— Что за черт? — она взрывается вскоре после того, как вырывается из хватки Тоби. Она отбрасывает ниндзя-отступника в оранжевой маске себе за спину, словно защищая его, а затем смотрит на остальных членов Акацуки. — Вы похитили и этого бедного мальчика? Потому что я скажу вам прямо сейчас, — Сакура подходит к Дейдаре, ближайшей доступной жертве, и тычет ему в грудь окровавленной ручкой. — Я никогда не позволю себе стать членом вашего… глупого маленького кружка!

Кисаме задыхается от своего унижения.

— Глупый маленький кружок?

Дейдара вскидывает руки и уходит за спину Хидана.

— Мы не похищали его, гм! На самом деле он жестокая, свирепая, безжалостная машина для убийств!

Сакура недоверчиво оглядывается через плечо на жестокую, яростную, безжалостную машину для убийств, о которой идет речь, которая вытащила большую маргаритку из своего плаща и теперь деловито рисует смайлик в центре с помощью Волшебного маркера.

— Чушь! — кричит она. — Посмотрите на него! Какой уважающий себя психопат будет вести себя так… мило и невинно!

— Тоби будет, гм, — мрачно отвечает Дейдара. — Внешность обманчива — он чуть не убил Итачи во время вступления в Акацуки.

Сакура делает шаг назад, пораженная, а затем оценивающе смотрит на Учиху, как бы говоря: «Хорошо, тогда, может быть, я смогу взять тебя с собой».

В следующую секунду пальцы Итачи смыкаются на горле Дейдары.

— Мы поклялись никогда, никогда больше не говорить об этом инциденте, — говорит он с каким-то опасным спокойствием.

Не обращая внимания на последствия, Кисаме нежно берет Итачи за воротник плаща и уводит его от Дейдары, который закрыл глаза и начал по памяти читать некоторые молитвы Хидана.

— Дыхательные упражнения? — шепчет он.

Итачи выглядит так, будто собирается возразить, но в конце концов неохотно вдыхает и выдыхает.

— Очень хорошо, — подсказывает Кисаме. — Не забывай о пении.

— Ом-м, — угрожающе произносит Итачи.

— Отлично! — Кисаме отпускает его, гордо сияя.

Тем временем Дейдара старается быть как можно незаметнее.

Хидан вздыхает.

— Меня окружают чертовы идиоты, — говорит он никому конкретно.

Сакура широко раскрытыми глазами смотрит на картину безумия вокруг себя.

— Почему, — спрашивает она с обманчивым спокойствием, — я здесь?

Несколько мгновений тишины приветствуют этот вопрос, пока, наконец, она не прерывается отдаленным гудком. К своему большому замешательству, Сакура чуть не подпрыгнула на фут в воздухе, наполовину ожидая, что это какая-то ужасная глиняная бомба, которая разорвет ее на сто маленьких кусочков.

— Ой! — радостно восклицает Тоби, прежде чем броситься мимо других обитателей коридора и спуститься по лестнице. — Брауни готовы!

— Я… лучше позабочусь о них. — Кисаме исчезает в мгновение ока, спеша за ним — ну, во всяком случае, настолько, насколько может спешить массивный синий человек-акула.

— Подонок! — кричит Хидан вне себя. — Ты не заботишься о них, акулья задница! Ты всегда выбираешь себе самые вкусные!

Он следует его примеру, оставляя Дейдару неловко стоять между Итачи и Сакурой. Он неловко оглядывается.

— Пирожные звучат хорошо, гм, — кротко повторяет он, спускаясь вниз.

Сакура моргает.

— Ну, — говорит она, внезапно смущенно осознавая, что занимает то же непосредственное место, что и самый отъявленный преступник, который когда-либо выходил из ее деревни. Психопат, убийца клана, садист стоит через холл от нее и не проявляет абсолютно никакого интереса к тому, чтобы спуститься вниз, чтобы попробовать пирожные, из-за которых остальные его причудливые товарищи угрожают убить друг друга. — …А ты не хочешь пирожных? — слабо спрашивает она.

Это довольно глупо говорить, полагает она, но ведь в Академии почти не было занятий «Как вести интеллектуальный разговор с психопатами, убивающими кланы садистами».

Итачи так долго смотрит на нее, выражение его лица совершенно непроницаемо из-за солнцезащитных очков Диор, закрывающих большую часть его лица, что Сакура задается вопросом, не был ли он слишком занят, купаясь в прелестях своей высококлассной моды, чтобы услышать ее.

— Я не люблю брауни.

Сакура отшатывается; опыт привил ей глубокое недоверие ко всем, кто настолько облажался, что не любит сладкие десерты. Она делает глубокий вдох, восстанавливая концентрацию.

— …Почему я здесь?

Итачи играет с идеей таинственности и ярости, но, в конце концов, он постукивает по одной затемненной линзе своих солнцезащитных очков своим идеально наманикюренным, выкрашенным в фиолетовый цвет пальцем.

— Ты восстановишь мое зрение до оптимального уровня, — бесцветно говорит он.

— Нет. — Сакура скрещивает руки на груди, возвращаясь в боевую позу.

Это сильный ответ, данный без малейшего намека на колебания или даже размышления; просто типичная рефлекторная реакция любого шиноби, услышавшего просьбу о помощи от своего врага. Тем не менее, Итачи так редко отказывают, что он моргает за солнцезащитными очками.

— Что?

— Нет, — Сакура смотрит на него. — Позволь мне выразиться яснее. Я скорее умру, чем вылечу твои глаза.

— Это можно устроить.

Сакура усмехается, прислонившись к стене.

— Хорошо, тогда можешь привязать меня к стулу и подвергнуть идиотизму твоих товарищей в течение нескольких дней подряд, и это должно отлично сработать.

Итачи снимает солнцезащитные очки и активирует шаринган, приближаясь к ней; несмотря на ее браваду, это пугающее зрелище, и Сакура не может не сделать небольшой шаг назад. Он удовлетворенно ухмыляется.

— Будь серьезна, куноичи. Либо ты восстановишь мое зрение, либо умрешь. Но прежде чем ты умрешь, я передам тебя Хидану. Он может использовать слишком много ненормативной лексики, чтобы считаться социально приемлемым, но он чрезвычайно опытный следователь. И, — он делает паузу, наслаждаясь своей абсолютной властью над ней в этот момент. — Твое ученичество у Годайме Хокаге общеизвестно. Я уверен, что ты обладаешь знаниями о многих вещах, которые мы могли бы найти — очень ценными.

Он загнал ее в угол, хорошо и по-настоящему загнал в угол — как в прямом, так и в переносном смысле — и Сакура это знает. Итачи видит, как в ее глазах зарождается понимание, и позволяет легкой улыбке тронуть уголки рта.

— Хорошо, — отвечает она, звуча вызывающе даже в поражении. Сакура запрокидывает голову, чтобы посмотреть ему в глаза — когда он успел подойти к ней так близко? — Но есть одно условие.

Итачи поднимает бровь.

— И какое оно?

— Солнцезащитные очки, — возражает Сакура, делая шаг вперед; к счастью, она больше не прижата к стене, но теперь она достаточно близко к нему, чтобы практически почувствовать холодную и пугающую ауру, исходящую от него. — Когда я буду уходить, я заберу их с собой.

Итачи отступает на полшага; поразительное зрелище, действительно.

— Возможно, — он размышляет еще минуту. — Но только если ты будешь вести себя прилично.

Сакура упирается руками в бедра, борясь с желанием зарычать, обдумывая самый сложный выбор в своей жизни — достоинство и смерть, и раскрытые при этом важные государственные секреты… или солнцезащитные очки Диор и жизнь?

— Ладно, — вздыхает куноичи, смирившись со своей участью.

Итачи открывает дверь в свою комнату.

— Тогда очень хорошо. Мы начнем завтра.

К сожалению, беспокойная девушка не пытается вернуться в свою камеру; она упрямо скрещивает руки на груди.

— Я не ела некоторое время до того, как вы меня схватили.

Итачи едва слышно вздыхает.

— …У нас есть пирожные, мятное мороженое, рамен и витаминизированная вода.

Сакура входит в комнату без возражений, хотя и не может удержаться от того, чтобы бросить на него злобный взгляд через плечо, а также тщательно закулисную прощальную речь.

— Витаминная вода? Какие фрукты пьют витаминную воду?

Дверь за ней захлопывается, и, шагая по коридору, Итачи не может сдержать глубокой сердечной дрожи.