На этот раз они достаточно близко, чтобы Сакура почувствовала, как у него перехватило дыхание, и она наслаждается маленькой победой; как ни странно, это расплата за каждый раз, когда он издевался над ней или побеждал ее в спарринге, используя какой-то закулисный метод.

Поскольку он слишком горд, чтобы когда-либо признать, что его может вывести из себя тревожно кокетливый розововолосый ниндзя-медик, Итачи подходит ближе к Сакуре, занимая менее неловкое положение; она прямо перед столешницей, а он позади нее, ее мягкие волосы касаются его груди…

Хотя, может быть, это не менее неловкое положение. Однако отойти назад было бы слишком заметно, поэтому Итачи стиснул зубы и остался стоять на месте, пытаясь игнорировать тот факт, что каждый раз, когда она дышит, ее спина касается его груди.

Сакура пристально смотрит на рис, так что Итачи не может видеть выражение ее лица; ее маленькая уловка сработала лучше, чем она думала. Возможно, она становится лучше в этом, чем она думала изначально. Тем не менее, Итачи держит ее руки нежно, даже когда он эффективно и твердо направляет их, формируя каждую половину треугольной формы, необходимой для изготовления онигири.

Они работают в приятной тишине, и, к ее большому огорчению, через некоторое время Сакура вынуждена сдерживать себя, чтобы не расслабиться в теплых и удивительно обнадеживающих объятиях Итачи. Все остальное время она упрекает себя за такую нехарактерную для нее потерю концентрации внимания; такие вещи опасны — все, что ей нужно от Итачи, — это почувствовать один момент слабости, чтобы все отклонилось от плана. И это было бы совсем не подходящим.

Тем не менее, Сакуре приходится снова закусить губу, чтобы промолчать, когда Итачи наконец уходит; оставив ее руки, плечи и спину довольно холодными после того, как она столкнулась с внезапным отсутствием контакта.

— Вот так, — просто говорит он и в его взгляде мелькают слабые следы удовлетворения, когда он смотрит на идеально сформированные онигири, готовые к начинке лососем.

Немного придя в себя, Сакура снова поворачивается к нему; чувствуя, что это может быть прорывом, она тянется к нему, осторожно возвращая на место его длинный низкий хвост, который скользнул через его правое плечо. Итачи напрягается от внезапного прикосновения, но не отстраняется, и Сакура бросает на него свой лучший Ино-одобренный многозначительный, долгий взгляд.

— Однако, я могу отблагодарить тебя?

Итачи просто смотрит на нее несколько долгих мгновений с непроницаемым выражением лица, а затем, вспомнив, отстраняется, прежде чем пойти проверить лосося.

— Попробовать онигири было бы более чем удовлетворительно, — сухо предлагает он.

Сакура наблюдает, как он кладет лосось между каждой лепешкой из риса, прежде чем сделать шаг вперед и безмолвно помочь. По взгляду, который он бросает на нее, она может сказать, что он удивлен ее внезапной тишиной, но Сакура просто продолжает свою работу в тишине — у нее будет достаточно времени, чтобы нанести смертельный удар сегодня вечером. Она раскладывает по четыре онигири на каждой из двух тарелок, прежде чем взять обе в руки и безмолвно метнуться к своей гостиной.

Она чувствует вопросительный взгляд Итачи на своей спине.

— Ты хотел попробовать, — напоминает она ему, устраиваясь на диване и ожидая.

Итачи присоединяется к ней после нескольких секунд раздумий.

— Одна будет пробой. Четыре — это полноценный ужин.

— Будет ли ужин со мной такой ужасной вещью, Итачи? — спрашивает она, вытянув ноги на кофейном столике, прежде чем похлопать по диванной подушке рядом с собой.

Взгляд Итачи мечется между ней и онигири, явно взвешивая все за и против ситуации. Он никогда не обедает, так что последний раз, когда он ел, должен был быть завтрак около восьми утра — почти двенадцать часов назад. Чистая практичность потребности в пропитании — единственный мотивирующий фактор, побудивший его сесть рядом с Сакурой; уж точно не тот факт, что она выглядит очень-очень привлекательно.

Итачи тут же вгрызается в свой онигири, пытаясь удержать свой разум от дальнейших неустойчивых и бредовых мыслей вызванных, видимо, голодом и кровопотерей.

Сакура наблюдает, как Итачи жует свою еду ровно полминуты, и когда он не делает никаких комментариев, даже в течение еще тридцати секунд после глотания, она больше не может сдерживать свое нетерпение.

— Ну?

— Приемлемо. — Легкая ухмылка изгибает уголки его губ.

Левый глаз Сакуры опасно дергается, готовый сдаться под напряжением последних двух часов.

— …Приемлемо?..

— Да, — подтверждает Итачи, откусывая еще один деликатный кусочек.

— И все? — Сакура на дюйм приближается к нему.

Оставив свою любимую еду в стороне, Итачи невольно оказывается в нескольких дюймах от девушки.

— Да. — В наступившей тишине он, кажется, слышит свое сердцебиение. — Ты научишься готовить их лучше с практикой.

Глаза Сакуры снова сузились.

В следующую секунду ее тарелка с онигири благополучно оказывается на столе, и Итачи с изумлением понимает, что его спина прижата к подлокотнику дивана, а сама эмоционально непостоянная куноичи прижимается к нему.

— Полагаю, это не так уж и плохо, — мурлычет Сакура, целенаправленно убирая несколько длинных прядей волос с его глаз, позволяя своим пальцам задержаться на его виске. — Учитывая, что у меня будут твои подробные, терпеливые инструкции, помогающие мне…

Итачи моргает, медленный расплавленный жар медленно вспыхивает в его глазах, пока его взгляд задерживается на ней…

Почувствовав кровь, Сакура наклоняется и идет на убийство…

И Итачи исчезает в вихре пепла, оставляя полностью контуженную девушку сидеть на своем диване.

Что, черт возьми, только что произошло?

Сакура сидит так, ошеломленная до крайности, десять долгих минут, прежде чем она, наконец, смотрит вниз, почти ошеломленная, и обнаруживает, что ее рука сжимается в кулак.

Проваленный этап соблазнения.

Это означает войну, Итачи.

Следующее утро

— …И это именно то, что произошло, — заканчивает Сакура, все еще выглядя абсолютно разъяренной из-за событий — или, как утверждает Внутренняя Сакура, не-событий — прошлой ночи.

Саске и Наруто молча смотрят на нее.

— Ни за что, — наконец хрипит Наруто. — Он не мог просто — я имею в виду, это звучало так, как будто он действительно хотел — он просто ушел? Какой краснокровный парень тебе так откажет? Саске-сволочь, это только подтверждает: твой брат ненормальный. Может, тебе стоит просто сократить свои потери и поговорить с отцом.

— Спасибо, Наруто. — Сакура не может сдержать улыбку, прислонившись спиной к прилавку в Ичираку Рамен.

Саске хмурится, глубоко задумавшись.

— Нет, — отрезает он наконец. — Сакура, судя по тому, что ты нам рассказала, ты сильно напугала Итачи. Он слишком близок к пределу; если ты подтолкнешь его еще немного, он рухнет.

— Тогда хорошо, потому что я с нетерпением жду этого. — Сакура хмурится, решительно откидывая назад свои длинные волосы.

Наруто медленно свистит.

— Оооо, Сакура-чан в бешенстве. Итачи лучше бежать и прятаться…

— Ну, тогда как нам отомстить за разбитую гордость Сакуры? — Саске ухмыляется, наклоняясь ближе к своей команде.

— На самом деле у меня есть несколько идей… — Сакура злобно улыбается им.

Две ночи спустя

— Ты подкинул таблетку ему в напиток, верно, Саске-сволочь? — коротко шепчет Наруто.

Саске кивает, прежде чем посмотреть на Сакуру.

— Готова?

Она на мгновение закрывает глаза, готовясь к тому, что собирается сделать.

— Ты уверен, что он ничего не подозревает?

— У нас все под контролем. — Саске качает головой.

Наступила глубокая ночь, и все трое членов Команды Семь, одеты во все черное с головы до пят, почти прилипли к стене за пределами спальни Итачи. Саске закрывает глаза, оттачивая свое умение чувствовать отличительную чакру на на другой стороне стены.

— Да, он крепко спит и должен оставаться в таком состоянии. У тебя все чисто, Сакура. Мы с тупицей будем в коридоре, или в моей комнате, если тебе нужно, чтобы мы помогли тебе спрятать тело или что-то в этом роде.