Запоздало осознав, что ей, вероятно, не следует вторгаться в личное пространство такого человека, как Итачи, Харуно поспешно убирает палец и быстро выскальзывает из досягаемости его руки, на всякий случай.

Учиха с любопытством смотрит на раскрасневшуюся куноичи, а затем вспоминает, что она — ученица Годайме, а следовательно, ниндзя-медик и боец. Конечно, люди, обучающиеся медицине, сочли бы его… обстоятельства совершенно непостижимыми. — Я был мертв, — признает он, наклонив голову на долю дюйма.

— Совсем мертв? — Не унимается девушка, медик внутри активировался и подозревал неладное. — Твоя битва с Саске — это не был клон? Он не видел, как умер клон, или проекция, или что-то еще?

— Нет, — спокойно отвечает Итачи, вспоминая ту ночь, о которой идет речь. — Это было реально. Я… я правда умер.

Требуется несколько мгновений, чтобы осмыслить заявление такого масштаба, но спустя мгновение, она слегка бледнеет. — О, Ками, — пискнула Сакура, отступая еще на шаг. Помимо техники Божественной Регенерации Цунаде, которую в любом случае можно было использовать только на собственном теле, и техники возрождения Чие, обе из которых невозможно использовать после смерти создательниц, в мире не осталось других медиков, возвращающих мертвых к жизни. На мгновение она думает о Сасори Красного Песка и о том, как он сохранил себе жизнь, но нет — розоволосая отступница отчетливо чувствовала ровное сердцебиение Итачи, когда он прижался к ее спине ранее ночью, и только сейчас почувствовала это снова.

— Кто ты такой? — Тихо спрашивает Харуно.

Итачи невесело ухмыляется в ответ на вопрос, вспоминая ее предыдущее предположение о том, что он живой мертвец. — Я полностью и всецело человек, Сакура, и всегда им был.

Любопытство борется с тревогой, девушка осторожно делает шаг вперед, оглядывая его с ног до головы и задаваясь вопросом, может ли примененная на Итачи техника когда-нибудь быть использована на Цунаде-шишо. — Как?

Благоразумие всегда являлось лучшей частью доблести, поэтому Учиха старается отвечать просто. — Годайме Хокаге — не единственная, кто была способна создать и выполнить технику Воскрешения. (Нет, Пейн и Конан вместе создали это дзюцу, потратили годы на его доработку и совершенствование, и так сложились обстоятельства, что ему посчастливилось стать первым успешным испытуемым.)

— О, — все еще в неверии повторяет Сакура, чувствуя себя несколько опустошенной. Она была бы готова выполнить технику Воскрешения на Цунаде-шишо, когда все пошло наперекосяк — ее убили самым жестоким и трусливым способом, пока она спала в своей постели. Член Корня, или даже сам Данзо, никогда бы не осмелился встретиться с ней в честном бою. Но в глубине души куноичи знала, что наставница никогда бы не захотела испытать подобное. В конце концов, это болезненно и неестественно во всех отношениях и почти непостижимо для медиков.

Итачи правильно читает выражение лица розоволосой куноичи, его губы слегка кривятся в ироничной ухмылке. — Держи свои выводы при себе, Сакура. (Потому что это было его время, его судьба, и он принял это; он никогда не просил об этом.)

— Хорошо, — ошеломленно говорит девушка, потирая ушибленный лоб — головная боль только усилилась; она едва держится на ногах и поворачивается, чтобы уйти, думая о самом быстром способе выбраться из леса и вернуться в город, в маленький мотель, в котором остановилась. — Спасибо, что спас меня, — тихо заканчивает она, в последний раз встречаясь взглядом с таинственным старшим Учихой.

Итачи не отвечает, его глаза следят за розововолосой девушкой, за тем, как она поворачивается и начинает медленно пробираться из леса, переступая через корни деревьев и позволяя кончикам пальцев касаться ветвей деревьев для поддержки, на случай, если снова потеряет равновесие. — Сакура, — наконец окликнул отступник, заставив куноичи замереть.

— Да?

— Ты идешь не в ту сторону. Штаб–квартира синдиката находится в противоположном направлении — я полагаю, ты хочешь получить свои гонорары. — Итачи, возможно, сейчас работает в одиночку и под прикрытием Акацуки, так что он все еще получает небольшое стандартное пособие для членов организации, которое быстро сокращается, но, справедливости ради, девушка была той, кто поразил цель.

Отлично. Сакура закатывает глаза от собственной рассеянности, прежде чем вернуться к неподвижному Итачи. Он смотрит на нее, а затем наклоняет голову прямо на восток. — Пять миль в том направлении.

— Спасибо, — застенчиво поблагодарила Харуно, даже когда он начинает уходить, и в момент не менее, чем явной импульсивности, куноичи делает шаг вперед и касается его локтя. — Эм… ты можешь пойти со мной?

В ответ на элегантное поднятие брови Сакура сердито краснеет, не дав ему возможности для ответа. — Ой, да ладно, я же не собираюсь заблудиться или что-то в этом роде. Но я подумала, что мы могли бы разделить гонорары… ну, знаешь, пополам.

Итачи осознает, что это не очень странное условие; многие подрядчики практикуют назначение двух нукенинов для охоты на одну и ту же цель — в половине случаев шиноби, который сначала нейтрализовал цель, получает полную оплату, а в другой половине - оба отступника делят гонорары, независимо от результата. Но, тем не менее, обычно это срок, диктуемый подрядчиком, и для одного нукенина сделать такое предложение другому… совершенно неслыханно. — Твоя щедрость добра, но совершенно не нужна, Сакура, — спокойно говорит Учиха.

— Ты спас мне жизнь, — повторяет она, пристально глядя на него. — И… я думаю, тебе не нужно было этого делать. Так что это значит, что я у тебя в долгу.

Итачи обнаружил, что не может спорить с этой логикой, тем более что он полностью исчерпал свой запас военных пилюль и действительно не думает, что сможет всю следующую неделю обходиться без еды. — Хорошо, — коротко говорит шиноби, девушка дарит ему что-то наподобие улыбки, после чего они вдвоем направляются на восток.

Путь до синдиката нельзя назвать долгим, но Итачи приходится подстраиваться под гораздо более медленный шаг Сакуры. Это довольно досадно, но он предполагает, что в противном случае она бы действовала довольно быстро, если ей удавалось убегать от отрядов Корня в течение шести месяцев. Очевидно, что травмы сказываются на девушке, и Учиха наблюдает краем глаза, как ее шаг замедляется каждые несколько мгновений.

Итачи не любит никаких форм физического контакта; «неприязнь», на самом деле, слишком мягкий термин. Он испытывает сильное отвращение ко всему, что даже отдаленно связано с актом прикосновения, и чаще всего испытывает трудности с наблюдением за тем, как другие люди вступают в какой-либо контакт будь то случайные прикосновения рук или тел в толпе. Кисаме всегда подшучивал над ним и называл это «маленькой проблемой Итачи», но даже он однажды признал, что у него, должно быть, странный вид невроза. Это единственный раз за последнее время, когда Итачи возражает против своей… странности; какая-то часть очень сильно хочет просто схватить куноичи за запястье и потащить за собой, но преобладающая часть разума съеживается от самой идеи.

К счастью, через несколько минут появляются грубые каменные стены временной штаб-квартиры синдиката и одетая в темное фигура, в ожидании прислонившаяся к воротам. Он удивленно приподнимает бровь, когда видит, что два нанятых нукенина подходят одновременно, поклонившись ему в знак приветствия — юная куноичи выглядит очень потрепанной, а на темноволосом мужчине нет и царапины.

— Мой человек почувствовал полную остановку и последующее исчезновение сигнатуры чакры цели около получаса назад, — объясняет подрядчик своим грубым, хриплым голосом, прежде чем извлечь из внутреннего кармана плаща тонкий кожаный бумажник. — Кому из вас я обязан?

К большому негодованию Сакуры, он инстинктивно пытается передать его Итачи, но старший Учиха качает головой на долю дюйма. — Это были совместные усилия, — вкрадчиво ответил Учиха.

Девушка с неудовольствием отмечает, что подрядчик снова поднимает бровь, выглядя еще более удивленным, чем раньше. — Вот оно как.