Еще сорок лет назад он давно бы остановился, протянул Тому руку, поклонился и закончил дуэль, признавая свое поражение и силу соперника. Шуточно бы вскрикнул, захохотал, видя перепуганные лица вокруг, забыл бы в очередной раз перевязать окровавленную рану. Открыл бутылку с огневиски, устало упал в кресло и принялся делиться впечатлениями, светиться радостью и энергией, пока Риддл, оперевшись о подоконник, вытирал руки и медленно пил прохладную воду.
Тогда вальпургиевы рыцари были живы, тогда Том и не думал о том, что докатится до такого состояния. А сейчас ненависть струилась под кожей вместо крови, паучьи пальцы сжимали палочку, и единственным чувством, походящим на нежность, стала привязанность к крестражу, оставленному в змее, запертому в ее склизком теле и тянущимся к основной части раздробленной души.
Волдеморт кричит, отбиваясь сразу от нескольких фиолетовых вспышек, уворачивается от фиолетового проклятия и наобум, не видя, бьет Круциатусом. Попадает прямо в цель. По помещению разносится нечеловеческий крик боли, Долохов падает на пол, закашливаясь и задыхаясь. Раздирает пальцами горло, вцепляется в собственный кадык и выгибается в спине.
Несколько капель крови падают на грязную плитку. Мерзко.
Он давит в себе действие Круцио, идет вслед своей теории, что и второе запрещенное проклятие можно сбросить силой воли. Волдеморту же его исследования не нужны. Он опускает палочку и, шелестя черной мантией, приближается к быстрому лучшему другу.
В следующий раз тот точно умрет. Сейчас же Том пинает его со всей силы в ребра. Еще раз. И еще. За то, что он остался. За то, что не бросил его.
И заставил Волдеморта, ставшего новым альтер эго, сделать это самостоятельно. А Том ведь никогда не любил отказываться от того, что по праву принадлежало ему. Пусть это и были воспоминания о давно погибших людях.
========== Том Риддл; Лили Эванс. О жертвенности и уважении ==========
Комментарий к Том Риддл; Лили Эванс. О жертвенности и уважении
Жене
Когда она пришла к нему, таща на руках малыша с год, озаряющегося с запуганным любопытством по сторонам, всматривающегося широко открытыми глазами во все мрачные тени особняка и злых людей вокруг, молчащих, зажатых, скованных, цепляющегося за ее рыжие волосы и жмущегося макушкой к подбородку, Том лишь передернул губами и усмехнулся. Обнажил древко волшебной палочки, соскользнул с постамента, на котором наблюдал за дуэлями учеников Антонина и Лестрейнджа. Те покладисто велели волшебникам остановиться, бесчисленное множество ярких заклятий стихло, и мертвая тишина замерла в высокой зале.
Черная мантия шелестела по полу, он мягкими шагами ступал по ледяным плиткам. Лили, вздернув голову, упрямо смотрела ему в глаза, даже не пытаясь вытащить палочку. Она сама пришла, сама принесла мальчика, что по пророчеству должен был умереть, сама сделала выбор, приняв неправдоподобное предложение о сотрудничестве.
Том ведет длинным бледным пальцем по ее щеке, могильный холод кожи не удивляет его: Лили боится. Лили ужасно боится, внутри вся дрожит от страха, удерживая лишь внешние признаки спокойствия. Ломкие, шаткие, наступи на нее, надави посильнее, да рассыпется вся карточным домиком, рухнет к его ногам, захлебываясь в рыданиях, моля отпустить и пощадить. Гриффиндорцы все такие — ненасытные собственной алчностью и желанием получить как можно больше адреналина, рвущиеся на рожон и умирающие за близких людей.
Одинаковые. Тому не нравится.
— Ты притащила мальчишку, — ласково произносит он. Глаза блестят двумя рубинами на исхудавшем лице, на виске его пылает жилка с кровью. — Глупо.
Маленький Гарри Поттер обнимает вдруг мать, утыкается носом в ее плечо и стонет, как только чужие руки касаются его тела. Пытается вырваться, но Риддл давит посильнее и разворачивает ребенка к себе лицом. На удивление спокойно малыш переползает к нему на руки.
Том вытягивает его перед собой на приличном расстоянии и разглядывает пухлое лицо, заслезившиеся зеленые глаза и чубчик черных волос. Не дите, а недоразумение какое-то, он морщится и вручает обратно неудавшейся мамаше чадо, часы которого, судя по всему, отбивают последние мгновения. Точнее, все думают, что отбивают следуя словам пророчества.
Но Том не был бы собой, если не нашел лазейку во всем этом. А знакомство с Лили несколько лет назад, во время которого она очень неудачно обронила фразу, что всегда придет в ответ на помощь, если сможет что-то сделать, отпечаталось ее страхом, слезами и соплями на радужке глаз. Розье тогда вытащил ее из тесной каморки Кабаньей головы, где девушку в стену вжимал какой-то упырь, привел к себе домой и усадил в гостиной, наливая чай и расспрашивая красивую заплаканную незнакомку о том, что он еще может для нее сделать.
Том уверен, что она ему понравилась. И пусть он никак не показал этого, позже лишь проронив о произошедшем пару слов, сейчас же обещание, скрепленное бунтующейся после произошедшего магией, играло на руку.
Ей сделали выгодное предложение, а Лили ни в коем случае не могла отказаться, ведь на этот случай у Тома было еще два плана: заставить силой, либо убить ребенка самостоятельно, не думая больше о других путях отступления и идя следом за судьбой. Но Лили согласилась, пришла к нему, привела Гарри, сейчас же, ожидая смертного приговора для них обоих, и Риддл дарил ей блаженные минуты жизни, кажущиеся сейчас долгим и слишком дорогим наслаждением.
Запуганный зайчик прибежал в клетку, повелся на сказки о высшем благе и обманщиках-светлых, а желание защитить своего ребенка стало главным ключом к шагу прямо в руки к Волдеморту. Прутья не разорвать, яму в полу не прорыть, из особняка не выбраться. Они теперь под его крылом, под его защитой и попечением. Они — те, кто будут расплачиваться за проступки неверных. Медленно, жестоко.
Ведь Темный Лорд никогда не был хорошим. Просто умел играть.
— Рабастан проведет вас в подготовленные комнаты, — махнув рукой за спину в сторону опустивших головы учеников, произносит он. Один из магов стремительно приближается и снимает серебряную маску с раскрасневшегося вспотевшего лица. — Добро пожаловать, Лили! — раскидывая руки в стороны, более громко восклицает Том.
И лишь глаза полны расчета. В остальном же он — само радушие. Святая честность.
========== Крестный. Том Риддл; Антонин Долохов, ОЖП ==========
Если бы кто-то сказал Тому, что он будет стоять в кабинете Дамблдора (к сожалению, уже директора), еле сдерживая поток бранных слов (в то время, как у Долохова это вообще не выходило), смотреть осуждающе на бывшего профессора, ныне заправляющего школой магии и волшебства, ударять кончиками пальцев по древку волшебной палочки и выслушивать об обычных родительских проблемах во взаимоотношениях с трудными детьми, он ни за что бы не поверил. Покрутил пальцем у виска, да уверенно заявил, что детей у него никогда не будет.
Детей и не было. Просто школьная подружка Антонина успела забеременеть сразу после выпуска, помотать вальпургиевым рыцарям нервы и скоропостижнуться во время родов, вцепившись в ладонь бывшего однокурсника, вглядевшись огромными голубыми глазами в глубину души, о существовании которой Том в принципе не помнил до этого момента, и заверив клятвенно, что он будет лучшим крестным.
Том в чуйку не сильно верил, но уже тогда почувствовал подвох. А маленькая копия Друэллы и Долохова росла пай-девочкой, ангелом чистой воды с расчетливым нутром где-то внутри. Любила держаться за руки, любила слушать, как Том читал, и не любила мешать ему. Поэтому не было ничего удивительного, когда, внимая его наставлениям, она начала выискивать на Слизерине слабые места и готовиться навести свои порядки.
И не было бы в этом ничего плохого, если двух неудавшихся отцов не вызывали на ковер к директору третий раз за год. У маленького ангела был подбит глаз, раздулся синяк на половину малюсенького лица, черные волосы (единственное, что досталось от Антонина, чему Том был рад безумно, ведь второго Долохова не выдержал бы этот мир) разметались и стояли дыбом, а горящий взор чистейших голубых глаз не обещал ничего хорошего двум второкурсникам, стоявшим напротив, прижимаясь к своим родителям и тяжело дыша после драки.
