Смешно поморщилась и притянула ладонь к лицу, жмурясь. Хриплым голоском отозвалась, что доверяет им намного больше парней с курса. Том не помнит, на какую именно встречу она рассказала, что ее изнасиловали в кабаке в Хогсмиде, и Долохов буквально вытащил из-под того ублюдка, вырубив его и пнув несколько раз по ребрам. Хорошенько так.

Том тогда сам потащил ее в аврорат. И в больницу Святого Мунго. Собирался уже было со всем профессорским составом идти ругаться, пока глаза кровью наливались от злости, но Лестрейндж остановил. Он умным всегда был, этот Лестрейндж, мрачным, вдумчивым. Спросил просто, почему ссориться и доказывать что-то собирается.

Том не ответил. Не скажет же ему, что Минерва ему зимородка напоминала. Того самого, которого он нашел с подбитым крылом на улице и втихую притащил в приют. Ухаживал, как мог: воды в тарелку, украденную с кухни, набрал и поставил рядышком, крыло осторожно привязал к телу тонкой тканью, оторванной от недавно пошитых штанишек. Птичка притихла, молча уставляясь на него своими черными-черными глазенками.

А потом умерла. Все так же на подушке.

Том тогда даже не заплакал. Не смог. Только в глубине души что-то треснуло, надломилось. И долго ныло под сердцем, пока он приходил на самостоятельно вырытую могилку и стоял рядышком. В горле замирал предательский ком. Слез в глазах не было и в помине.

А Минерва словно олицетворяла того зимородка. Они были почти что одинаковые, раненные и нуждающиеся в спасении. Том не мог не помочь. Никогда бы не смог, даже потеряв рассудок и увлекшись слишком сильно идеями переворота, он не оставил бы пташку. Потому что тогда поломанная привязанность была прожита зря.

Он ведь не монстр, чтобы добивать невиновных.

========== Уйти. Том Риддл/Джинни Уизли ==========

Комментарий к Уйти. Том Риддл/Джинни Уизли

Айне

Кажется, Джинни стала писательницей. Том не запоминал. Кажется, она третий месяц ходила на консультации к психотерапевту и спускала сотни блестящих галеонов на то, чтобы хоть немного поправить ментальное здоровье. Тому было плевать. Кажется, она собиралась избавиться от пагубной зависимости в виде его присутствия рядом и неумения спокойно сосуществовать в нескольких квадратных метрах. Нежеланию дышать вдалеке друг от друга.

Том лишь смеялся, наблюдая за ее пустыми стараниями. Не скрывал превосходства, сжимая длинными пальцами стакан с огневиски и показно отбрасывая на стол перед собой волшебную палочку. Он уже давно был мертв: канул в лету, растворился в небытие и задохнулся в реке времени, отражаясь лишь в зеленых радужках Поттера и управляя его кукольным телом. Задвинутый куда подальше в чужом сознании, только и способный, что смотреть со стороны на гибрид двух противоположных личностей, лениво перекатывающий на языке планы будущего господства, он был для Джинни мечом преткновения. Она его не выносила.

И любила настолько безумно, что саму себя предать была готова.

Том улыбается губами Гарри, ладонью Гарри зарывается в волосы и идеально делает вид, что именно он погиб в битве за Хогвартс, а золотой мальчик открыл глаза, сел на тот чертов поезд и не отправился прямиком в бездну первым классом.

Риддл останавливается позади Джинни, опираясь на столешницу и глядя, как она в пятнистых шортиках и майке готовит завтрак, подпаливает в очередной раз сосиску, жутко краснея от изучающего, прожигающего взора, выворачивающего ее наизнанку.

На щеке красуется синяк от вчерашнего удара. Джинни с ним не разговаривает, скидывает руку, осторожно опустившуюся на плечо. Оно болит, и волшебница морщится, швыряя на стол его тарелку с пищей. Уже сегодня вечером она отвлечется от очередного сюжета, в который выписывает себя и выливает злобу на Гарри… нет, Тома, отвечая на его поцелуй.

Он давно мог бы уйти. Да и она раз десять за последний год собирала чемоданы. Швыряла вещи в белоснежные пакеты, кидала на паркет кружки и ранила голые ступни рассыпавшимися осколками. Запиралась в ванной, пока он ударял ладонями по двери и выламывал ручку, вцеплялась в спутанные волосы пальцами, ногтями царапаясь, и беззвучно кричала, захлебываясь слезами.

Она знала, кто жил в Поттере. А у Тома не получалось выбраться из ненавистного тела, из-за чего юная жена, лучшее прикрытие ото всех подозрений, огребала человек за десять. Иногда она думала, что лучше бы он использовал магию: слишком унизительно то, что он расправляется с ней лишь физически. Словно она не достойна чего-то большего.

В зеркале отражается исхудавший организм, обтянутое куском ткани, еле соблюдающим правила приличия и держащимся лишь на завязанных вокруг шеи лямках. Спина оголена, комбинезон с легкостью срывается с ее тела, покрытого темными розами синяков. Смотреть противно. Выпирающие ребра приподнимаются в ее вздохе, Том отворачивается.

Его тошнит от ее тела, его тошнит от болезненной привязанности. То, что ему нравится делать ей больно — уже плохо. И стекла очков прозрачными капельками растворяются на его лице, зеленый пожирается алым, пожар беспорядков и успешной революции грозится настигнуть магическую Британию.

Джинни доедает последнее мороженое из холодильника, оставляя на столе горячий ужин. В центре магического Лондона начались беспорядки. Подготовленное и спланированное восстание горячей удушающей пленкой растекается по стране.

В этот раз никто не был готов, потому что Гарри Поттеру все верили. А Том Риддл прекрасно умел притворяться.

И не показывать пронизывающую злостную обиду на похоронах, глядя упрямо в крышку закрытого гроба. Джинни повесилась в их квартирке, привязала веревку к люстре и закрепила ту заклинанием, отправила матери прощальное письмо, а ему оставила лишь клочок бумаги со слабым отпечатком помады. Он пропах духами и отправился в небольшую шкатулку, туда же, куда и отрезанный волос с ее головы.

Бездушное тело болталось под потолком, табуретка валялась у бледных ног. Джинни была раздетая. Тому, чтобы видеть ее оголенной, не нужно было стягивать одежду с веснушчатых плеч. Он знал ее насквозь.

И даже после смерти не позволял уйти.

========== До потери пульса. Том Риддл; Антонин Долохов ==========

Комментарий к До потери пульса. Том Риддл; Антонин Долохов

жене

Они дружили до потери пульса. Антонин так думал. Он задыхался, падал на колени, смеялся, сплевывая кровь, пока Волдеморт кружил вокруг. Темные полы его мантии развивались, босые ноги ступали по ледяной плитке. Бледная кожа его была перепачкана кровью: то ли его собственной, то ли Долохова.

Когда-то Том тренировался вместе с лучшим другом. Сейчас же он, озверев, желал его смерти.

А Антонин преданной собакой продолжал замирать возле его трона. Слушал сумасшедшие речи, поддерживал геноцид, желаемый новым королем, шастал по всему магическому миру в поисках очередной безделушки, что была нужна Тому. Он словно бы не прожил без нее и четверти века. Да забывал сразу после возвращения Долохова, выкидывал прочь принесенный артефакт и злобно спрашивал, верен ли тот ему до сих пор.

Волдеморт знал, что такому, как он, трудно было хранить веру. Тем более, Антонин застал его другого. И от этой мысли становилось невыносимо.

Он кричал проклятия, после встречи с которыми вылечить и восстановить организм невозможно, швырялся Авадами, дико отбивался от ответных заклинаний. Он был безумен, коршуном нависал над не сдающейся жертвой. Поднимающейся, смеющейся, уворачивающейся. Жертва, что почему-то не уставала, пока бессмертный тяжело дышал, жертва, что готова была сдохнуть самостоятельно, а не от чужой руки, не давала покоя, замирала где-то под сердцем надоедливой иголкой, колющей ничего не чувствующий камень, и сотнями голосов молила прикончить себя.

Новобранцы Пожирателей Смерти, затаив дыхание, наблюдали за бойней. Каждый из его слуг давно бы умер. Но не Антонин. Антонин был сильным, Антонин был преданным, Антонин был невыносимым. Рубин блестел в его ухе, темные кольца кудрей разметались, на лбу выступили капли пота.