Он вырвал тридцатую страницу второго календаря, когда ослеп. Или это был блокнот с записями и неудачными попытками помочь, остававшимися на нем фиолетовыми розами синяков, он не знает. Мир превратился в огромное черное пятно, и ориентироваться он мог только по запахам.
Желание есть не покидало.
Гриндевальд обращался с ним, словно с ручным псом. Том не был против. Ему было плевать, на самом деле, ведь запах дьявола приелся и стал самым родным. Он приносил ему человеческое мясо и изредка спускал на живых жертв. Они кричали и рыдали, сдирали ногти, царапаясь о темную плитку, и оставляли неприятные липкие пятна на губах. Волдеморту было необходимо чувствовать их боль и ощущать запахи.
Слух и обоняние стали главными спутниками никчемной жизни. Бессмысленной, ведь лекарство все не находилось, его дьявол вновь начинал большую игру в политику и забывался, оставляя открытыми двери, либо бросая склянки в стены во время злости от очередной неудачи. Осколки рассыпались по полу, Том всасывал в себя кровь, струящуюся из разодранной кожи. Она ему не нравилась. Найти лекарство не получалось, величественный и многообещающий маг превратился в непонятно что.
Он не был страшен. Он вызывал лишь жалость. И умение сочувствовать погубило Гриндевальда, потому что он слишком сильно надеялся помочь. Всегда сдерживающий свое слово, он стал кем-то вроде хозяина для зомби.
Когда Том разрывал его на части, он думал лишь о том, что последнее данное зелье не подействует. Зато его милый дьявол своей кровью смочит его сухожилия, они станут одним целым и больше не смогут расстаться. Ни политика, ни новые идеи и эксперименты не уведут его прочь из запертой комнаты.
Лишь ветер открытых окон утянет за пределы досягаемости привычный запах.
Уткнувшись носом в окровавленную ладонь Геллерта Гриндевальда и отпихнув голой ступней его разломанную палочку куда-то в дальний угол, Волдеморт свернулся калачиком, зажмурившись. Остатки плоти ледяные, дьявол молчит, дьявол больше не опьяняет своим присутствием. Его нет, нет из-за Тома.
А зелье медленно отравляет изуродованный организм. Прирученный пес без человека не выживет.
========== Вечность для скучающих. Том Риддл/Кэтрин Пирс ==========
Кэтрин была горькой на вкус. Ломкий стебелек одуванчика, разжеванные желтые лепестки: так и хочется сплюнуть, но Том глотает. Всегда глотал таких, столетие за столетием развлекался тем, что переваривал более слабых. Кэтрин вставала костью в горле и лезть в желудок не хотела, пока он усмехался и исчезал в очередной раз, прерывая ее попытки добиться помощи: Клаус нападал на ее след и, заскучав, подгонял вновь колесить по противоположному краю света.
Кидать вампиршу одну было даже весело. Она моталась по миру, словно дикая белка по закрытой клетке. Не ее среда обитания, не ее место. У Кэтрин своего места никогда и не было: Том лично помогал уничтожать ее дом пятьсот лет назад. Через десять после этого он сжег всю деревушку дотла, потому что Петрова посмела бросить ему вызов. Если с Майклсонами все было ясно — они не выносили ее существования до тошнотворных порывов — то с собой Том не понимал. Он не желал ее внимания: плаксивой и ревнивой Ребекки, каждые тридцать лет вспоминающей о его ангельском существовании, вполне хватало на жизнь вдали от сильнейших мира этого.
Кэтрин не принадлежала к высшему миру сверхъестественного. Клаус сделал из нее таракана, не увидев ничего больше, Элайджа бросил ради семьи. Они оставляли всех, кто не входил в круг близких по крови. Том с нетерпением ждал момента, когда надоест первородным: он был убитым возлюбленным Ребекки с ее кровью в теле, жестоким, циничным, рвущимся к власти. Потерявший свое колдовское начало и жаждавший уничтожить все темное, он стал фантомом своих страхов.
Роскошь и власть имели слишком сладкий вкус. Бессмертие было ему к лицу. Оно путалось в смольных волосах и оставалось в волнистых прядях, мириадами звезд рассыпалось на радужках глаз и проглатывалось вместе с пузырьками в бокале шампанского. Он пробовал вечность и растягивал ее вместе с кровью. Он убивал красиво.
Кэтрин сдохла от его руки трижды. Надоедливой мухой вьющаяся где-то неподалеку и только учащаяся бегать от сильнейшего первородного вампира, она разбила своей головой недавно сделанные окна в новом доме Риддла и пролетела три этажа с чердака, грузно приземлившись на высыпанную камнями дорожку и вывернув руки. Горничная завизжала, выронив поднос с чаем, вампир фыркнул и лишь задернул шторы, пряча образовавшуюся уродливую дыру: Петрова была живучей. Восстановится. А вот испорченное настроение после ее попыток шантажа — нет.
В следующий раз они встретились на каком-то маскараде. Том пытался выяснить обстоятельства исчезновения Кола и строил свою империю подальше от сходящего с ума Клауса, Ребекка не появлялась на горизонте светящимся легким образом в летящих платьях лет пятьдесят, а Кэтрин смеялась и бессовестно пользовалась хищной привлекательностью, ища новую жертву. Он без зазрения совести увел у нее из-под носа какого-то обработанного графа и свернул ему шею, даже не попробовав крови. Трупами она брезговала всегда.
В ответ на ее удивленный взгляд и расширившиеся от волнения зрачки, Том передернул плечами и отвернулся, скрываясь среди холеных и богатых людей, прячась в их алмазных украшениях отражением и замирая второй пугающей тенью над ее душой. Вступать с ним в открытый конфликт было опасно, тем более, имея во врагах всю семью Майклсонов, но Катерина была поехавшей сукой и посылала весь мир.
Была бы возможность, Риддл сжег до тла ее душу. Жаль, та давно гнила в могильной земле, похороненная под пеплом сигарет и загроможденная телами ее жертв.
Кэтрин умела запоминаться. И когда, однажды, она постаралась вновь поговорить с ним, появилась на пороге ласковой мурчащей кошкой, резко сменив тактику, Том даже не подумал вышвырнуть ее вон за шкирку. Темные завивающиеся волосы щекотали кожу и путались под пальцами, он со слабой улыбкой слушал ее сквозящие лицемерием речи, допивая бутылку красного вина и размышляя о том, с ведьмами какого ковена ему выгоднее выйти в столкновение: Клаус вновь слетел с катушек и принялся заливать только успокоившийся мир нечисти кровью.
Том тогда притащил ему на блюдечке Кэтрин и сопротивляющуюся ведьмочку. Все-таки, он нужен был этим величественным и гордым Майклсонам. Капелька осторожности и разума среди пожара их чувств.
В следующий раз он надеялся увидеть Катерину Петрову лет через двести, когда она наконец устанет бегать от своей судьбы и придет к нему на поклон, выучив, что ставить условия — полный бред. Или ему придется скормить ее адским вурдалакам. Три попытки на прощение были высшей щедростью.
========== Зимородок. Том Риддл/Минерва МакГонагалл ==========
Комментарий к Зимородок. Том Риддл/Минерва МакГонагалл
любе
Минерва была зимородком. Душа у нее — пестрая, до слезящихся глаз яркая, прическа всклокоченная, а характер дикий. В руки не дается, купается в своих мыслях, да на снегу улыбается, задирая голову и щурясь. Обычно при этом произносит что-то умное и цокает на Тома языком. Она младше лет на десять, заучка в школе и гордячка в его кругу, Том все понять не может, как она угодила в закрытый клуб Пожирателей смерти.
То ли Долохов притащил всю мокрую и промерзшую, опоздавшую в Хогвартс и почему-то оставшуюся где-то в Хогсмиде, то ли сама появилась, но ощущение, что она всегда была, просто Том раньше не замечал, не покидало. От нее разило теплотой и уютом, постоянно сидящая с книгами и умным видом, она не лезла в их разговоры и появлялась раза три в неделю. Когда Том, наливая ей в стакан огневиски — ровно пятьдесят грамм из-за того, что до совершеннолетия она все еще не дотягивала месяца три — смеясь, спросил причину столь частых встреч с незнакомыми мужчинами, она лишь передернула птичьими плечами, захлопнула маггловского Пушкина, сдувая в сторону Риддла при этом библиотечную пыль, и выхватила с благодарственным кивком стакан, опрокидывая в себя.
