Любочка, молоденькая черноволосая сестричка, быстро заполнила необходимые документы. Ефимов завел в свой кабинет мгновенно успокоившегося Семибогатова, и младший сержант уже готов был под шумок сбежать из Боткинских бараков – запах медикаментов и нечеловеческой боли просто витал в воздухе, проникал в каждую клеточку тела, – но тут медсестра Любочка его удивила.
– Что, и этого тоже с Обводного выловили? Сейчас начнет про русалок сказки сочинять и про зеленый туман! – лукаво ухмыльнулась девушка.
– Про кого? Какие такие русалки? – Саша нахмурился. Он сам прекрасно помнил зеленоватый туман, который клубился над водой Обводного канала.
Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. Сыскная полиция
Ротмистра Казимира Евграфьевича Жилина весьма заинтересовала пугающая находка в Обводном канале. Мужское туловище без рук, ног и головы сразу было передано в прозекторскую Обуховской больницы. Может быть, по останкам тела удастся установить личность убитого. Но места в районе Канавы были неспокойные. Грабежи, разбои, пьяные драки случались на берегах канала постоянно, но ранее никогда из воды не доставали такие пугающие фрагменты тел.
Казимир Евграфьевич задумался: много лет он занимал свой пост, всегда об Обводном шла нелестная слава, но если какой лиходимец задумал тепереча здесь людей четвертовать и в канал скидывать, то что же далее будет? Вон уже и вездесущие газетчики постарались, раскопали сенсацию.
На первой странице «Петербургского листка» красовалась огромная статья, где журналисты дали волю своей незаурядной фантазии и вовсю строили гипотезы, кем при жизни был «петербургский чурбанчик», как нелестно окрестили останки тела газетчики. А далее Самописцев Л. В., автор статьи, рассуждает о связи этого убийства с жутким делом Джека-потрошителя, деяния которого захлестнули Лондон.
«Мог ли серийный убийца с туманного Альбиона перебраться в нашу Северную столицу?» – спрашивает у своих читателей Самописцев Л. В. и продолжает задавать убийственные вопросы: «Когда же ждать новую жертву?»
Отбросив, как ядовитую змею, «Петербургский листок», Казимир Евграфьевич забарабанил пальцами по столу, раздумывая над следующими сыскными действиями.
Судовых рабочих, нашедших сверток, допросили в тот же день. Никто ничего не видел, не слышал, фрагменты тела ранее не видали, и, кому они принадлежат, рабочие не знают.
Сразу же были отправлены филеры и шпики, чтобы те обшарили оба берега Обводного канала, опросили тамошнюю полицию и нашли случайных свидетелей. Но и здесь ничего толкового не было обнаружено.
Ротмистр Жилин провел заседание сотрудников сыскного отдела, чтобы те проверили все ночлежные дома, трактиры, дома терпимости, чайные, послушали, что говорят местные, может, кто-то был свидетелем всякого рода непотребства. Были проведены облавы во всех злачных района города. Семенцы, Сенная площадь, Ямские слободы, Апраксашка – всех подняли на ноги, задержали более сотни подозрительных субъектов, по горячим следам раскрыли несколько мелких и средних правонарушений, но убийцу «чурбанчика» не нашли.
Казимир Евграфьевич тяжело вздохнул: как бы это дело не перекочевало в разряд нераскрытых… Но тут без стука в кабинет влетел, на ходу пытаясь отдышаться, капитан Железнов.
– Казимир Евграфьевич, там это… – тяжело дыша, начал он.
– Что это? – вскинул брови начальник. – Не томи!
– Там это… на Финке… на южной стороне… в воде голову нашли! – выпалил Семен Железнов.
– Голову? Какую еще голову?! – взъярился Жилин.
– Ту самую голову, судмедэксперты говорят, что голова как раз отлично подходит к нашему «чурбанчику»! – глухим голосом ответил Железнов.
Казимир Евграфьевич подскочил со стула и вцепился в свою собственную голову – страшная мозаика начала складываться!
Петроград. Октябрь 1923 г. Городская Барачная больница
– Итак, мил человек, рассказывайте. Я вас внимательно слушаю, – усадив пациента в удобное кресло, а сам расположившись рядом, попросил доктор Иван Данилович Ефимов.
– А что рассказывать-то? – набычившись, уставился исподлобья на эскулапа Игнатий Семибогатов.
– Рассказывайте с самого начала, что вы делали на Обводном канале?
– Я шел по своим делам: Люсенька, жена моя, просила сегодня зайти к модистке, оплатить материал на какую-то там тряпку модную. Не помню я, что конкретно, – устало потер виски Игнатий. – Но я немного заплутал, ту часть города я совсем не знаю, какие-то закоулки, переулки, черт ногу сломит.
– Нет, про черта тут не надо, – неопределенно покачал головой доктор. – А далее что?
– А далее… – Игнатий Степанович задумался, внимательно разглядывая цветной ковер на полу в кабинете доктора. – А далее… я не помню, – наконец ответил он, пожав плечами.
– Совсем ничего не помните? – обнадеживающе обратился к нему Иван Данилович.
– Помню, что оказался на мосту… Ну, на Боровском мосту, мне потом милиционеры объяснили, как он называется. Потом у меня сразу голова заболела, такой, знаете, шум в ушах… – принялся припоминать Семибогатов.
– А раньше у вас так же голова болела? Вы наблюдаетесь у другого доктора?
– Нет, со здоровьем, тьфу-тьфу, не было ранее проблем, – отрицательно замотал головой Игнатий Степанович.
– А сейчас как вы себя чувствуете? Что-то болит? – Доктор Ефимов подошел к пациенту, принялся проверять его пульс и заглядывать в глаза.
– Да нет, сейчас все нормально.
– Хорошо, вспоминайте далее – у вас заболела голова, шум в ушах. Я вас внимательно слушаю.
Семибогатов поерзал на месте, побледнел, снова отрицательно покачал головой.
– Больше ничего не помню! Точно, не помню! – с вымученной улыбкой ответил он.
Доктор встал с места и принялся ходить кругами по кабинету, сложив пухленькие ручки за спиной.
– Вы сейчас меня обманываете, Игнатий Степанович, – не поворачиваясь к пациенту, сообщил он.
При этих словах Семибогатов снова мертвенно побледнел.
– Если вы не сказали всей правды милиционерам, это не значит, что вы должны обманывать и меня здесь.
– Я не понимаю, о чем вы… – еле слышным голосом залепетал Игнатий Степанович. – Вы знаете, кто я? Да я…
Иван Данилович снова сел на свое место и принялся внимательно разглядывать пациента, он долго молча смотрел на него, Семибогатов прятал глаза и ерзал на месте. Наконец доктор тяжело вздохнул и продолжил:
– Я прекрасно знаю, кто вы такой, Игнатий Степанович. Мне уже об этом сообщили. Хорошо, давайте сделаем так, я не буду вас пытать – если вы ничего не помните, если у вас провалы в памяти, то придется положить вас в наше психиатрическое отделение, полежите пару неделек, попьете таблеточки, поделаем вам укольчики, – спокойно ответил он.
– А без этого никак? – вспыхнули щеки у Семибогатова.
– Без этого никак, придется еще на вашу работу сообщить, в ЦК партии. Я не могу скрывать от советского правительства, что в ЦК работает товарищ с провалами памяти, а вдруг вам хуже станет на работе? Нет, без уколов тут никак!
– Но я… Мне уже лучше, я хорошо себя чувствую! – подпрыгнул с места Игнатий Степанович.
– Присядьте, пожалуйста, не заставляйте меня принимать меры, – твердо заявил доктор.
Семибогатов снова плюхнулся на стул.
– Если вы сейчас хорошо себя чувствуете, это не значит, что завтра с вами приступ не случится. А шоковая терапия хорошо лечит подобные состояния. У нас в третьем психиатрическом отделении никто не жалуется, – сложил руки на животе доктор Ефимов.
Семибогатов вздохнул:
– Хорошо, я вас понял. Что вы хотите от меня?
– Только одно, чтобы вы рассказали мне правду! Что вы там увидели? В водах Обводного? Что вам говорили голоса в голове? – Доктор подался вперед.
– Если вам я скажу правду, меня действительно в психушку упрячете, – недовольно буркнул пациент Семибогатов.