– Ой, много понимает твой Аркадий Семенович, мне плохо стало из-за прошлого расследования, а мне для важной мыслительной работы сладкое позарез нужно. – Свистунов показал жест ножом по горлу. – Сахар активизирует работу мозга вообще-то, но ты, милая, об этом не знаешь, научных журналов не читаешь, просвещаться не желаешь, только с кастрюлями тут топчешься, да еще меня, меня – самого лучшего сыщика Санкт-Петербурга – куском хлеба… с маслом… попрекаешь, – откусывая огромный кусок бутерброда, заедая все манной кашей, заявил Свистунов.

– Я? Попрекаю? – Глафира аж опешила от несправедливых обвинений. – Да как вы можете? Да ни в жизнь! Да я! – Она закрывала и открывала рот от удивления.

«Вот и помогай после того этому толстому увальню!» – подумала горничная.

– И вообще, Глашенька, подай мне медицинский справочник с верхней полки, да-да, этот. Вот послушай и запомни, может, еще в жизни пригодится: «Причины остановки сердца и болезней сердца являются сердечная недостаточность, пороки сердца, различные виды аритмии, кардиомиопатии (поражения сердечной мышцы), а также хронический алкоголизм или употребление наркотических или лекарственных средств». Запомнила, Глаша? Про сладкое и жирное тут ничего не сказано! Вот так! – Поднял он вверх пухлый палец.

Глафира улыбнулась и покачала головой.

Аристарх Венедиктович отложил медицинский справочник, поерзал на месте, потом с трудом поднял свои внушительные телеса и полез в угловой буфет, где хранились продукты, достал большой шматок сала и, даже не разрезая его, впился в него зубами.

Глафира только хлопала глазами. Вот и первый день рациона здоровья – сало с жирным маслом, зря она тут манку варила все утро!

Она открыла рот, чтобы напомнить заветы кардиолога, но сказать ничего не успела – дверной колокольчик оповестил о прибывшем госте.

– Глашенька, ты кого-то ждешь? – приглаживая заляпанные маслом усы, спросил Свистунов.

Девушка отрицательно покачала головой.

– Тогда это, наверное, клиенты. Веди их сразу в мой кабинет, а я сейчас подойду, – догрызая кусок сала, заявил самый лучший сыщик Санкт-Петербурга.

Глафира кивнула и отправилась открывать дверь.

– Что им, дуракам таким, топиться, что ли, больше негде? – ворчал милиционер Спицын, вынужденный патрулировать выделенный ему участок моста.

– Значит, негде, – кивнул озябший напарник, младший сержант Александр Ильин.

– Знаешь, Сашка, я вот действительно не понимаю, почему именно на этой набережной у самоубийц со всего Петрограда свет клином сошелся. Зачем ехать с другого конца города, чтобы именно здесь утопиться? – вполголоса размышлял Спицын.

– Георгий Палыч, я слыхал, что тут вообще место нехорошее, проклятое, и потому самоубийц так сюда тянет, – поплотнее закутался в шинель сержант.

– Ясное дело, нехорошее. Тут за полгода больше семидесяти человек в речку попрыгали, вот же ж. Наше отделение скоро за плохие показатели лишится Красного Знамени. Нет, блин, козлы такие, не в Мойку, не в Фонтанку, все сюда бегут топиться! – ругался Спицын.

– Семьдесят человек – это же много, – покачал чубатой головой Ильин.

– Конечно, много, причем это только официальные данные, а сколько их тут на дне неучтенных лежит, это мы никогда не узнаем. – Капитан закурил папиросу. – Ты слышал, Сашок, в прошлую смену наш Степан Сергеич и Олег Палыч даже одному такому самоубивце накостыляли по шее. Чтобы это… не в их смену топился. Вот что такое делается!

Сашка неопределенно кивнул, не нравилось ему это место, совсем не нравилось. И предчувствие какое-то странное. Но тут внимание парня привлек высокий человек в темном плаще, медленно бредущий по мосту. Его качало из стороны в сторону, но на пьяного он не был похож, выглядел так, как будто кто-то невидимый тащит его силой по набережной.

– Ой, смотрите, Георгий Палыч, кажись, идет кто-то, вон к мосту, наклоняется вроде. Наш клиент! Топиться хочет! – закричал младший сержант.

– Беги, Сашка! Беги! Лови его!

Милиционеры побежали к темной фигуре, склонившейся к перилам Боровского моста. Еще бы секунда, и человек полетел в пропасть, но младший сержант Ильин оказался быстрее, в последний миг он налетел на неудавшегося самоубийцу, накрыл его своим телом и пытался удержать его брыкающиеся конечности.

– Георгий Палыч, я поймал, держу!

– Молодец, Сашка. Я о тебе в рапорте напишу, держи его! – запыхавшийся Спицын подбежал к молодому напарнику. – Товарищ, что это вы тут делаете?

– Что? Кто? Я?! Вы кто? Встаньте с меня! – Глаза мужчины наконец-то приняли осмысленное выражение. – Вы вообще кто и по какому праву… – осоловело мотал он головой.

– Как ваша фамилия, товарищ? – отряхнул мокрую шинель Спицын.

– Да я на вас жаловаться буду, вы знаете, кто я такой! Да я в ЦК партии, да я лично с товарищем Ждановым знаком! – Мужчина с трудом встал с мокрого тротуара, с удивлением разглядывая милиционеров. Казалось, он на самом деле не понимает, как он здесь очутился и что с ним произошло. – Я на вас точно жаловаться буду за самоуправство, – проворчал он.

– Вы зачем в речку прыгали? Мы вас спасли вообще-то, – немного обиженно протянул младший сержант Ильин. – А он сразу жаловаться.

– Еще раз повторяю, ваша фамилия? – повысил голос капитан Спицын.

– Вот мои документы, меня зовут Игнатий Степанович Семибогатов. – Мужчина полез в карман плаща за бумагами.

– И зачем же вы, Игнатий Степанович, с моста прыгать решили? Чем наша советская жизнь вас не устраивает, что вы хотели с ней покончить? – изучая документы, спросил Георгий Павлович.

– Меня? Не устраивает? Да вы что, товарищи! Да как вы можете! У меня важный пост в ЦК, жена-красавица, квартира на проспекте Октября, чего это я с моста прыгать буду! Меня моя жизнь вполне устраивает! – с вызовом произнес Семибогатов.

– Так мы вас еле спасли, еще чуток – и вы бы в воде оказались, в Обводном, – кивнул на мост сержант.

– Вам показалось, я никуда не прыгал и не собираюсь. Глупости какие!

Младший сержант Ильин вспомнил, с каким странным выражением лица мужчина буквально пару минут назад с пеной у рта дрыгался тут на набережной, и только чудо в лице младшего сержанта Александра Гавриловича Ильина спасло его от неминуемой гибели. Вспомнил милиционер и странный зеленоватый туман, клубившийся над водой. Однако, судя по всему, сам Семибогатов ничего этого не помнил.

– Но вы же… – У Александра даже не нашлось слов, но старший по званию перебил его:

– Так, все понятно. – Спицын вернул документы потерпевшему. – Игнатий Степанович, вам придется пройти с нами, написать объяснительную, что вы делали в этот час на набережной Обводного канала и что вас побудило прыгать с моста, – твердо припечатал капитан.

– Но я не прыгал, мне незачем это делать, – заныл Игнатий Степанович.

– Пройдемте-пройдемте, в отделении разберемся, – вежливо подхватил его под белы ручки младший сержант Ильин.

На крыльце дома как мраморные статуи застыли две дамы: одна в длинном двубортном плаще и светлой шляпе с огромными полями, почти полностью закрывающими лицо, другая одета попроще, можно даже сказать, бедно, весьма бедно одета – замызганный тулупчик, темный платок, накинутый на плечи. Но она не выглядела как служанка первой дамы, было видно, что обе прибыли вместе, на одинаковых условиях.

Глафира поклонилась в дверях и поинтересовалась целью визита.

– Здесь проживает сыщик Свистунов? – приподняла полы шляпы высокая дама. Та, что в тулупчике, неопределенно хмыкнула носом.

– Да, здесь проживают, вы договаривались о встрече?

– Нет, но я… – начала высокая, но девушка в платочке вдруг резко опустилась на землю, прямо на грязную мостовую, и зарыдала, обращаясь к Глаше: