– Мы были слишком долго вместе и после его возвращения поняли, что нам многое нужно обдумать. Долгие расставания не идут на пользу серьезным отношениям. И перед тем… перед тем как сделать самый серьёзный шаг в нашей жизни, нам нужно было собраться с мыслями. Мы собирались пожениться, как только у него закончится контракт. А связать себя узами брака нельзя, не обдумав это решение. Согласна? – Вика молча кивнула на эту расстановку ролей, дала ей спокойно завершить мысль, – поэтому нам нужно было время, чтобы отдохнуть и вернуться друг к другу обновлёнными. С твёрдой уверенностью, что наша жизнь теперь неразрывно связана.

С этими словами она опять погладила живот. Намеренно или нет, сути не меняло. Теперь они связаны намного большим, чем обещания или даже штамп в паспорте.

– То есть он знает, что у вас будет сын? – в душу закрадывались сомнения, но Вика не могла понять в честности Ольги или Андрея.

– Нет, – Ольга отвела глаза, – пол ребёнка я ему ещё не говорила. Да и в общем… несколько месяцев мы не виделись. Так что для него это будет сюрприз. Правда, малыш? – она обратилась к своему животу, и Вика прикусила язык.

Скажи, что ты врёшь, пожалуйста! Мысленно молила она Ольгу, сидящую перед ней такой счастливой. Скажи, что ты изворачиваешься, скрывая от меня правду, а не Андрей обманывал меня всё это время. Скажи, что это не страшная тайна, которую он хранил за семью печатями, желая лишь добиться от меня долгожданной близости. Скажи, что Разумов не врал, рассказывая о том, насколько ты бессердечная и эгоистичная, что бросила Андрея буквально на больничной койке. Скажи, хоть что-нибудь, что не разрушит мою картину мира!

Воронка мыслей начала расширяться и засасывать Вику с головой…

На столе ожил телефон, и она схватила его в то же мгновение. Плевать, что подумает Ольга, пусть там и было написано всего лишь его имя, а не какое-нибудь милое прозвище, которые они шептали друг другу на ухо. Плевать, как она будет смотреть в её спину, когда она почти выбежит из квартиры, чтобы спокойно поговорить с Андреем в коридоре возле лифта. Это не для ушей Ольги.

Дверь захлопнулась почти без стука, она была тяжёлой, но очень дорогой и почти бесшумной. Подарок Андрея взамен им же выломанной старой. Удобный и надёжный подарок.

– Алло? Что случилось? Вика? Не молчи! – послышался взволнованный голос Ветрова. И его можно было понять, ведь она оставила ему сообщение «вопрос жизни и смерти». Он мог подумать что угодно, вплоть до повторения нападения.

– Андрей… – она запнулась, не зная, как выдавить из себя слова. Медленно выдохнула, как он учил, – к тебе приехала Ольга.

– Что? – его голос потерял всякий цвет.

– И она… беременна… твоим сыном.

Полотенце на лице дарило приятную тёплую и влажную темноту, вода мягко обволакивала тело, снимая с него заметную часть веса, будто паришь в лёгкой невесомости. Пена щекотала торчащие из воды колени и шею под подбородком, длинные волосы расползлись по плечам и налипли на них, как морские водоросли, выброшенные на берег прибоем. Вика замерла и вслушалась в окружающую её тишину, как только ванна наполнилась и она выключила воду, эта тишина звенела своей пустотой, будто уши заложило.

Она снова спряталась.

Странная привычка осталась ещё с детства, когда родители закатывали очередной скандал, запираться в ванной и включать воду, чтобы ее шум заглушал эти бесконечные упрёки и обвинения. А потом она пряталась там и от самой себя, в дни одиночества хотелось раствориться в горячей шумной воде и не слышать собственных мыслей.

В доме Рената ванная комната не запиралась и она была лишена этого убежища. Чаша белоснежной фарфоровой ванны стояла посередине просторной комнаты с двумя окнами с широкими подоконниками. Даже когда прозрачные створки были зашторены, не проходило ощущение, будто со всех сторон на неё смотрят множество любопытных глаз. Разглядывают её обнажённое тело, ловят каждое движение, читают каждую мысль, которую некуда было спрятать в этой слишком светлой комнате из белого мрамора с золотыми прожилками. Много зеркал, много света, много золота, которое так любил Ренат. Эта ванная комната была похожа на клетку с очень тонкими, но прочными прутиками решётки, за которой заперли одну-единственную птицу. И смотрят на неё теперь.

Здесь ванная комната была меньше, тише, без окон, с единственным зеркалом над раковиной, будто окошком в загадочный внутренний мир, в который при большом желании можно было совсем не заглядывать. Не смотреть на свои страдания и неуверенность, не видеть свои страхи и переживания.

За стеной тоже было тихо, хотя совсем недавно Вике казалось, будто она может различить голоса Ольги и вернувшегося домой Андрея. Он появился только ближе к вечеру, и этот день превратился в не меньшую пытку, чем прошлый. Перезвонив, Андрей, долго молчал, и Вика очень пожалела, что набрала его номер. Не нужно было ему сообщать о внезапной гостье, ведь ему предстояло после этого работать ещё почти сутки, переваривая эту новость. Но Виктория смалодушничала. Как она могла оставить Ольгу у себя? И выгнать на улицу не могла. Оставалось только спросить разрешения Андрея впустить её в его квартиру, открыв дверь своим ключом.

Вика открыла. И оставила ключ на столе. Не могла же она превратить эту женщину в пленницу, невластную над замком на двери.

Почему Андрей вернулся так поздно, а не утром, как должен был, Вика до сих пор не знала. Была ли это вынужденная задержка из-за сложного вызова на пожар, или он не хотел возвращаться домой? Не хотел видеть Ольгу?

Или не хотел видеть Вику.

Ведь он не зашёл к ней по возвращении. Она точно знала, когда он приходит домой, потому что звук закрывающейся его рукой двери для неё был знаком лучше, чем биение собственного сердца. Столько раз она его ждала.

А ещё больше ждала звона ключа у её собственной двери, когда он приходил домой. Все те недолгие дни, которые они были вместе. Меньше недели.

Вот и всё счастье. Мазнуло по губам, дало слизать сладость и привыкнуть, обрадоваться, понадеяться, расслабиться, и исчезло.

А теперь вокруг тишина. Полотенце на лице, чтобы яркий свет не слепил глаза и не вырезал мигренью свои рваные узоры в её голове. Вика вытащила руку из воды и свесила её с края ванны, капельки бежали вниз по пальцам и громко ударялись по гладкой плитке на полу.

Кто-то вошёл в её квартиру и почти бесшумно приоткрыл дверь в ванную комнату, едва слышно прошёл босыми ногами и затих. Сердце сорвалось в галоп, и Вика подняла полотенце, чтобы убедиться, что её надежда не напрасна.

Андрей сидел боком к ней на полу, прислонившись к бортику ванны, и смотрел куда-то вверх. Виктория убрала полотенце окончательно и протянула к нему руку, запустила влажные пальцы в его отросшие волосы. Он больше не состригал их так коротко, как раньше. Попрощался со старой привычкой?

Он шевельнулся под её рукой, закрывая глаза и, ловя эту ласку лёгкими движениями головы, но так ничего и не произнёс.

– Это правда? – спросила сама Вика. Он должен понять её. Ведь она говорила о ребёнке.

– Похоже.

– Ты не уверен? – уточнила она.

Андрей повернулся к ней и заглянул в глаза.

– Я в своей жизни больше вообще ни в чём не уверен, – а во взгляде горела грусть и невысказанный вопрос. В тебе я тоже не могу быть уверен? Вообще ни в ком не могу?

Вика поднялась к нему, и несмотря на то, что с волос и тела потекла вода, наклонилась и поцеловала в губы вместо ответа. Нет таких слов, которые сейчас было бы правильно сказать.

А ведь он мог подумать, что это Вика теперь посчитает его предателем. Мог. И скорее всего, подумал. Боялся прийти и посмотреть ей в глаза?

Как это всё сложно. Но его губы были такими мягкими, сладкими, родными и желанными. Становилось безразлично, что он сделал, виноват ли в чём-то, его ли это ребёнок… Всё становилось неважным и затухало, как звуки ругани при включённом кране.