— Нет, нет… Слушайте. Как думаете, сколько людей в мире сейчас занимаются сексом? Вы знаете? Нет! Нет… Смотрите: когда я занимаюсь сексом, то не могу перестать думать о том… сколько ещё людей в этот самый момент делают и чувствуют то же, что и я? Это как оргия. Только мысл…

— Никогда не участвовала в оргии, но могу гарантировать, что это не…

— Конечно, конечно, Лав, — смеется Джинни, и все подхватывают, несмотря на обиженное выражение лица Браун.

— Это такая доступная оргия, — встревает Роджер. — И всё становится лучше. Чем больше людей, тем лучше секс.

В комнате раздаются смешки и возгласы одобрения, Гермиона покрывается румянцем и качает головой, уткнувшись взглядом в колени.

День: 422; Время: 6

Её рвёт.

Выходить особо нечему, но тело сотрясается в спазмах, пока всё выпитое и съеденное за последние три дня не оказывается на земле. По подбородку стекают сопли, и Гермиона, хлюпая носом, вытирается. От мерзких ощущений на языке она снова начинает давиться, и на ладони выплёскивается зелёная желчь.

— Господи, — жалобно шепчет Гермиона.

У неё нет никакого желания видеть войну, кровь или смерть. Она не приспособлена к этому.

Гермиона не знает имени погибшего и от этого чувствует себя ужасно. Она понятия не имеет почему, но это так. Его имя важно, и жизнь тоже, ведь это было человеческое существо, у него была семья. А теперь он мёртв. Мёртв, мёртв, мёртв, и он заслуживает того, чтобы Гермиона запомнила его имя.

Она колдует, проверяя пульс, но тело усопшего уже даже успело посинеть.

— Ладно, хорошо.

Она вытирает о ткань джинсов перепачканную в рвотных массах и слюне ладонь и протягивает руку, чтобы закрыть глаза покойнику. Шепчет молитву богу, в которого убитый мог и не верить, убирает с распухшего лица измазанные в крови волосы. И отходит, потому что считать мертвецов будут позже (может быть), а сейчас для этого совершенно точно нет времени.

Волшебник, которого она обездвижила Ступефаем, начинает шевелиться, но Гермиона начеку и тут же швыряет в очухавшегося ещё одно заклинание. Она знает: действие магии закончится через пять секунд, поэтому при помощи палочки быстро связывает мужчину. Тот ворочается, и Гермиона оглушает его снова, одновременно с этим пытаясь отыскать вражеское оружие. Её руки трясутся после Круцио, которое она получила (дважды), прежде чем сообразила, что противники каким-то образом сбрасывают её чары.

Ей приходится обновлять заклинание ещё семь раз подряд, — и каждый раз Пожиратель едва до неё не добирается — когда наконец находит палочку. Гермиона отбегает назад, ломает толстое древко и бросает обломки на землю. Мужчина опять бьётся в своих путах, с рёвом пытается подняться на ноги — и тут замечает, что палочки больше нет. Гермиона не знает, что ей теперь делать, она судорожно пытается придумать способ удержать врага на расстоянии так, чтобы не надо было колдовать каждые несколько секунд или… Она поднимает палочку и насылает на него Таранталлегру, стараясь припомнить хоть что-то полезное. Гермиона вскрикивает от разочарования: ей кажется, её разум не выдержал, подвёл в решающий момент. И все знания вдруг улетучились.

Она сдавливает ладонями виски, стискивает зубы и стонет от нетерпения, копаясь в памяти. Пожиратель Смерти, отплясывающий джигу в нескольких шагах от неё, вдруг начинает орать, и она поднимает голову как раз в тот момент, когда зелёный луч попадает ему между глаз.

Сердце подскакивает в горло, Гермиона оборачивается — и видит Малфоя.

— Какого чёрта ты творишь? Хочешь, чтобы они все танцевали на этом грёбаном дворе? Это не театральная постановка и не грёбаное развлечение…

— Заткнись! Просто заткнись! Они… Их невозможно обездвижить! Я… Я понятия не имею почему. Я не…

— Тогда убей их…

— Что?

— Убей их, Грейнджер!

— Я не могу этого сделать! — она знает, что выглядит испуганной, но так оно и есть, и ей плевать, что об этом подумает Малфой.

Он шагает вперёд и описывает широкий круг испачканной в грязи рукой.

— Почему? Как думаешь, что тут происходит, Грейнджер? Процентов двадцать из них допрашивают и отправляют в Азкабан — а остальные? Мертвы. Мертвы, Грейнджер. Не затягивай этот чёртов процесс, убей их!

— Не могу!

— Так ты собираешься заставить их выделывать балетные па… — он замолкает, стискивает зубы, сжимает кулаки и трясёт головой. — Вот, вот.

Быстро идёт вперед и хватает за рубашку убитого, о чьём имени она так переживала.

— Эй!

— Кто его убил?

— Чт… Это не важно!

— Ещё как важно, ты, идиотка. Тупоголовая благодетельница! Видишь это? Ты это видишь? Его кишки свисают наружу, Грейнджер, а ты заставила того, кто сотворил такое, вытанцовывать вальс, — он весь кипит от злости, но опускает мужчину на землю гораздо бережнее, чем от него ожидала Гермиона.

— Я не такой человек! Я…

— Ты в курсе, что сторонники благополучно спасают восемьдесят три процента обездвиженных Ступефаем Пожирателей Смерти, и те спокойно покидают поле боя? Ты это знала? Почти все из них, Грейнджер. А это значит, восемь из десяти Пожирателей, которых ты заколдовала, приходят в норму и отправляются убивать твоих друзей. Как тебе такое? Нравится, а-а? Ты такой человек, который позволит этому случиться?

Гермиона замечает тень над его головой, и, когда вскидывает палочку, Малфой ощутимо вздрагивает. Он поднимает своё оружие, но она уже швырнула заклинание, обездвижив фигуру. Малфой замирает — его палочка направлена Гермионе в самое сердце — и, наконец, оборачивается.

— Это был Ступефай, Грейнджер? Был… Ты не поняла? Твою мать, ни черта не поняла! — это не вопросы, он орёт на пределе голосовых связок. — Это жизни! Твои драгоценные гриффиндорские приятели! Чьи жизни важнее, Грейнджер? На чьей ты стороне?

— Да пошел ты! Ты не знаешь…

— Да мне плевать, что у тебя такое большое сердце, что оно не помещается в грудной клетке, ясно? Плевать, что ты хочешь спасти разом мир, кроликов и домовых эльфов! Если ты хочешь спасать жизни, тебе придется их отбирать! Пожертвовать спокойным сном, как и большинству из нас, Грейнджер, и…

Зелёный луч срывается с его палочки и поражает застывшую на земле смятую мантию. Гермиона кричит и бросается вперёд, желчь поднимается в глотке и обжигает повреждённое горло.

— Нет! Ты… Я… Я не… — её колотит, пока она добирается до тела, но когда Гермиона понимает, что рыдает над трупом безымянного Пожирателя Смерти, её захлестывает невообразимая волна облегчения.

— Блейз всегда говорил, что ты свихнешься, но твою ж мать, Грейнджер, — кажется, в голосе Малфоя сквозит недоверие.

— Заткнись… Закрой рот, — Гермиона осмысляет произошедшее и пытается взять себя в руки, ведь сейчас она ведёт себя как ненормальная и прекрасно это осознаёт. — Я… Я не знала…

Он молчит, но тишина длится всего четыре секунды, потому что соображает Малфой так же быстро, как и двигается.

— Имеешь в виду, какая отметка была у него на рукаве? Мерлин! Мерлин, ты такая некомпетентная! В тебе нет ничего, что может здесь пригодиться! Сделай всем одолжение, уйди домой либо убейся обо что-нибудь! Это было бы…

— Оставь меня в покое! Я… — рычит она и от злости сжимает мантию на трупе. — Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу так сильно, что сейчас взорвусь!

— Ну, давай, — её гнев действует на Малфоя успокаивающе, и он скучающе тянет слова.

Рука Гермионы натыкается на камень, гладкий и удобно ложащийся в ладонь, и она швыряет его в Малфоя. Булыжник с глухим звуком попадает ему в плечо, и Драко изумлённо замирает. Когда удивление проходит, он бросается вперёд и хватает Гермиону за волосы. Та кричит — её мотают из стороны в стороны и, наконец, поднимают на ноги. Она бьёт Малфоя прямо в челюсть, и ей чудится, что костяшки треснули.

— Отпусти меня…

— О нет, Грейнджер. Ты же хотела взрывов, м-м-м? Хочешь, я помогу тебе? — он дёргает сильнее, и Гермиона слышит и чувствует, как рвутся волосы.

Он разжимает кулак и хватает её за подбородок — твёрдые пальцы впиваются в кожу и кости. Малфой тянет вверх до тех пор, пока глаза Гермионы не оказывается на одном уровне с его носом, и ей приходится встать на цыпочки, чтобы уменьшить давление его руки на своё лицо. С трудом, но она втыкает кончик своей палочки Малфою в горло.