Грейнджер за волосы оттягивает его голову, и Драко, подвинувшись, теперь над ней нависает. Глаза у Гермионы горят, щеки залиты румянцем, сама она кажется под ним совсем миниатюрной. Ее сила ушла, обернувшись беззащитностью, взглядом, который выражает нечто такое, что Драко не может уловить. Его одолевает странное желание заключить ее в кольцо рук и в то же время — прижать к столешнице, закинуть ее ноги себе на плечи и вбиваться в нее, пока она не закричит. С Грейнджер его постоянно разрывают противоречивые желания. Прошлое и будущее, враги и друзья, сожаления и удовлетворение, отчаяние и надежда, провал и триумф, ненависть и… Драко встряхивает головой, Грейнджер сводит брови, тяжелое дыхание на миг замирает, а затем с вырывается со свистом.

— Что?

Он вновь мотает головой, переводя взгляд с ее сияющих глаз на кончик носа, на покрасневшие щеки, на локоны, прикрывающие обнаженные плечи.

— Об этом?

Гермиона обхватывает его голову, задевая пальцами мочки, и в ее глазах столько искренности, что Драко сложно сдержаться и не отвернуться.

— Обо всем.

Он собирается что-то сказать — что угодно, лишь бы разрядить атмосферу, избавиться от тяжести в груди, — но Грейнджер привлекает его к себе. Кончиком языка проводит по его верхней губе, Драко тут же углубляет поцелуй, заигрывает с ее языком, вырывая из ее груди хриплые вздохи. Его ладони на секунду отрываются от ее кожи, чтобы стащить белье — он оказывается на свободе, тело потряхивает в ожидании исходящего от нее жара. Драко, погладив внешнюю сторону ее бедер, дергает Гермиону к краю стола. Выпрямляется и поднимает ее за собой — она обнимает его за шею.

Драко просовывает между ними руку и вжимает в нее палец. Поглаживает, ухмыляясь, когда Грейнджер вскидывается и сдавленно стонет. Он выписывает вокруг ее клитора четыре круга, проводит пальцем поверх него, а затем опускает руку и погружает в ее жар средний палец. Ее стенки сокращаются, и Драко стонет, добавляя второй палец. У нее внутри горячо и влажно, бедра сами собой движутся навстречу. Долгой прелюдией он займется позже. Извлечет из Гермионы все звуки, на которые она способна, изучит ответную реакцию на все касания, оценит, сколько она выдержит, прежде чем перешагнет за край. Сейчас же его не покидает ощущение, что он стоит на этом месте уже вечность. Что все эти белые пятна в его жизни были ожиданием, от которого он устал.

Драко вытягивает из нее пальцы, целует крепче, когда Гермиона подается бедрами вслед за его рукой, и обхватывает себя. Дважды проводит по всей длине, затем чуть сгибается, отклоняя ее назад. Грейнджер отпускает его шею, шлепнув ладонями по столу, упирается за спину, а Драко отрывается от ее губ. На краткий момент встречается с ней глазами — ее внимательный взгляд не оставляет его лица — и устремляет их ниже. Драко раскрывает ее для себя, придвигается, головкой члена скользя к ее лону. Слышит, как Гермиона задерживает дыхание, когда он проникает внутрь лишь кончиком, испуская вздох от ощущения сжимающих его мышц. Драко хочет посмотреть на нее, убедиться, что все хорошо, но тело подчиняется инстинктам и желаниям, поэтому он резким движением погружается в нее до конца.

Они оба громко стонут, Драко закатывает глаза, прикрывая веки. Теряясь в ощущениях, он хватает Грейнджер за бедра, выскальзывает и тут же толкается обратно. Гермиона смыкает пальцы вокруг его запястья, чем заставляет открыть глаза и увидеть, что ее взгляд направлен в низ его живота. Драко обхватывает ее затылок, склоняется к лицу и замирает в миллиметрах от губ — сама она уже приготовилась к поцелую.

Ее веки подрагивают, Грейнджер распахивает глаза — и в груди у Драко все сжимается. В этот момент она красива, до одури хороша, но если он скажет это, то выйдет фраза из дерьмового романа. Драко убеждает себя, что скажет ей об этом позднее. Позднее, когда его словам можно будет верить и она будет понимать, что он всегда говорит правду.

Гермиона тянется к нему, но Драко едва отстраняется.

— Да, да, и об этом тоже, — скороговоркой бормочет она, придвигаясь ближе.

Он усмехается ее нетерпеливости.

— И спрашивать не собирался.

Под ее прикосновением к его губам усмешка пропадает, взгляд опускается на ее подбородок, шею, грудь, что ритмично двигается в такт каждому толчку. Когда Грейнджер, обращая внимание на себя, пальцами проводит по его шее, на ней дыбом встают волоски. Гермиона улыбается, а у него снова заходится сердце.

— Не хочешь запомнить эту часть?

— Хочу. Но можно притвориться, что нет, лишь бы посмотреть, как ты станешь напоминать. — Драко касается губами щеки, чувствуя, как ее улыбка становится шире, как вылетает смешок. — Как же с тобой хорошо, — вырывается у него шепотом.

Скрестив лодыжки у него за спиной, Гермиона бедрами подается ему навстречу, утягивая глубже, и оба их стона отдаются у него в груди. Грейнджер поворачивает голову, ловит его губы, и Драко кажется, будто он снова прыгает со скалы. На секунду зависает в воздухе — невесомый, свободный, позабывший обо всем — перед тем, как рухнуть вниз.

Вот это он запомнит. Если ничего больше не останется, он будет помнить этот момент.

Двадцать четыре

Море поднимается огромными волнами, от которых в воздух взлетает пена. Темно-серое небо пронзают вспышки молний, со злостью прорываясь сквозь свинцовые тучи. Под порывами ветра клонятся к земле деревья, воздух наполняет влага. Драко чувствует, как та проникает в легкие, когда, ощутив прикосновение к плечу, он глубоко вдыхает.

— Дождь будет.

— Ты всегда утверждаешь очевидное или ты под впечатлением, что у меня совсем мозги отказали?

Иногда его тошнит от ее объяснений. Грейнджер постоянно перепроверяет, что он помнит, сообщает, о чем забыл, записывает на доске, на карточках, на обрывках пергамента тысячи мелочей. Он понимает, что она старается помочь, что действительно помогает, но сдерживать раздражение от этого не легче.

— Последнее. Иначе почему ты стоишь столбом, а не помогаешь мне вешать? Да еще и встал прямо здесь.

Драко оглядывается раздраженно — нечего было прерывать его размышления. Грейнджер издевательски улыбается и протягивает белую жердь и сжатый кулак. Выгнув брови, Драко забирает палку. Смотрит под потолок и влево, на окно и крючок с одной стороны, который Грейнджер уже приспособила.

Она машет сжатым кулаком, пока Драко не вытягивает руку, и в ладонь ему падают металлические штуки.

— Крючки надо вкрутить с двух сторон. Потом прицепим занавеску к карнизу и подвесим на крючки. Я думала еще насчет тех… — Грейнджер крутит в воздухе пальцем, — …крючков по бокам. Ну знаешь, за которые… — она собирает штору и, отведя в одну сторону, выжидательно смотрит на Драко, но, не встретив ни проблеска понимания, вздыхает.

— Зачем нам шторы, если мы вообще не заходим в эту комнату? — в его тоне сквозит недоумение. Драко не полностью уверен, что комната всегда пустует, но раз уж весь дом обставлен, а здесь стоит лишь кресло, то его предположение верно.

Грейнджер бросает занавески на стоящий в углу стул и, подбоченившись, рассматривает зеленые стены.

— Потому что ты сюда заходишь. Это часть дома. Вот — отвертка.

Он пялится на инструмент, на Грейнджер, но все-таки забирает. Поворачивается к окну, прислоняя жердь к стене. Раскрывает ладонь и разглядывает содержимое. Оттянув языком щеку, убирает половину железяк в карман. Как только Драко прижимает крючок к стене, встревает Грейнджер:

— Чуть выше.

Он недовольно фыркает и сдвигает деталь выше.

— Ниже.

Стиснув зубы, Драко оборачивается, встречая ее невинный взгляд.

— Ты хочешь повесить шторы или тебе просто нравится меня доставать?

Сжав губы, Грейнджер отворачивается.

— Если делаешь что-то, то делай правильно.

— Тогда, может… — при звуке грома она испуганно подпрыгивает, и Драко не сдерживает смешка. — Боишься грозы?

— Нет. Просто не ожидала. Дом как будто сейчас рухнет.

Драко хмурится, глядя на зажатую меж пальцев отвертку.