Драко хочет, чтобы от него отстали. Хочет побыть наедине с собой, у моря, с тем, что осталось.

— Грейнджер…

— Это ведь тоже воспоминания. Каждый миг твоей жизни. Этот, тот, что был до него и наступит после. Если ты потратишь эти моменты на прошлое…

— Я все равно забуду, так какая разница?

На скалу накатывает волна, разбиваясь на три потока. Один взмывает к небу, два другие устремляются дальше. Грейнджер, качая головой, шепчет слова, которые заглушает ветер, хлопая полами одежды.

— Что…

— Малфой, помнишь, что я говорила про строительство дома? Что его возводят значительные события, но внутренняя обстановка состоит из мелочей…

— Что?

— …значимые события на то и значимые, но ключевые — малости. Если у людей сгорает дом, они думают «боже мой, у нас сгорел весь дом». Они могут обратиться к друзьям, родителям, найти какой-нибудь кров. Будут работать, жить, снимут квартиру или купят дом. Но скучать станут по обстановке, Драко. Когда пройдет первый шок, люди вспомнят: «мои фотографии, моя шляпа, которую подарил тот-то, моя статуэтка, которую привезли оттуда-то». Ключевое — это внутренний мир. Мелочи.

— Грейнджер, я ни малейшего понятия не имею, о чем речь, но звучит это…

— Нет, то есть это значит, что ты должен…

— …полную чушь, которая не…

— Я не говорю, что…

— …понимаешь, что это…

— Просто послушай меня, — срывается она, вцепившись ему в руку. Пальцы у Грейнджер холодные. Сжав зубы, Драко отворачивается от моря. — Настоящее — тоже часть тебя. Я знаю, что найти контрзаклинание важно… жизненно важно.

— Естественно.

— Но и эти моменты формируют твою личность. Да, ты злишься. Боишься. Но упиваться горем, а тем более позволять ему влиять на решения, которые в будущем предоставят возможность создавать новые воспоминания… Будущее не менее важно. Оно — такая же часть тебя. Нам нужно признать, что… что контрзаклинания может вообще не оказаться.

Драко издает горький, недоверчивый смешок:

— Так и… что? Мне жить, как будто я при смерти? Пока не забуду все основы, пока не потеряю способность помнить что-то не длиннее минуты? Пока не потеряю самого себя и уже не смогу вернуться? О таком будущем ты…

— Нет, не…

— Ведь это вот — смерть? Самый близкий вариант для того, у кого бьется сердце. И поэтому, пока не стало поздно, мне следует наслаждаться настоящим. Как будто оно будет иметь значение, когда я забуду все к чертовой матери.

— Оно имеет значение, — тихо произносит Грейнджер.

— Для твоих воспоминаний? — со злой насмешкой отзывается Драко. Его переполняют десятки разных эмоций.

— Для твоей жизни. Выбор за тобой, Драко. Продолжишь цепляться за прошлое — лишишься будущего. Нельзя жить прошлым. Жить можно только здесь и сейчас. Я знаю, что говорила, что нас определяет прошлое. Что для нас самих важно помнить его, включая все ошибки и потери. Но не менее важно и то, что мы из прошлого выносим. Как меняемся под влиянием пережитого. Тогда-то оно и становится частью нас.

— Но если ты…

— Дело в том, какие выводы ты из него делаешь. От чего мы отталкиваемся и на чем основываем дальнейшую жизнь. Я не хочу, чтобы ты потерял прошлое, но без будущего будет гораздо хуже. Важно то, как мы справляемся с ошибками. Как можем обернуть их к лучшему. Полагаю, все сходится к тому, как ты сам хочешь, чтобы прошлое тебя определяло, Драко.

Он молча сбивает ногой камешек, и тот летит со скалы. Разглядеть, куда он приземлился, не представляется возможным.

— Твои вдохновляющие речи, Грейнджер, это тихий ужас. Тебе же за них не платят? Иначе не удивительно, что мир постоянно нужно спасать.

Драко практически кожей чувствует ее тревогу. Чего она от него хочет? Что ему сказать? Временами Грейнджер буквально лезла в душу. Еще чуть-чуть, и ткнет пальцем.

— Чего ты хочешь…

— Всего, — рявкает Драко, потому что ответ очевиден. Чего еще ему желать? — Я и есть мои воспоминания. Я то, что я делал.

— И что сделаешь. Ты — тот человек, в которого тебя обратит принятое решение, — Грейнджер переминается с ноги на ногу, задевая его плечо. — Да, это твое решение. Просто… подумай хорошенько. И знай, что я напомню.

— О прошлом?

— Да. И об этом, — ее рука скользит по предплечью под рукав.

— Я пройду с тобой по воспоминаниям, пока ты их всех не узнаешь…

— Это другое. — За ветром и стуком в висках он едва разбирает свой ответ. Возможно, и Грейнджер не расслышала. Она льнет к нему, рукой добираясь до плеча.

— Знаю. Но ты все еще ты, а ты — это твое прошлое. Оно все еще принадлежит тебе, Драко. Разве ты не хо…

— Ты опять свернула к нравоучениям, Грейнджер.

— Нравоучениям?

Он медленно кивает.

— Они раздражают.

Она опускает взгляд, но руку не убирает.

— Я не хочу тебя торопить. Особенно когда решение может разрушить… все.

Драко поднимает глаза к небу, где на светло-голубом фоне плывут белоснежные облака.

— Что-что ты сказала? Разве гриффиндорцы не известны своим стремлением торопиться, а потом уже думать?

Ее пальцы крепче сжимают плечо, ощутимо впиваясь ногтями.

— Я рассказывала, что наша черта — храбрость…

— А до этого привела кучу примеров, которые подтверждают именно мою мысль.

— Я серьезно. Насчет…

— Знаю.

Ветер треплет ее кудри, один локон скользит вдоль ткани рубашки. Драко отслеживает взгляд, которым Грейнджер смотрит на его плечо. Он отворачивается от моря к ней, ее ладонь спускается ему на локоть.

— Почему ты так беспокоишься?

У нее расширяются зрачки, и она опускает голову. Понаблюдав за разлетающимися кудряшками, Драко склоняется ниже. Сталкивается с Грейнджер лбами, прислоняется и прикрывает глаза. Его рука опускается ей на плечо, ее — вновь сжимает его предплечье. Драко вдыхает, чуя запах лета и ее кожи.

— Каждое утро я просыпаюсь, завтракаю, потом ты целый день заставляешь передвигать диван за солнечными лучами. — Он ведет ладонью от ее правого плеча, вдоль спины, к левому бедру. — И в это время воспоминания исчезают. Без боли, без ощущений, их просто… — Вторая рука поднимается к щеке Грейнджер, пока пальцы не задевают висок. — …нет. Еще одно, еще, и вряд ли что останется. Но пока что я чувствую. Знаю, что делать, не помня, как получены эти знания.

— Сем… — сама себя обрывает она.

— Вот как это… — Драко оглаживает пальцами ее челюсть, шею, находит местечко под ухом и потирает. — Если я тебя здесь поцелую, прикушу… — У нее сбивается дыхание. — Ага. И я чувствую, что хочу это сделать, так почему, Грейнджер? Почему я хочу, при этом считая, что не стоит?

— Может, ты просто не определился.

Он качает головой.

— Нет, дело в другом. Логика ни при чем. Я просто знаю, что ты должна меня оттолкнуть, как только я сделаю так, — Драко обхватывает ее за талию, большими пальцами касаясь живота. — Что ты должна остановить меня, когда… — теперь он обнимает ее за плечи, другой рукой — за бедра, двумя пальцами задевая ягодицы. Прижимает к себе вплотную, и Гермиона хмыкает.

— А я, значит, если тебя поцелую, то вызову отвращение? — шепчет она слабым голосом, вцепляясь в его рукава.

На ум приходит пара словечек для описания поцелуя с Грейнджер. Если отвращение и было среди них, то давным-давно сгинуло. Драко касается своим лбом ее, приподнимает подбородок и целует в уголок губ. Гермиона отвечает, Драко ерзает. Ткань рубашки собирается на боку, зажатая меж их телами.

— Что же ты? Кажется, тебе нельзя этого делать.

— Тебе тоже. Но ты забываешь о главном, — Драко, чувствуя, как Грейнджер хмурит лоб, предполагает, что она вскинула брови; его пальцы теребят полы ее рубашки. — Мне плевать.

Она смеется откинув голову, глаза блестят. Он смотрит на нее из-под челки, выпрямляется, позволяя ветру сдуть с лица волосы, выгибает бровь.

— Ты все такой же, Малфой. Ты боялся, что потеряешь эту черту, но она с тобой.

— Мне стоит обидеться, что сначала ты засмеялась?