— Которые мертвы уже не первый месяц, — вскинув бровь, Драко шлепает папкой по столу. — Если след…

— Но это было Убивающее. От них остается след сильнее. Если… — Драко смотрит многозначительно. — Когда его зацепят, они соотнесут фрагменты из твоего мозга с тем, что найдут у домовика, и увидят, что…

— Домовик сказал, что в соседний дом вошли двое… — перевернув страницу блокнота, он быстро пробегается по строчкам. — В дом Уайетов.

— Домашние эльфы по-другому воспринимают магию. Они не воспринимают маскировочные чары, поэтому видят два изображения. Настоящее и вымышленное. Он видел…

— Мужчину и женщину, — зачитывает Драко. — А…

— И ими мог быть Ганнс, если эльф заметил ту же девушку, которая вывела тебя из паба. Так что…

— Эта женщина не блондинка. Та, которая пришла к Уай…

— Он мог сменить образ. Малфой…

— Если…

— Нам надо в Англию, — скороговоркой выдает Грейнджер — он не сразу улавливает смысл. Драко смиряется с тем, что сбить ее с темы не удастся, и, делая изрядный глоток, буравит ее взглядом поверх бутылки. — Проклятие разрушает твою семантическую память. У тебя пропадают не только воспоминания о жизни, но и знания. Сам…

— Я не хочу об этом…

— Оно сжирает твой разум все больше и больше. Мы рассчитываем только на то, что Ганнса найдут, а там получат и контрзаклинание, но мы даже не знаем наверняка, что именно он вино…

— Мы уже…

— А если его не найдут? Если времени не хватит? Если вообще ни одно контрзаклинание больше не сработает? Мы забросили поиски, только и рассчитываем, что на Ганнса. А книги читаем только час-два перед сном. А ведь спасение может быть прямо на полке. К тому же неизвестно, сможем ли мы его правильно наколдовать, сработает ли оно, не станет ли хуже…

— Твою мать, Грейнджер, будто я этого не знаю! Будто не у меня вся комната заставлена воспоминаниями, которые я ни хрена не помню! Я не знаю, что делал в своей жизни. Не знаю ни про квиддич, ни про семью, ни про друзей, даже чары твои не все узнаю! Я не помню, пробовал ли хотя бы половину той фигни в холодильнике, — Драко бьет ладонью по дверце, холодильник ходит ходуном, а Грейнджер вздрагивает.

— Именно! — она вскакивает и машет рукой между ним и холодильником, глаза у нее широко распахнуты и поблескивают. — Ты каждый день забываешь все больше и больше! Если мы не…

— Я в курсе, не нужно об этом напоминать. Это я все забываю, у меня разрушается разум, я потерял жизнь и теряю самого себя. Если я забуду, что происходит, то проснусь утром — и вот оно, опять у меня под носом.

— Я знаю, Драко, я сожалею. Но я не смогу помочь, ведь ты не даешь…

— Я не…

— Я могу отвести тебя к целителю…

— Я не вернусь в Англию без…

— Мы вернемся тайком! Никто не узнает! Попадем в мою квартиру и вызовем целителя…

— И весь магический мир узнает, что Драко Малфой…

— Пожалуйста, — шепчет Грейнджер, и все в ее голосе, выражении лица и поникших плечах кричит об отчаянии. Глаза у нее блестят ярко, слишком ярко под слабыми лучами солнца, и эти непролитые слезы его пугают. — Я не могу сидеть и смотреть, как ты все теряешь.

Четыре удара сердца Драко молча смотрит на нее, а потом разворачивается и идет к задней двери.

========== Глава 8 ==========

М.

Он слышит ее за спиной: за треском ветки следует вскрик боли. Драко едва оглядывается и, сжав в карманах кулаки, обращает взгляд к морю. Бушует ветер, вжимая в тело одежду, вперед-назад трепля концы, поднимает с глаз челку. Драко смотрит на набегающие волны.

Те перекатываются, обрушиваясь на скалы взрывом синевы и белизны, оставляют на стенах пену. Запах соли усиливается, звуки моря отдаются в ушах, будто то накатывает со спины. Носы кроссовок нависают над краем обрыва, равновесие зависит от ветра. Остановившись рядом, Грейнджер задевает Драко рукой. Хочет отступить, но замирает на месте.

— Я сначала не догадывалась, почему ты так подолгу здесь стоишь, смотришь на море. А потом поняла, как это расслабляет.

Драко вряд ли назвал бы море «расслабляющим». Оно напоминает ему воспоминания, саму жизнь. Вода постоянно меняется. Плещется, бьется о скалы, сходит. Уносится в другие места, к другим людям, которые не подозревают, откуда она пришла и частью чего являлась. Волну, как отдельно стоящую единицу, не признают важной. Ее рассматривают как нечто массивное, мощное по сути. А она хлещет, разбивается живостью и жизнью, а затем вновь отступает. Исчезает в большем, растекается, теряется, недостижимая, неуловимая. Возвращается лишь пару раз, смешавшись с новым, и уходит навсегда.

Этого никто не замечает. Мир слишком поглощен грядущей волной и следующей, новыми водами и последующими. А еще: столкновением, нагоняющими ощущениями нынешнего, настоящего. Его жизнь и воспоминания — это море. Растянувшееся за горизонт, неизмеряемое пространство, неизведанное, неясной глубины.

У Драко есть лишь столкновение со скалами. Взрыв впечатлений, неуловимый уже в следующий миг. Который невозможно сохранить, оставить, иметь, удержать в руках. К морю приводит все. И все обязано туда возвращаться. Драко чувствует себя таким же распростершимся, неспокойным, раскинутым по миру. Таким же потерянным. Он не знает, к каким берегам путешествовал. На кого повлияла, кого коснулась, кому принесла утешение его жизнь. Или прошлась штормом, погребя в свои глубины.

Начало всему дает мир. Ручьям, рекам, каплям — все течет, струится, уносится в море, становясь его частью. Неизбежно смешивается с целым, расходится, влияя на все окружающее. Все, подвластное элементам мира, сезонам, свирепости темной ночи и слепящей яркости утра.

Впрочем, даже солнечные лучи не достанут до темных мрачных глубин, полных чего-то сокрытого. Драко не знает, что там — по-прежнему часть его, но неизвестная. А теперь он лишается себя. Теряет не только то, что определяет его личность, составляет целое, — но и понимание. Понимание того, кто он есть, кем не мог стать, что любил и утратил, как прошла его жизнь. Драко забывает, как жить: как заниматься тем, что любит и откуда-то знает. Воспоминаний нет, а теперь уходят и знания.

Он не представляет, как себя удержать. Не дать исчезнуть.

— Я понимаю, что возвращение в Англию может грозить определенными последствиями. Вчера вечером я прочитала о заклинании, которое, наверное, поможет, но самой формулы там не было. Оно может стереть проклятие, но при этом сотрет и последние оставшиеся воспоминания. Вероятно, придется колдовать над той частью мозга, в которой хранятся знания вроде тех, как ходить. Тебе придется переучиваться всему.

— Чудесно. В двадцать четыре стать младенцем. Все…

— Но проклятие исчезнет. Контрзаклинание не вылечит мозг, чтобы можно было вернуть туда воспоминания, но целители — смогут. Они вообще могут найти лучшее решение. Могут спасти то, что осталось. А позволять проклятию и дальше развиваться… Воспоминаний осталось не так уж много. Не менее стремительно оно разрушит и знания. Ты вообще можешь потерять способность учиться. Или запоминать, даже если проклятие остановят.

Надежда сокрушительна. Особенно когда тает. Такая вот степень безжалостности. Надежда дает людям силы, заставляет с нетерпением ждать будущего или даже дарит счастье в самые мрачные часы. Между тем, когда мрак становится непроницаемым, когда надежды не оправдываются, стержень в людях надламывается. Будто из крови выкачивают весь кислород. Самый что ни на есть слом, катастрофическое ощущение, которое сдавливает грудь, впечатление, что вот-вот наступит смерть. Надежда крадет ценность у всего, оставляя лишь глубокую мучительную боль, темноту души и мерзкое отчаянное желание, чтобы все уже кончилось. Это — одна из величайших потерь, которую может вынести человек.

— Так что, мне просто взять и все отпустить? — Драко кивает сразу на все: на дом, кабинет, колышущиеся паутинки. — Просто забыть двадцать лет жизни? — В голосе чувствуется измотанность, опустошенность.

— Ожидание приведет к тому же. Целители… найдут другой способ. Возможно, вылечат зараженные места, и ты не только вернешь прежние воспоминания, но и сможешь создавать новые. А даже если не выйдет со старыми, их помощь нужна тебе хотя бы для того, чтобы запоминались нынешние события. Разве это не так же важно?