— Можно получить магический след, — заканчивает он, Грейнджер кивает и убирает выпавшие пряди за ухо.

Смотрит на него, и от длинного глубокого вдоха ее плечи поднимаются и вздымается грудь. Она задерживает дыхание, Драко замечает, как мелькает меж губ ее язык, а потом во влажную покрасневшую плоть впиваются зубы. Грейнджер стучит по ноге палочкой, другой рукой разглаживая складки на джинсах.

— Ты что-то недоговариваешь, — он склоняется ближе, чтобы ей не пришлось далеко тянуться. Она слишком нервничает, слишком беспокоится. Вероятно, последствия гораздо серьезнее, чем она дала понять, но отчаяние все равно подталкивает ее действовать.

— Нет, я… Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Его брови взлетают вверх, взгляд упирается в ее веки — Грейнджер прожигает дырки в его ноге.

— А раньше не парилась.

Обижается.

— Неправда.

Он это знает. Она еще ни разу так не тянула, обычно стремясь покончить с делом, а с последствиями разбираться позже. Но Грейнджер не была садисткой, и непонятно, с чего вдруг заволновалась. Ему нужно, чтобы она собралась, проявила хладнокровие и сосредоточилась на деле. Тут не важно, как отреагирует он: она доведет дело до конца, если это вообще возможно. И может быть, это поможет вернуться к нормальной жизни. К здравому отношению к Грейнджер, прекратит волнение внутри, сны и мысли о… обо всем. О ней, и о нем, и о море.

Драко злит, что все постоянно сводится к ней, но в то же время в глубине души он этого хочет. В той глубине, которая и без календаря прекрасно знала об отсутствии Грейнджер. Он валит вину на проклятие. Он валит вину на рассеявшиеся, пропавшие воспоминания, на то, что заполнить пустоту в голове может она одна. В голове и в его доме. Он валит вину на выражение ее лица, на осторожное касание костяшками пальцев его щеки, когда она поднимает палочку к его виску, на ободряющую улыбку, которая совсем не ободряет.

— Давай ты сначала выпьешь зелье. То есть…

— Ты сама сказала: оно затуманит рассудок.

— Да, но боль тоже помешает, а с зельем может выйти лучше и даже вразуми…

— Давай уже, Грейнджер.

Драко смотрит выжидательно, еле заметным кивком отвечая на незаданный вопрос, и Грейнджер соглашается.

— Ладно. Хорошо. Если станет совсем плохо…

— Продолжай.

— Но оно может навредить…

— Больше, чем навредило проклятие? Просто продолжай. Будет больно, я потерплю ради результатов — лишь бы не напрасно страдать.

Она сомневается, и это его раздражает, чуть не вынуждая сорваться, разозлить ее, чтобы эксперимент прошел по плану, но тут Грейнджер решается. Глубоко и тяжело вздыхает.

— Ладно. На всякий случай держись за диван или что-нибудь еще. Я постараюсь побыстрее.

Драко не тянется к подушкам, а оставляет руки лежать на коленях, намереваясь хвататься за них, если придется вытаскивать себя из болота боли. Грейнджер перекатывает в ладони флакон и смотрит многозначительно, на что он едва не возводит к потолку глаза, а затем смыкает ресницы. Она шепчет слова, что он ни разу не слышал — или не помнит. В горле пересыхает, и Драко ждет.

В голове что-то раскрывается, легко и нежно, словно разворачиваются лепестки. Возникает тянущее ощущение, дыхание в легких на секунду застывает в ожидании слепящей боли, но ее нет. По каналам мозга будто бежит поток холодной воды: странно, неприятно, но безболезненно. Драко чувствует, как тяжело выдыхает Грейнджер, чувствует на лбу теплое дуновение и дышит сам.

Шуршит одежда, колено у его бедра прекращает давить, и Драко открывает глаза. Грейнджер закупоривает флакон, субстанция внутри слишком темная и мутная, не похожая на воспоминание. Сквозь стенки проглядывает розоватое мерцание.

— След слабый.

— Воспоминания тоже не очень. Проклятие могло повлиять. Надо протестировать, — Грейнджер поджимает губы, вертит склянку в руках и снова смотрит на него. — Больно?

Драко раз качает головой вправо.

— Только холодно.

Замечает, как Грейнджер хмурится, а затем встает, подушечками пальцев касается его висков. Перед глазами оказывается ее горло, виски чуть сдавливают теплые гладкие пальцы. Движутся дальше, скользят в волосы и на затылок, посылая по шее волну мурашек. Грейнджер придвигается, продолжает вести ладонями и что-то тянет себе под нос. Драко готов поклясться, что кожей ощущает вибрацию ее напева, взгляд останавливается на ее горле. К нему хочется прижаться губами, прочувствовать эту вибрацию под языком.

Грейнджер подается ближе и застывает от его выдоха, вызвавшего мурашки. Драко облизывает губы, не успев задуматься, снова выдыхает и слышит, как она с шумом втягивает воздух. Ее руки, замерев, сильнее сжимают ему голову, и он тянется, едва задевая ладонью полу ее рубашки.

Видит, как от его выдоха возвращаются мурашки, и чуть-чуть наклоняется вперед. Этого хватает, чтобы губы вскользь задели кожу касанием настолько легким, что в него не верится, пока Грейнджер не сглатывает. Оба медлят, и, как только Драко решает продолжить, она опускается. Скользит носом по его щеке, руками зарывается в волосы, и он безотчетно поворачивает голову. Интуитивно ищет желаемое, одной ладонью обхватывает ее бедро, другой — затылок.

Грейнджер целует его в ту же секунду, как может достать до губ. Сжимает коленями его бедро, и Драко запускает пальцы в ее волосы. Тело отзывается на прикосновения, изгоняя из разума всякий холод.

О.

Глаза у Грейнджер красные, ладонь подпирает щеку, а веки вот-вот сомкнутся. Она борется со сном, то и дело продирает глаза, мотает головой, но по мнению Драко отключится минут через пять.

— Ты вот-вот заснешь.

— М-м? Ой, я просто… иногда устаю читать.

— Тогда ложись, — он проходит к столу, кладет книгу на противоположный конец и оглядывает стопку папок. — Где ты это взяла?

— У Гарри, — она произносит это так, будто даже упоминать об этом не стоит.

— Где?

Грейнджер поднимает испуганный взгляд, но тут же выражение ее лица смягчается.

— Мы уже спорили об этом. Сошлись на том, что Ганнса необходимо найти. Это данные из Министерства на… — в руках у нее оказываются выпуски газет. — Я нашла три совпадения с отчетом — из того, что смогла припомнить. Это засекреченные данные.

Бывает, ему кажется, что доверять ей не стоило. Он слишком сильно полагается на ее слова о происходящем, и будь это кто другой, тот непременно бы воспользовался ситуацией Драко во вред. Грейнджер же пользовалась своим положением тогда и только тогда, когда доказывала, что он отдал ей все печенье, или когда из кожи вон лезла, чтобы помочь. Чтобы убедить его поступить так, как будет лучше для него — не для нее.

— Данные в трех папках? — уточняет он погодя и садится.

— Нет… да, но я говорю про адреса из отчета. Чтобы включить их в текст, мне пришлось получать разрешение, и дали его только потому, что отчет писался для внутреннего использования. Я бы представила его только Визенгамоту и министру. Если кто-то нацелился на бывших Пожирателей, то из отчета ему нужны были именно адреса.

— И почему тогда не переписать их, пока ты на обеде или в туалете? Ты иногда оставляла отчет в ящике. Можно было успеть.

— Обед у нас в одно время. А я обычно обедала в кабинете… с тобой вместе. Даже если и уходила, ты скорее всего оставался. А если я уходила до или после обеда, в кабинете были вы с Дженет. Добраться до отчета он мог только после твоего побега. Мне… не следовало вообще упоминать оттуда детали. Сказала, видимо, что-то про разрешение для определенных моментов, и он сообразил.

— Так значит, он не знал, что пригодится, и забрал отчет целиком, — Драко подхватывает со стопки первую пару папок.

— Именно. А еще твоя пропажа послужила отличным прикрытием. Только когда я поняла, что ты не появишься, я заметила, что отчет пропал.

— Провели на раз, — бормочет Драко, искоса поглядывая на Грейнджер — та поджимает губы.

— Ну да. Еще скажи, сам бы не повелся.

— Вообще-то вряд ли, — в пропаже отчета он бы обвинил даже министра, но никак не ее. — Если бы только не писал что-нибудь против домовиков.