Драко провел валиком до пола и обратно, чтобы краска легла ровно.

— Откуда мне знать, вдруг ты выдумаешь воспоминание?

— Зачем? — Он хмыкнул, она — фыркнула. — Ладно. На третьем… курсе…

— Ты как будто сама сомневаешься.

— Нет. Но это первые школьные годы! Может, на втором… или…

— Потрясающе.

— Да хоть на каком — мы кидались снежками. Помнишь? У тебя еще шапка такая нелепая была. Ты был похож на…

— Если речь не о том, что она мне шла, я скажу, что все субъективно и я ничего не хочу слышать.

Грейнджер запыхтела, пробормотала нечто наверняка оскорбительное.

— Ну, у Гарри был плащ…

— О том, какой Поттер классный, я слышать тоже не хочу. Про Уизли — тоже нет, если про него вообще есть такие истории.

Драко обернулся, ожидая встретить неодобрительный взгляд, — Грейнджер стояла на носочках, пытаясь дотянуться до верха стены.

— Ладно. Пропустим Хогвартс, раз тебе ничего не нравится… — она вскинула удивленные глаза, когда Драко вытащил у нее кисть и протянул ролик. Повернулся к стене, не заметив, как изменилось выражение ее лица, и принялся красить сверху. — Спасибо.

— Тут одна проблема: воспоминания твои.

— Наши. Мы были вместе. А! Пару месяцев назад мы столкнулись на Косой аллее, попали под дождь, и ты толкнул меня в лужу.

Драко одарил ее неверящим взглядом.

— Я спасал твою жизнь!

— От пакета, который швырнуло ветром! — она засмеялась, потрясая роликом. — Ты просто схватил меня за руку и, — ролик в ее руках резко дернулся, — бросил в огромную лужу.

— Тебе в голову полетело нечто синее. Я искреннее верил, что стал твоим спасителем. И ждал благодарности, а не горсти грязной воды в лицо.

В ответ на выразительный взгляд Грейнджер смущенно улыбнулась:

— Ладно. Тогда: вечером мы уходили с работы, а тебя чуть не сбила машина. — Драко посмотрел предостерегающе. — Чистая правда! Я по максимуму придерживаюсь фактов. Ты был в новых ботинках — я помню, потому что ты целый день выводил меня, мол, домовики не разносили их как надо.

— Тебя несложно вывести, — пробормотал он рассеянно, отвлекшись на историю, на воспоминание, за которое не получалось зацепиться. Хотелось перетащить его из головы Грейнджер в свою. Драко подташнивало. Злила и доводила до отчаяния мысль, что описанного было недостаточно. В каких бы подробностях, эмоциях, деталях она ни описывала пережитое, этого никогда не хватит. Потому что сам он этого не видел. Воспоминание принадлежало ему, но Драко его совершенно не знал.

— Нет, тебе просто нравится меня бесить. Так вот… новые ботинки, а… день был трудный. Мы тогда разбирались с делом у Булстроудов. Милисента ничуть не волновалась, но ты же спорил со мной по каждому поводу — это было жутко неловко. Ты…

М.

Когда исправительные работы кончились, в жизни ничего не изменилось. Бесконечно тянущаяся пустота. Он порвал все связи с друзьями, или же те — с ним, отец еще отбывал наказание, мать стремилась вернуться к нормальной жизни, а Драко читал запоем. Смотрел в никуда. Просто существовал в те пустые моменты, которые все же немало значили, — ведь война закончилась. Ведь он выжил.

— Ты на днях сам жаловался на мою точку зрения.

— Ты все еще рассказываешь собственную интерпретацию. К тому же берешь с полки флаконы наобум. В большинстве воспоминаний тебя вообще нет.

А в уйме — была. В сотне или даже больше. Наверное, из-за того, что ее долгое присутствие поднимало их на поверхность. А если ей попадутся три подряд? Еще сочтет его одержимым. Драко пока не разобрался, как относится к тому, что Грейнджер просматривает воспоминания, которые не включают ее саму. Они — его. Он с неделю необоснованно злился, потому что она видела то, чего не мог видеть он, но Грейнджер по полной выкладывалась, чтобы решить эту проблему, поэтому гнев вскоре сошел на нет.

Ей могло попасться что угодно. Любой обычный или чрезвычайно личный момент жизни. Поначалу Драко не мог побороть чувство уязвимости, но необходимость во всем разобраться в конце концов победила. Желание знать, что он забыл. Неизвестных Грейнджер пятен в его биографии оставалось мало, но одно дело знать, а другое — видеть своими глазами. Впрочем, стыдиться ему было особо нечего: она и так знала почти обо всем. Как минимум из того, о чем он помнил, — что и раздражало до печенок.

Грейнджер легко постучала пальцами по подбородку. Вид у нее был как у ребенка, оказавшегося посреди кучи конфет или в магазинчике Уизли. Она всегда такой была. Балдела от знаний и открытий, а не шоколада или взрывающихся лягушек. Грейнджер протянула руку, пальцы вскользь прошли по флакону, но сомкнулись на соседнем. Вылила содержимое в Омут, потом — повела палочкой. Улыбнулась ему и опустила лицо, а через секунду застыла у стола.

Драко прошелся рукой по волосам, качнулся на стуле, подхватывая книгу. Пять раз перечитал параграф, и только тогда Грейнджер тяжело шагнула, удерживаясь на ногах. Он заставил себя не напрягаться и посмотрел на нее со скукой.

— Кажется… кажется, седьмой курс.

Дерьмо.

— Блейз с тобой не разговаривал. Ты, похоже, знал почему, но вы молчали. Ты смотрел в огонь, а потом пришла Панси. Ты не дал ей к себе притронуться и отсел. Она спросила, что ты будешь делать… сказала, ее пугает твое положение. Ты ответил, что реабилитироваться можно, только если привести Гарри к Вол… Поттера к Темному Лорду. Панси сказала, что тогда тебе и нужно это сделать, а когда ты ответил, что тебе все равно, она заплакала. Ты ушел в комнату и лег на кровать.

Драко поерзал, воображая в голове сцену. Ничего. Ему было интересно, что думает Грейнджер, но ту, казалось, беспокоила его реакция, а не само воспоминание.

— Ясно.

— Знаешь, Панси пыталась выдать Гарри. В Большом зале, когда Волдеморт объявил, что хочет, чтобы Гарри сдали. На нее все наставили палочки. Не знаю, думала ли она о выгоде для себя или для тебя.

Она умудрилась сделать обстановку еще более неловкой, не приложив никаких усилий. Драко забросил лодыжку одной ноги на колено другой, книга съехала ниже по бедру.

— Мы с Панси с детства вместе. Она верный друг.

— Понимаю.

Он хотел возразить, но передумал. В памяти раздались отдаленные крики Уизли: «Возьмите меня, меня вместо нее», мелькнула мысль, что Грейнджер вошла за Поттером во врата ада. Естественно, она понимала. Пусть с другой стороны, но понимала, как будто до костей пропиталась духом дружбы.

Драко принял из ее рук флакон, вернул туда воспоминание, а она шагнула к полкам.

— Нужно отметить даты. Чтобы возвращать было легче.

Драко с заминкой поставил склянку на стол. Датами он займется после того, как найдет контрзаклинание и починит себе мозги. Просмотрит каждое событие и, радуясь шансу, вернет все на место. Сейчас было рано надеяться.

Когда Грейнджер вынырнула из Омута, Драко почти дочитал вторую страницу. Из-за испытующего, любопытного взгляда идея пустить ее к воспоминаниям больше не казалась удачной.

— Ты сказал Теодору Нотту — тебе на вид лет двенадцать, — что на Рождество отец подарил тебе шлюху и ты, дословно, «трахал ее как животное десять дней подряд».

Кончики ушей загорелись, хотя Драко всеми силами старался побороть неловкость.

— Это я помню.

— Наврал?

Он вскинул бровь и ухмыльнулся, стараясь быстрее вернуть себе почву под ногами.

— Тебе так интересно?

Она покраснела и, закатив глаза, протянула ему флакон.

— Точно наврал. Ты в двенадцать был худой как щепка и мелкий. Даже если твой отец сделал нечто такое, тебе бы сил не хватило.

Драко с удивлением оторвался от витка памяти, Грейнджер фыркнула и, крутанувшись, ушла к полкам. Сучка.

— Много ты знаешь о подростках?

— Тебе было двенадцать.

— Тринадцать.

— Да? И какого цвета у нее были волосы?

Драко оскалился:

— Забыл.

— Вот и… Не бывает так.

Полная лажа, конечно, но знать ей об этом было незачем. Ни за какие мольбы отец бы не оплатил ему шлюху. Ну… наверное. Она и не была ему нужна, да и десять дней он ни в каком возрасте бы не продержался. В двенадцать он и десяти минут не выдерживал чисто своими усилиями.