Драко любил возвращать прежнюю Грейнджер. Ему нравилось ее злить. Нравилось спорить о вещах, которые заставляли ее глаза гореть огнем, придавали ей решительный вид, показывая ту страсть, которую она испытывала в словесной баталии. Потому что если яркая, полная надежд, невинная, счастливая Грейнджер смогла пережить все это и по-прежнему оставаться такой же, или почти такой же, какой была до войны, то у остальных тоже была надежда. Потому что Грейнджер умела влиять на других: прикасаясь к ним, передавая свои чувства, делясь верой в лучшее так, будто это самое обычное, что может быть у человека. Так что если все, что было нужно, чтобы разозлить ее и снова наполнить жизнью, это десять-двадцать минут в день, то Драко был готов отдать это время не раздумывая. Так он и делал.

Но это не означало, что он не считал ее раздражающей и невыносимой… И эти чувства были взаимны. Просто по какой-то причине он наслаждался некоторыми ее чертами, хоть никогда и никому не признался бы в этом, и это было нормально.

***

Когда Гермиона вошла в Министерство, она выглядела гораздо более живой, чем себя чувствовала. Вчера она примчалась домой в состоянии подогреваемой усталостью паранойи. Ей казалось, что кто-то ее преследует. Прошлой ночью она проснулась от громкого шума в кабинете, но здание было пустым; все это заставило ее поверить в преследователя.

В утреннем свете все выглядело довольно глупым и бессмысленным, но это пришло ей в голову только после того, как она проворочалась в постели с боку на бок в течение двух беспокойных часов.

Бросив взгляд на нарядную ель в вестибюле, она сделала небольшую пометку поскорее отправиться за рождественскими покупками, пока еще не поздно. Гермиона остановилась, поняв, что вокруг нее происходит что-то странное. Осмотревшись, она заметила нацеленные на нее взгляды людей, сидевших в плюшевых креслах и диванах вокруг дерева. Почувствовала, как дернулись уши, когда осознала окружающую тишину. Гермиона мысленно застонала, коря себя за то, что не посмотрела в зеркало перед уходом. Она как раз собиралась быстро сбежать в ближайшую дамскую комнату, когда услышала свое имя.

— Гермиона. Миона. Помоги мне. Пожалуйста.

Она быстро повернулась на отчаянный голос и замерла, все мысли вылетели из головы. Она застыла в полнейшем оцепенении, когда увидела то, что в это холодное утро среды, как она полагала, уж точно не увидит.

— Перестань пялиться! Просто помоги мне! — умолял он шепотом, хотя для этого не было никаких причин.

— Р… Рональд! — Она действительно старалась, чтобы ее голос звучал сурово, но чувствовала, как подергиваются уголки губ.

— Чертова Парвати, — проскулил Рон, быстро оглядываясь вокруг, и снова посмотрел на нее. — Я никогда этого не переживу. Мерлин.

Рон Уизли стоял недалеко от нее, копна рыжих волос была в полном беспорядке, а лицо и уши покраснели сильнее, чем она вообще могла припомнить. Гермиона взглядом скользнула вниз по его груди и слегка округлившемуся животу («Это все алкоголь», — мысленно цокнула она) туда, где руки Рона были прижаты к очень интимному месту.

Да, перед ней стоял единственный и неповторимый Рональд Уизли, совершенно и абсолютно голый.

Она подняла руку, скрывая сияющую на лице улыбку, ее тело подрагивало от сдерживаемого смеха. Она не знала, смеяться ей или кричать на него.

— Какого… — раздалось от входных дверей сбоку от нее, и фразу подхватил другой мужской голос:

— …черта.

Гермиона постаралась взять себя в руки, сдерживая смех и подавляя улыбку.

— Рон … — Она втянула воздух, изо всех сил стараясь казаться строгой и безжалостной.

— О, черт возьми. Я не готова к такому дерьму в семь утра. Остаток дня теперь испорчен, и я никогда не смогу этого развидеть, — раздался женский голос со стороны уборной.

Гермиона глубоко вздохнула, пытаясь еще раз:

— Как… Рональд. Почему ты… — Она не сдержалась, тихий смех нарастал с каждым следующим словом и взорвался, как только она закончила предложение — …стоишь голый в вестибюле?

Ее смех, полный радости, веселья и недоверия, рассек безмолвный воздух. Казалось, он прорвал плотину и начал заполнять пространство со всех сторон. Рон, почувствовав себя так, словно его предали, посмотрел на нее и направился к двери.

Гермиона повернулась и посмотрела ему вслед — его бледные полушария были видны всему миру. Она засмеялась еще громче, рукой схватившись за бок, и портфель свалился с плеча.

Парни, к которым направлялся Рон, дружно расступились, устало глядя на него.

— Гарри, приятель… помоги мне. У меня нет одежды.

— Это очевидно, — заметил Малфой, его смешок стал громче, когда он недоверчиво посмотрел на голого Уизли.

— …и моя палочка тоже пропала!

— Что, тебя ограбили? — спросил Гарри, пытаясь поддержать Рона, а не присоединиться к общему веселью, хотя был близок к этому.

— Нет! Это была… — Рон оглядел себя, наклонился ближе к Гарри и понизил голос до шепота: — Парвати. Ты же помнишь… помнишь прошлую неделю? Когда я обжимался с той девицей, потому что был в дрова из-за «Огня хвостороги»? Тот паб внизу…

— Я знаю, Рон. И Парвати порвала с тобой. Снова.

— Да, конечно. Она пришла ко мне вчера вечером, после моей встречи с Фаджем. Говорила, что ей очень жаль и все такое. Что она вся горячая и возбужденная, скучает по мне и все такое, ясно?

Гарри кивнул, не в силах больше думать, пока совершенно голый Рон стоял посреди Министерства и рассказывал ему истории.

— Ясно.

— В итоге мы стали безумно целоваться, а потом зашли в кладовку на третьем этаже… по коридору от…

— Да.

— Итак, мы трахались несколько часов, приятель. Это было невероятно. В смысле, черт возьми, она…

— Рон, ты можешь рассказать мне об этом позже?

— Нет, Гарри… Я проснулся сегодня утром совершенно голым. Моя одежда исчезла, моя палочка исчезла, Парвати исчезла. Вот чертова… сучка. Не могу дождаться следующей встречи.

— Ух ты! Приветики! — Мужчина с четвертого этажа, который никогда не высказывался конкретно о своих сексуальных предпочтениях, мило улыбался заднице Рона.

Смех становился все сильнее, и Гарри тоже не смог удержаться на пару мгновений. Он повел Рона в мужскую комнату и достал из кармана волшебную палочку.

— Давай посмотрим, смогу ли я трансфигурировать что-нибудь, приятель.

По пути к уборной, Рон бросил на Гермиону непокорный взгляд, пока она пыталась совладать с дыханием. Она позволила себе еще несколько секунд смеха, наблюдая, как эти двое исчезают за дверью. Она оглядела заполненное хохочущими людьми помещение, на губах играла ослепительная улыбка. Ее глаза остановились на Драко Малфое, с кривой усмешкой черты его лица казались другими. Его глаза выглядели ярче, даже светлее; прошло несколько мгновений разделенного веселья, прежде чем они оба поняли, на кого смотрят. Улыбка Гермионы померкла, отголоски воспоминаний о прошлой неделе пронеслись по краю сознания. Драко поджал губы, уставившись на нее, и приподнял брови. Именно тогда она поняла, что до сих пор на него глазеет, поэтому отвернулась и направилась на свой этаж.

***

Гермиона взглянула на часы, пощипывая переносицу, чтобы отогнать надвигающуюся головную боль. Она прикусила нижнюю губу, сдула с лица упавшие пряди. Такое случалось прежде, и она была далеко не там, где надеялась оказаться, когда слишком устанет и потеряет возможность нормально думать.

Она отвела взгляд от часов и краем глаза заметила какое-то движение. В дверном проеме стоял Малфой, скрестив руки на груди, закинув ногу на ногу, прислонившись к косяку и изучая ее.

— Привет. — Ее голос прозвучал надтреснуто и чуждо.

Он приподнял брови, прижавшись плечом к проему.

— Привет? Разве ты не должна бросать на меня свирепые взгляды и угрожать отрезать все выступающие части моего тела, если я немедленно не покину твой кабинет?

— Не знаю. — Гермиона на мгновение опустила глаза к столу. — А я должна?

Малфой пожал плечами, выпрямляясь во весь рост.