— Это пришло вам. — Его пальцы только коснулись бумаги, как Фрида отпустила бумагу, развернулась и пошла прочь.

Драко покачал головой, глядя на удаляющуюся спину, открыл письмо и опустил взгляд, читая небрежный почерк.

«Драко, мы с Роном в больнице Святого Мунго, с Гермионой все в порядке, несмотря на коматозное состояние. Кажется, все так же, как и в других случаях. Все, что нам сейчас нужно, — это контрзаклинание, и, надеюсь, мы сможем получить больше информации от жертв. Мы с Роном скоро выберемся отсюда, чтобы попытаться найти что-нибудь по всем наблюдательным заклинаниям, оберегам и т. д. Мы также хотим попытаться выяснить, почему обнаруживающие чары не сработали.

Такое чувство, что Гермиона и не подозревала о нападении. Когда мы осматривали кабинет, нашли ее волшебную палочку в верхнем ящике. Последним использованным заклинанием было Скарджифай. Охранник нашел ее сегодня утром за письменным столом.

Она на третьем этаже, палата 2934, если надумаешь прийти…

Я буду там примерно минут через двадцать.

Гарри».

***

Драко сжал губы и медленно пошел по коридору, наблюдая, как целители спешат по своим делам, а родственники и друзья с кислым видом блуждают вокруг. Он посмотрел на указатели перед входами в другие коридоры и увидел черную надпись на желтовато-коричневом фоне, гласившую «2900-3000». Свернув налево, направился вниз, выискивая палату 2934.

Ему потребовалось тридцать минут, чтобы решить, заходить или нет. В конце концов он решил, что должен не думать, а просто сделать. В госпиталях ему всегда было не по себе, особенно после войны. Его опыт говорил: в подобных местах всех неизбежно ожидает лишь прощание. Драко знал, что сейчас все иначе, но от воспоминаний о прошлом ладони потеплели, а лицо похолодело.

Заметив нужную дверь, он остановился, прежде чем повернуть ручку и войти. Он знал, что это звучит ужасно, даже в его собственной голове, но то, что она была в коме, облегчало ситуацию. Грейнджер не должна была знать, что он пришел, она не должна была сидеть здесь, пока они оба пытались бы найти, что сказать в такой непривычной для них ситуации. Однако это не означало, что Драко было, что ей сказать.

Она показалась ему умиротворенной. Лицо слегка побледнело, но казалось, что она спит. Белые простыни были натянуты до плеч, голова повернута на дюйм влево, локоны рассыпались по подушке веером. Три маленьких светящихся шарика парили в футе или двух над ее головой. Синий следил за ее сердцебиением, а зеленый — за телом на предмет любых изменений. Третий, сейчас тускло-красный, при активации приобретал яркий оттенок и издавал визжащий звук, предупреждая целителей о любых проблемах.

Драко не мог не думать о том, как она красива… в каком-то печальном смысле. Люди не должны выглядеть красивыми на больничной койке, но, не обращая внимания на бледность, она выглядела именно так.

— Я чувствую себя идиотом, — заявил он, подходя и усаживаясь на жесткий стул, который всегда имелся в любой палате.

Драко наблюдал за ее медленным дыханием, снова кусая губы и размышляя, когда же они найдут контрзаклинание и заставят ее проснуться. Он также представил, насколько сильно она разозлится на него, и чуть не застонал, подумав обо всех твердых предметах, от которых ему придется уворачиваться.

— Говорят, когда люди в коме, они все равно все слышат. Мне это кажется полной чушью, но на всякий случай… и, возможно, я говорю это только потому, что не думаю, что ты меня слышишь… Мне очень жаль. Мало того, что мы без уважения отнеслись к твоей личной жизни, злоупотребили доверием, посягнули на твое… ну, тело, но мы также упекли тебя сюда. Полагаю, когда ты проснешься, Гарри с Роном еще достанется, но думаю, что для меня все будет немного хуже. С другой стороны, мне кажется, ты ожидала от меня чего-то подобного. И я думаю, что никогда не давал тебе повода сомневаться в том, что мне есть вообще какое-нибудь дело до того, в какое затруднительное положение я могу тебя поставить. Но мне есть дело… и что-то я разболтался, да? Да еще и сам с собой.

Драко вздохнул, откинулся на спинку стула и несколько секунд просто смотрел на потолок. Что он творит? Он поерзал на жестком стуле, но шорох вернул его внимание к Гермионе.

— Я тебе кое-что принес. Одежда, как и обещал, так что хотя бы из-за этого ты не будешь меня отчитывать. — Он хотел положить сумку на маленький столик рядом с койкой, но остановился.

Если оставить вещи здесь, то Грейнджер увидит их и спросит Гарри и Рона, не они ли их принесли. Те ответят отрицательно, и она поймет, что это сделал он. Драко задумался на мгновение, указательным пальцем правой руки выводя небольшие узоры на подлокотнике. Он решительно поставил сумку на стол.

Он не понимал, почему ему так важно оставить эту сумку, дать Грейнджер знать, что был здесь. Возможно, это было сделано для того, чтобы показать ей: он в какой-то мере сожалеет о своих действиях. Но Драко чувствовал, что это нечто большее. Что, возможно, он просто хотел, чтобы она знала — ему не все равно, и, несмотря ни на что, сегодня он пришел сюда и увидел ее. И он задумался, так ли уж это плохо. Тем не менее он знал: позже, когда ее не будет рядом или просто в его мыслях, он будет все отрицать, даже себе самому. Он убедит себя: нет, ему совершенно безразлично, что происходит в ее голове, когда она смотрит на него этими карими глазами.

Драко издал нечто среднее между вздохом и стоном и встал со стула. Взглянув на ее лицо, он на прощание коснулся пальцами простыни. Решив, что слишком долго пробыл в этой палате, он развернулся и вышел.

***

Три дня. Три долгих гребаных дня.

В первый он пытался не обращать внимания на все, что казалось ему таким странным. В этот вечер у него возникло желание уйти гораздо раньше, чем обычно; тишина была слишком заметной и такой оглушительной. Вернувшись на ночь в свою квартиру, Драко постарался выбросить все из головы. И не думать о том, как ее волосы будут смотреться на фоне его черных подушек вместо белых больничных.

На второй день он чувствовал себя раздраженным и усталым, а в комнате отдыха принялся огрызаться на секретаршу за кофе. Но та лишь бросила на него странный взгляд и ушла, оставив его стоять и смотреть на кружку с кофе. Он пробовал по-разному спорить с разными людьми о самых разных вещах, но ни один из них не реагировал так, как Грейнджер, и он задумался: сможет ли когда-нибудь найти огонь ее глаз в ком-то еще. Когда Поттер сообщил, что до сих пор ничего не удалось выяснить о том, кто стоит за всеми инцидентами, Драко чуть не впал в истерику. Остаток дня он слонялся без дела, вспыльчивый, как пятилетний ребенок. В ту ночь он прижался сморщенным лбом к обледенелому окну в своей гостиной и, проводя пальцами сквозь туман, удивлялся тому, что никогда не замечал… никогда не замечал, как часто он видит ее, как много они говорят, какую большую часть его повседневной жизни занимает Грейнджер. И он удивился, почему она… девушка, которую он раньше ненавидел, интеллектуальная соперница с лохматыми волосами и в подходящей всему этому одежде, которая не растекается лужей при виде его улыбки. Почему он стоит здесь и гадает, все ли с ней в порядке? Почему он никак не выкинет ее из головы и не отделается от мысли, что она ему действительно небезразлична? Когда и что должно было произойти, чтобы сейчас он оказался стоящим здесь и скучающим по ней?

К третьему он уже даже не мучился. Неохотно признал, что именно ее отсутствие вызывало неприятные ощущения. Что он скучает по ней, что он хочет, чтобы она была рядом, чтобы просто могла чем-нибудь в него швырнуть. Драко не осознавал, как много людей игнорировали его, бросали на него нервные взгляды, перешептывались, когда он проходил мимо. Он не знал всей степени неприятия этими людьми даже спустя столько лет. Он и не подозревал, что от этого будет чувствовать себя таким опустошенным. Ни одного слова не слетало с его губ, если только с ним не заговаривал о делах кто-нибудь из авроров или Поттер и Уизли не начинали нести всякую чушь, которая на самом деле его мало заботила. Он выжидал, прислушиваясь к звуку пальцев, барабанящих по дереву, считая трещины в стене и удивляясь, как Грейнджер могла забраться так глубоко под его кожу, а он даже не заметил этого. Драко почти рассердился на нее за то, что пробудила его. Кто она такая, чтобы заставлять его чувствовать себя таким опустошенным? Кто она такая, чтобы вызывать в нем чувства, которых он никогда и ни к кому не испытывал? Это преследовало его не только на работе, но и дома. Это продолжалось весь день и всю ночь. Это преследовало его, пристало к нему, как отвратительный привкус во рту.