— По-моему все очевидно! — Вся боль, вся горечь накопившиеся за долгие месяцы одиночества, всколыхнулись в ее душе. — Я знала, что ты не собираешься заводить детей, сам сказал. А что случится, если я забеременею, поспешила сообщить милейшая Гленда. Ты бы просто вышвырнул меня! Так что я решила быть первой. Кроме того, я понимала, что ты хочешь ее, а не меня. Не прошло и часа, как я ушла, а ты уже притащил ее в дом! — Роналд побелел от гнева.

— Боже мой, вот, значит, что ты обо мне думаешь! На какие подлости считаешь меня способным!

Ладони его непроизвольно сжались. Казалось, он разобьет стену. Никогда прежде Дорин не видела мужа в такой ярости.

— Помнится, вчера ты предположила, что я брошу тебя с ребенком в маленьком деревенском домике, занесенном снегом. Или ты просто притворяешься? Знаешь, есть слово, которым обозначают женщин вроде тебя. Я не буду его произносить. Такие ни перед чем не останавливаются. Но в одном ты права: мне здесь больше делать нечего! Думаю, ты прекрасно справишься сама. Желаю всего наилучшего!

— Рон!

Но его уже не было в комнате. Хлопнула входная дверь, и послышался звук заводящегося мотора. Дорин хотелось броситься за ним, умоляя вернуться. Однако ноги упорно отказывались слушаться. Тогда она без сил рухнула на стул и разрыдалась.

Что же я наделала? Неужели все, что видела и слышала, — ложь? Должно быть, последняя возможность стать счастливой упущена. И во всем я виновата сама! — в отчаянии думала Дорин.

Через несколько минут ли, часов ли или дней — Дорин не знала: время замерло для нее, а мир превратился в царство тьмы — входная дверь снова хлопнула. Молодая женщина поднялась, пошатнулась и ухватилась за край стола. Сердце колотилось как бешеное. Роналд. Это мог быть только он!

Она едва дышала — вот сейчас он поднимется по лестнице и станет собирать вещи. Еще бы, в такой ярости не только кучу тряпья забудешь! Тем лучше, отрешенно подумала Дорин. Не придется посылать по почте. Но шаги не удалялись, а приближались.

Внезапно дверь в кухню распахнулась. Дорин не решалась поднять глаза на единственную любовь всей своей жизни — не хватало душевных сил. Даже слезы иссякли, и глаза нестерпимо горели. Никогда еще она не чувствовала себя так скверно… так безнадежно, что ли?

В кухне воцарилась тишина, словно окутавшая мир толстым ватным одеялом. Замерло все — казалось, даже часы перестали тикать. Терпеть дальше было выше сил Дорин, тем более что на столе все еще лежали остатки завтрака — такого привычного, семейного. Они даже смеялись — кто бы мог подумать?

— Что-нибудь забыл? — пробормотала Дорин, чтобы прервать тягостное молчание.

— Здравый смысл, — мрачно ответил Роналд. — Хотя бы одному из нас стоит запастись им как следует. А у тебя и в лучшие времена его было не слишком много. Я же отдался на волю чувств — и вот результат. Замечу к слову, что впервые позволил себе подобную слабость.

Чувств? Если он имеет в виду ярость, то без проявления таких чувств она легко обойдется. Зачем он терзает ее? Дорин принялась убирать со стола, чтобы заняться хоть чем-нибудь, а не стоять как истукан.

— Прекрати. — Роналд пересек кухню, отобрал у жены грязную посуду и поставил в раковину. — Сам вымою, а то ты все перебьешь. Присядь, я сварю кофе. Нам обоим не помешает выпить по чашечке. Не будь ты кормящей матерью, непременно предложил бы чего-нибудь покрепче — бренди, например. Но его, небось, и не найдется в этом доме.

Роналд аккуратно вытер со стола, сложил оставшиеся тарелки в раковину и тщательно вымыл. Остался только коричневый конверт, одним своим видом напоминающий Дорин горькую правду — муж пытался от нее откупиться. При чем тут здравый смысл, недоумевала она, вздыхая. Усталое воображение напрочь отказывало, видимо, из-за недостатка сна и нервного напряжения.

Роналд поставил чайник, наполнив его водой. Как этот человек может заниматься ерундой, да еще с таким спокойным видом, когда вселенная разваливается на куски? О каких чувствах он говорил? Или это и называется на его языке «здравый смысл»?

Через некоторое время чайник закипел, и чашка свежего черного кофе оказалась как нельзя кстати. Все это время в кухне продолжала царить тишина. Лицо Роналда было неподвижно, но Дорин слишком хорошо знала его — муж боролся с собой, и такие схватки были для него особенно трудны. Она откинула прядь волос с лица и сделала маленький глоток кофе. Ей сразу стало чуть легче. Неожиданно Роналд прервал молчание.

— Ты знаешь, Дорри, что мною обычно управляет логика, а не эмоции. Понимала ли, когда за две минуты вывалила на меня кучу совершенно неожиданных новостей — я беременна и развожусь с тобой, вот! — что я был так поражен, что не сумел подобрать подходящий слов? Логика подсказывала, что ты возбуждена, устала и расстроена и надо дать тебе время остыть и расслабиться. Поговорим утром, решил я. Но, увы, расчет оказался не верен, ведь ты сбежала еще вечером.

Дорин пожала плечами. Зачем возвращаться к прошлому? Словами дела не поправишь — не ей ли знать, как трудно оставить горести за спиной. Так зачем же снова вспоминать о них? Вместо ответа она сделала еще глоток кофе.

— Нечего сказать? Пойми, я хочу разобраться до конца и понять, что же все-таки случилось, почему ты поступила так, а не иначе. Согласна? Если наш сын поспит еще минут десять, пожалуй, у нас есть шанс.

Голодные крики и в самом деле не доносились пока из детской. Хотя Дорин почти хотелось, чтобы Энтони заплакал, — тогда удалось бы отсрочить неприятный разговор. Она чувствовала себя загнанной в угол. К сожалению, Роналд принял ее молчание за знак согласия и продолжил:

— Я ждал шесть долгих тяжких месяцев и больше не хочу. Хватит с меня. Как тебе уже известно, я знал, где ты живешь. Так же тебе известна и причина, по которой я не появлялся здесь и передавал письма через Мартина. А когда родился ребенок, я выкупил дом. Теперь тебе не удастся сбежать так легко.

На сильном, мужественном лице Роналда была написана решимость. Дорин стало ясно, что он не отступит.

— Я не могу поведать тебе ничего нового. Я уже все рассказала, а остальное ты знаешь сам, — произнесла она.

— А ты попробуй. Не хочешь? Начнем с другой стороны. Десять минут назад я мчался в Лондон, не обращая внимания на снег и гололед. Как думаешь, что заставило меня вернуться? Неужели не догадываешься?

Дорин покачала головой. Откуда ей знать? Может быть, затем, чтобы еще немного ее помучить? Почему в этом человеке столько твердости, оборачивающейся иногда жестокосердием? Неужели ему плевать, что чувствуют другие?

— У меня было довольно времени для размышлений — целых шесть месяцев. А логически мыслить мне не привыкать. В итоге я остановился на двух возможных вариантах объяснения твоего поведения. Номер первый: Мартин оставил тебе достаточно денег, чтобы не зависеть от меня или кого-либо еще. К тому же ты неплохо зарабатываешь сама. Вот ты и сочла фиктивный брак со мной удобным. Но условия изменились. Тогда ты получила то, что хотела, — ребенка, которого наш уговор не предполагал, и ушла.

Роналд пронзил жену взглядом, словно стремясь прочитать ее тайные мысли.

— Номер второй: твой побег имел какое-то отношение к Гленде. Ты то и дело произносила ее имя и каждый раз грустнела или злилась. Там, среди холода и снега, разум подсказал мне, что ярость ни к чему хорошему не приведет. Я знаю тебя всю жизнь и ни разу не сталкивался с проявлениями эгоизма. И уж тем более идти по головам моя Дорри не стала бы. Серьезные решения ты принимаешь только в крайнем случае. Значит, что-то случилось. Наверняка, решил я, это имеет отношение к заниженной самооценке или к Гленде.

Спокойный и уверенный тон задел Дорин. Надо же, воображает себя умным и проницательным! Да еще говорит так снисходительно!

— И был совершенно прав в отношении Гленды. Странно, что ты предположил что-то еще. — Дорин разволновалась, бледные щеки ее окрасились румянцем. — Ты всегда ее любил, не пытайся меня разубедить! И стоило ей сказать, что она готова вернуться, как ты выкинул меня за дверь… Ну, то есть собирался выкинуть. Вы же без ума друг от друга, особенно теперь, когда она отказалась иметь детей. А я к тому же ждала ребенка! Ты даже ей грозил разводом в случае беременности, а уж что бы сделал со мной! И вы стояли там, буквально пожирая друг друга взглядом, улыбались. Мне стало тошно смотреть на вас!