Признаться, у меня происходящее с трудом укладывалось в голове. А все, чем я могла утешить подругу, так это то, что приходит она поздно, когда Рикнака уже спит. А уходит так рано, что Рикнака еще спит. Подруга тяжело вздохнула и пожаловалась на то, что самозванная телохранительница так и не перестала таскаться за ней по пятам, полностью подстроившись даже под ее непростой режим. Одно хорошо – по-прежнему молчит, в редких случаях ограничиваясь нейтральными фразами. Тут у меня аргументы кончились и я, не мудрствуя лукаво, попросту предложила выпить. Лайн дико на меня взглянула, покрутила пальцем у виска и ушла на лекции. Я поспешила вслед за ней…

Шли недели, с полуэльфкой мы почти не встречалась, ввиду ее повышенной занятости, и я очень быстро начала скучать по нашим вечерним посиделкам. Тем более что многоуважаемый господин Роутэг уже давно ходил какой-то смурной и раздраженный. Так что поприставать к нему с разговорами не получалось. На грандиозные приключения меня категорически не тянуло… Но вот от малюсенького приключеньица я отказалась бы вряд ли. Но где же его взять, когда живешь с наставником? Да он же ни одной лекции в этом году мне не дал прогулять! Про практику и говорить нечего. Когда именно мой любимый и, можно даже сказать, обожаемый муж успел превратиться в зануду и диктатора я, признаться, так и не поняла. Нет, он и раньше спуску мне не давал, но не настолько же! И тоскливо мне было так, что хоть стены грызи, а ему и дела нет… Вот и начало летних каникул придется провести в Академии, потому что ему куда-то там зачем-то надо ехать. Сказать по правде, «куда и зачем» я прослушала, пока зевала. Сложно, конечно, было скрыть восторг от этой новости за нарочито равнодушной физиономией. Да может, у меня не слишком хорошо и получилось… Но он был так погружен в себя, что вряд ли заметил бы, даже начни я ходить от радости по комнате колесом. Да и, если уж совсем начистоту, он меня достал. Вот ей-ей, только он за порог – я завалюсь спать и просплю трое суток к ряду, и пусть только кто-то попробует меня разбудить! Ни за какие печатные пряники я не притронусь ни к учебникам, ни к тренировочному мечу. Я буду есть и спать. А потом спать и есть. Целую неделю. А может и больше – вот оно, счастье, словами не описать. И ни за что не стану думать о том, что, когда он вернется, мне придется снова вскакивать с первыми лучами солнца и плясать весь день под дудку этого тирана. Да уж, не так я представляла семейную жизнь. Ой, не та-а-ак… И, главное, непонятно теперь, какими такими словами не совсем ругательными ему намекнуть, что все совсем не так, как надо. Ну, где мои цветочки-букетики и ароматные сладкие булочки с чаем по утрам в постель? Где веселые прогулки на ярмарку в праздничные дни? Где мои бусики-колечки?.. Где-то, может, они и есть, но точно не в пределах видимости. И как ему сказать, что я готова уже на край света бежать, лишь бы он перестал из меня делать… кого? Воительницу? Ведьму-воительницу? Обезумевшую от такой жизни ведьму-воительницу? Или просто живой труп? Ибо от такого режима кто угодно ноги протянет.

Немного удивившись тому, что меня оставляют в Академии, а не ссылают к отцу (как будто Верховному больше делать нечего – только меня сторожить!), я похлопала ресничками, изобразила на мордочке бескрайнее озеро тоски-печали и, ругательно ругая себя за такое поведение, ушла в библиотеку готовиться к последнему экзамену в этом году. И так уж вышло, что просидела там до обеда. То есть просидела я до утра, а до обеда пролежала, уткнувшись носом в учебник. И даже этот самый экзамен бы проспала, если бы дух библиотекаря не разбудил меня просьбой перестать пускать слюни на рукописные тексты. Так что я даже не знала, когда именно Ян уехал – вечером или утром. Но факт отсутствия в комнате его вещей, как, собственно, и его самого, был налицо и абсолютно неоспорим. Терзаясь еще больше от осознания того, что совсем не испытываю стыда по поводу бурной радости, вызванной как успешной сдачей экзамена, так и отсутствием законного супруга непосредственно в семейном гнезде, я буквально ощутила, как в полуприкрытое окно повеяло уже почти забытым ароматом. Я шумно втянула носом воздух, тихонько рассмеялась и, раскинув руки, плюхнулась на кровать. Так упоительно, непередаваемо пахнет свобода!

Солнце медленно скатывалось за горизонт. В густых летних сумерках сквозь распахнутое окно слышались голоса адептов, выбравшихся на волю после дневной жары, пережидать которую приходилось в прохладе академических стен. К вечеру неожиданно поднялся северный ветер, не слишком сильный, но ощутимо зябкий. Я поежилась и накинула легкую куртку. По-умному, окно следовало бы закрыть. Но я так устала от обрушившейся на наши головы неделю назад летней духоты, что за глоток свежего вкусного воздуха готова была отдать полцарства с принцессой в придачу. Благо ни того ни другого (то есть, ни другой) у меня и в помине не было, а не то ведь и вправду бы отдала! Я высунула нос в окно и с наслаждением подышала. Несколько однокурсников, также оставленных под арестом, издалека махнули мне рукой и, проскользнув по мощенному булыжниками двору, скрылись из виду в небольшом сквере. Я запоздало махнула им в ответ, уверенная, что они моего жеста не увидят. Взгляд мой безразлично блуждал из стороны в сторону, а в голове засели тяжкие думы. Засели накрепко: без знаменитой наливочки, кою протаскивает в академию Лайн, их не вытряхнешь – это я знала наверняка. Наконец, взгляд зацепился за отражение в зеркале, я недовольно поморщилась и незамедлительно расплела растрепавшуюся косу. Вообще-то, после того как я остригла волосы еще в отцовском замке, росли они как бы в отместку крайне медленно и нехотя. Меня же, все-таки привыкшую к копне длинных локонов, это ужасно раздражало. С каждым днем я все больше чувствовала себя лысой. А хотелось чувствовать себя красивой. Бесчисленные зелья-отвары, ускоряющие рост желанной растительности на голове, доверия мне не внушали. Ибо качественное зелье стоило немереных деньжищ, а те сомнительные «компоты», что азартно варили мои соплеменницы, пить никто не решался. Несчастным девицам приходилось экспериментировать на самих себе, и результаты экспериментов были… неожиданными. Непроизвольное перекрашивание во все цвета радуги (и не всегда в один цвет, случалось и сразу в несколько) и конкретное такое облысение (не всегда стопроцентное, бывало и проплешинами) – самое прозаичное и безобидное из всего, что я видела. Казалось бы, положение безвыходное, и ходить мне с куцым хвостом еще года два-три как минимум, а там и все пять. Но… моя сила имела на этот счет свое собственное мнение. Коса у меня вымахала за неделю! Густая, блестящая и даже немного длиннее, чем была. Отличие было лишь в одном – с каждым отросшим вершком волосы радовали глаз все более и более заметным медным оттенком. Спустя пару дней медный стал набирать красноты. Когда же коса доросла до нужной длины… нет, ну она, конечно, не стала откровенно красной… но и нормально-рыжей назвать ее было сложно. А если разобрать волосы на пряди, то очень хорошо было видно, что каждый волосок выкрасился по-разному! От странного желто-золотистого до ярко-алого. Издалека мои распущенные волосы запросто можно было принять за бушующее пламя, особенно когда они развевались на ветру. Дабы не травмировать общественность, из комнаты выходить я стала, исключительно убрав свой «пожар» в косу. Как мы в шесть рук – Ян, Лайн и я – силились перекрасить меня в нечто, скажем так, не столь заметное, – отдельная история. Причем вопрос выбора цвета красящего зелья уже не стоял – хоть что-нибудь, лишь бы от меня наставники не шарахались! Признаюсь, я даже готова была облондиниться, хоть это и начисто претило моей натуре. Не тут-то было! Не помогло ничего. Так теперь огнегривая и хожу. В Академии ко мне привыкли быстро. Ржать и тыкать пальцами перестали всего-то через пару месяцев. А вот как с такой красотой выходить за ворота, я представляла слабо.

Вспоминая все это, я немного попыхтела над расческой, силясь распутать запутанное и, наконец удовлетворившись результатом, заплела волосы заново. Выглядеть я стала намного приличней, что, впрочем, нисколько не умалило моих терзаний. Наверное, завтра придется идти к Верховному, плести ему семь верст до небес, строить невинные глазки и «делать личико». И ведь еще не известно – отпустит ли. А если не отпустит? Что делать тогда?