— Я бы хотела поговорить с вами по крайне важному вопросу. Деликатному, но…
— Доктор, — устало вздохнул Ярослав, — учитывая, как старательно вы меня избегаете большую часть времени, я ничуть не сомневаюсь: чтобы самой напроситься на разговор, у вас должен быть просто экстраординарный повод. Давайте, выкладывайте, что еще плохого готовит нам грядущее? Дизентерию? Туберкулез? Бубонную чуму?
— Нет-нет, — быстро возразила Харуми. — Это… — тут доктор запнулась, — связано с моей врачебной специализацией.
— Лейтенант, — Ярослав перешел на доверительный шёпот, — вы очаровательно краснеете. Так бы вами любовался до скончания дня, молча, под луной. Но, увы, как подсказывают ваши милые часики, — фон Хартманн кивнул в сторону стоявшей на краю полки клепсидры, — время до начала моей вахты скоро истечет. Поэтому давайте обойдемся без долгой прелюдии.
Он с трудом сдержался, чтобы не добавить: «Вы чертовски привлекательны, я чертовски привлекателен». А вот за руку взял, точнее — накрыл её ладонь своей. Словно птичку поймал, маленькую и горячую. Харуми от его прикосновения вздрогнула, словно ей ударило током, но убрать руку не попыталась.
Искра проскочила… кажется, так это называется. Между ними проскочила искра.
— Критические дни.
— Что? — растерянно переспросил Ярослав. — У тебя?
— Да при чем тут я? У твоего экипажа!
— А при чем тут мой экипаж? — искренне удивился фрегат-капитан.
— Да пр…
Это получилось, в общем, само собой. Просто доктор порывисто качнулась вперед, а шальная волна заставила фон Хартманна наклониться ей навстречу.
Будь это мелодраматическое кино, наверняка они бы сошлись губами, а на следующие двадцать минут слились в любовном поцелуе. Но стукнулись они лбами, больно, так что между ними проскочил теперь уже целый пучок искр… и двадцати минут у них тоже не было.
А еще нужно было хотя бы пытаться делать все тихо, поэтому Харуми прокусила себе губу.
— Ты… доволен?
— Не знаю, — честно сказал Ярослав. — Да… наверное. Скорее опустошен… во всех смыслах. Я… не ожидал, что все будет… так.
— Да уж, в женщинах ты разбираешься намного хуже, чем в торпедах, я это заметила, — доктор открыла шкафчик и достала пару остро пахнувших спиртом салфеток. — На, руки протри… уверенный пользователь торпедного вооружения. И ширинку застегни.
— Угу. Кстати, что ты там начала говорить, до того как мы…
— Ох… я же… в общем, они смещаются.
— Ничего не понял, — признался фон Хартманн. — Кто и куда смещается.
— Ну… — Харуми вновь начала краснеть, — месячные. У всего экипажа… понимаешь, есть теория… только теория и вроде бы даже опровергнутая… что у женского коллектива, находящегося в одном помещении в течении длительного периода месячные ритмы начинают синхронизироваться.
— То есть, вы все будете… в одно и то же время?!
Ярослав живо представил, как он будет раз в месяц рапортовать в штаб, что его подводная лодка небоеспособна, по причине… причине… закончить мысленное составление радиограммы, после которой Хана Глубины наверняка прозвали бы как-то иначе, помешал ревун боевой тревоги.
— Командира в центральный!
На бегу фон Хартманн попытался убедиться, что все пуговицы хотя бы на брюках застегнуты в правильном порядке. С кителем было хуже. Впрочем, на встрепанный вид командира никто внимания не обратил — по боевым постам разбегались и более экзотично — или эротично –выглядящие девчонки.
— Ну что у вас опять стряслось?
— Акустический контакт! — хотя Рио-рита говорила вполне нормальным тоном, в наступившей после ревуна тишине казалось, что акустик почти кричит. — Дистанция девять миль. Одиночный, крупнотоннажный, быстроходный. Курсовой триста — триста десять, идет на сближение.
— На перископную. Малый ход. Приготовить аппараты с первого по четвертый. Рио-рита, что со скоростью?
— Восемнадцать-двадцать узлов. Цель приближается. Поправка — цель двойная, большой корабль и эсминец. Курс прежний.
— Такой большой, а не на зигзаге, — почти ласково прошептал Ярослав, берясь за рукоятки перископа. — Лейтенант Тер-Симонян, введите данные для стрельбы. Четырехторпедный залп, угол три градуса.
До района, где фрегат-капитан ожидал встретить вражеский конвой, оставалось еще почти десять часов хода. И, похоже, в штабе кто-то пришел к тем же выводам, что и он, только сутками позже — судя по последним приказам, к «пузырю пустоты», как обозвал перемещающее по карте нечто фон Хартманн, стягивалось еще четыре тактические группы, все, что нашлось у Империи в этом углу посреди океана. Несущийся напролом куда-то северней одиночный корабль в эту схему не вписывался, но размышлять об этом Ярослав даже не пытался. Раз уж боги решили подвести кого-то под его торпеды…
— Дистанция семь, угол прежний.
— Поднять перископ.
Там, наверху, опять было серо и облачно, даже линию горизонта толком не различить. Несколько секунд он напрасно крутил перископ, пытаясь разглядеть хоть что-то в пляске волн и теней. А затем вдруг четкая, словно на старой фреске, световая колонна наискось пробилась через тучи, высветив кусок океана… и корабль. Авианосец. Где-то, когда-то, давным-давно, тысячу лет назад он уже видел этот силуэт… или не видел? Не важно.
— Дистанция шесть четыреста, курс триста десять.
— Данные введены, — эхом отозвалась от вычислителя Анна-Мария. — Цель на сопровождении, к стрельбе готовы.
— Рано… — прошептал фрегат-капитан. — Пусть чуть ближе подойдет.
Такэда: фишки на карте
Охренела рыба камбала,
В изумленье пучила глаза селёдка:
На район дежурства шла
Крашеная в белый цвет подлодка!
С. О. Рокдевятый «Белая субмарина».
Отметки контактов патрулей с целями щедро пятнали тактическую карту. После шторма и сообщений о действиях имперского рейдера конвой походил на любовно расставленные на паркете для военной игры фигурки, в которые два пьяных мичмана долго швырялись книгами по военной истории после трудного экзамена. Вторая сторона от шторма пострадала заметно меньше. Да, совсем недавно получилось записать на боевой счёт имперскую подлодку. Но лишь одну — из куда большего их числа. Если верить недостоверным отметкам и неудачным перехватам, к району проводки конвоя неумолимо сползался противник. Обнаруживать его с воздуха у экипажей получалось довольно плохо, успевать ещё и выйти на боевой заход — и того реже.
— А всё-таки интересно, почему они белые, — подумал вслух Збых Кащенюк. — Ну полная же ерунда. Белая подлодка! Что дальше? Розовый самолёт?
— Збых-сан, у нас есть розовый самолёт, — напомнил Харальд Катори. — Его даже можно замаскировать. Ну, при некотором старании. На рассвете, например, при заходе от Солнца.
— Так может и лодка... тоже? — Збых мотнул головой на южный обрез карты. — Для маскировки в далёком Заполярье?
— Что можно делать на подлодке в Заполярье, тем более далёком? — риторически спросил Харальд Катори. — Второстепенную базу флота строить? Так это полная ерунда. Толку от неё мало. Замаскировать доставку такого количества людей и материала тем более невозможно. Подобное транспортное плечо для Империи само по себе нежизнеспособно.
— Командир на мостике! — через комингс переступил Такэда и тут же отмахнулся в приветствии. -Вольно, минна-сан.
— Айвен Иванович, а вы что думаете? — спросил Збых Кащенюк. — Для чего Империи белые подводные лодки?
— Для маскировки, тут и думать нечего, — откликнулся Такэда.
— Но... они же белые? — удивился Збых. — Айвен Иванович, вы что, тоже верите, что имперцы хотят отыскать Врата Прибытия на полюсах?
— Простите, Збых-сан, что хотят отыскать? — удивился Такэда.
— Врата Прибытия, — с явно различимой заглавной буквы выговорил Збых Кащенюк. — Ну, через которые мы все тут... ну, то есть, наши уважаемые предки...
— Согласно данным современной археологии, — улыбнулся Такэда, — феномен Прибытия имел стихийный, единомоментный и абсолютно лишённый привязки к любым искусственным центрам характер. Достоверные ранние стоянки и раскопанные поля брани гипотезу скорее подтверждают.
