Теперь городская стража не отправит меня в кутузку, даже если очень сильно захочет, обычный суд не станет рассматривать дело, если вдруг меня поймают на краже или чём-то подобном, а появись у неодарённого вельможи желание проучить меня — у него возникнут большие проблемы с магическим сословием. И самое главное — теперь отец не сможет вернуть меня домой, даже силой.

Магами занимаются только маги — такова одна из основ, на которой держится Империя, и вступив в академию, я стал частью этой основы.

Академия оказалась огромной. Сотни аудиторий, лабораторий, тренировочных залов, коридоров, галерей, кабинетов… Здание, гигантское снаружи, внутри было ещё больше.

Учебное заведение занимало почти целый квартал. Оно не являлось монолитным строением — тот сад, в котором я дрался с мессиром Вольфгартом, был лишь одним из многих открытых мест, имеющихся на внутренней территории академии.

Тихие, прохладные аллеи со скамейками вдоль дорожек, устланных гладким камнем, тенистые парковые зоны с мягкой травой, на которой так удобно лежать, фонтаны, небольшие площади — всё это пряталось за могучими стенами, и уже в самый первый свой визит я осознал, что без карты тут заблудится и сам Ирандер.

Внутренние общежития, конюшни, собственные ресторации, называемые студентами “терразио”, торговые лавки, раскиданные по всей академии отделения библиотеки с десятками тысяч книг, комнаты отдыха, лазареты — в этом месте можно было запросто жить, не покидая его пределов. Чем и пользовалась едва ли не половина студентов, которых тут насчитывалось около полутора тысяч.

Все они (а теперь и я) учились на семи факультетах — Магии исцеления, Друидизма, Артефакторики, Магии света, Магии иллюзий, Анимагии и Стихийной магии.

Когда я впервые осознал количество юных колдунов, окружающих меня, голова пошла кругом. Умопомрачительное число, но если учитывать, что на всей территории Империи существует всего три магических академии и, по слухам, в Савьятской учится в два раза меньше людей, а в столичной “всего” на несколько сотен больше — молодых магов в государстве не так уж и много.

Разумеется, главным образом меня занимали совсем другие мысли, а точнее, одна — не случится ли в скором времени ещё одного неконтролируемого “выплеска”? Не хотелось даже думать, что произойдёт, если это случится на занятиях, или посреди оживлённой улицы…

Поэтому я постоянно отслеживал своё состояние — единственное, что могло указать на приближающийся ужас. В прошлый раз перед ним в груди несколько часов нарастала глубокая ноющая боль, и я предполагал, что при повторении произойдёт нечто подобное. Так что за неимением других симптомов приходилось полагаться только на это знание, и я мечтал поскорее получить доступ к библиотеке академии и знаниям её преподавателей.

К счастью, пока что я чувствал себя отлично.

На первую лекцию я едва не опаздываю. Отыскать в огромной академии нужный класс новичку совсем непросто, и когда у меня получается это сделать, в коридорах уже разносится звон главного колокола, оповещающий о начале занятий.

Аудитория просторная, с высокими, сводчатыми потолками, уходящими амфитеатром вверх партами и чуть приподнятым над полом полукруглым подиумом, на котором установлена кафедра. За ней — огромная грифельная доска. Преподавателя ещё нет.

Народ, сидящий за партами, едва ли не синхронно поворачивает головы, когда я распахиваю дверь и врываюсь в помещение. Около двадцати человек принимаются разглядывать меня самым наглым образом, а я изучаю их в ответ.

На первом ряду сидит группа молодых людей в одежде, больше напоминающей мундиры, с прямыми как палка спинами и отутюженными воротниками. Мой ровесник с собранными в хвост волосами и резкими чертами лица, расположившийся посреди этих парней, неодобрительно поджимает губы явно недовольный моим опозданием. Хм… Будущий солдат?

Чуть выше толпа девчонок разной степени привлекательности, перешёптываются и стреляют в мою сторону глазками. Главная среди них, очевидно, блондинка в невероятно откровенном наряде, из которого едва не вываливается грудь. У неё чрезмерно пухлые губы, по которым она то и дело проводит языком и удивительно невыразительные для такого вызывающего вида глаза, впрочем, подведённые излишним количеством тени. Девушка внимательно изучает меня, и от её плотоядного взгляда становится не по себе… Неудивительно — кто не хочет захомутать сына графа, пусть и младшего? Пожалуй, стоит держаться от этой “охотницы” подальше.

Справа от девушек сидят ничем не примечательные, одетые вразнобой ребята и постреливают на красоток глазками. Среди них выделяются двое парней, в хороших, качественных камзолах, с короткими стрижками и надменными лицами. Они смотрят на меня совсем неприветливо. Дети торговцев или чиновников? Судя по дешёвым кольцам на пальцах — моя догадка недалека от истины.

Выделяются всего несколько человек. Отдельно от всех сидит длинноволосая красотка с яркими сиреневыми глазами и точёным подбородком, в бутылочно-зелёном жакете. В первое мгновение я не могу понять, что меня смущает, а затем вижу на щеке девушки длинный рваный шрам, который резко контрастирует с её прияной внешностью. Она перехватывает мой взгляд и опускает на изуродованную часть лица русые локоны, скрывая его, хмурится. В ответ я дружелюбно улыбаюсь.

Также отдельно от всех сидят две рыжие девушки-близняшки в строгих чёрных платьях, и два парня — мускулистый светловолосый здоровяк и тщедушный парнишка в толстых очках рядом с ним.

Я скольжу взглядом по партам, выбираю с краю на четвёртом ряду свободное место и иду туда. И слышу, как одногруппники совершенно наглым образом меня обсуждают!

— Это он, да?

— Красавчик!

— Какой надменный…

— Тот парень, который потребовал испытания поединком при поступлении!

— Какое испытание поединком, бестолочь? У него просто талант такой, видеть с закрытыми глазами. Вот и пришлось это демонстрировать. Так бы в него можно было хоть яблоки кидать, но комиссия решила позабавиться за счёт графского сынка.

— Не особо-то у них вышло. Я там был, и видел, как он сражался…

— Да иди ты!

Слегка не по себе оттого, что моя персона привлекает столько внимания, но я стараюсь не обращать внимания на шепотки. Однако разговор здоровяка и “очкарика”, сидящих двумя рядами ниже, всё же игнорировать не получается.

— Я слыхал, что это сын генерала Слэйта?

— Ага. Только ума не приложу, зачем он сюда припёрся. Говорят, что магии в нём ни на финг, ещё меньше чем в каждом из нас. Наверняка папаша заплатил немало денег приёмной комиссии, чтобы этот выскочка “поступил”, да ещё и так нелепо. Ставлю большой фист — высокородный сосунок никак себя не проявит, и вылетит ещё до праздника зимнего солнцестояния.

Последнюю фразу произносит тот самый здоровяк с простоватым лицом, приплюснутым носом, пронзительно зелёными глазами и волосами цвета спелой пшеницы. Он поворачивает голову, косится в мою сторону и нагло усмехается, прекрасно понимая, что я его слышал.

И самое поганое — не только я. Теперь каждый из студентов смотрит на меня в открытую, ожидая дальнейших действий.

Ялайская гниль! Я не собирался начинать своё обучение с разборок, но и спускать подобное поведение нельзя! Не так меня воспитывал отец, да и остаться в глазах прочих студентов слизняком, сносящим оскорбления, совершенно не хочется.

— Ты бы повторил погромче, а то я не расслышал, — говорю я.

— Что? — оборачивается здоровяк.

— Повтори, что сказал.

— Про то, что в тебе магии меньше чем в любом из нас? Или про то, что твой папаша заплатил, чтобы тебя приняли?

— А твой тебе не объяснил, что бросаться словами не стоит? За них можно и зубы потерять.

Парень фыркает. Толстенный талмуд “Общих принципов магии”, который лежит на парте перед ним, взмывает в воздух, а затем с невероятной скоростью летит прямиком мне в голову! Парень явно нацелился расквасить книгой мой нос.