– Подружка должна зайти за мной, – нехотя отвечала Эмма и вновь убегала в прихожую к зеркалу, прихорашиваться.

Клавдия Николаевна подошла к окну, отодвинула шторку и увидела молодого человека, топтавшегося у их окна.

– Эмма, это не твоя ли подружка под окном грязь месит?! – позвала мать.

Эмма козочкой подлетела к окну, мельком зыркнула на молодого человека, молнией выскочила из кухни, схватила со стула школьную сумку, в прихожей сорвала с вешалки куртку и выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

– А завтракать?! крикнула Клавдия Николаевна в пустоту. – «Надо бы с ней поговорить, подумала вслух», – убирая со стола остывающий завтрак дочери.

За ужином, когда все собрались за столом, Клавдия Николаевна мягко иронически сообщила мужу:

– Жора, у нашей Эммочки ухажёр завёлся!

От неожиданной новости отец опустил уже набранную ложку супа, в миску и недовольно посмотрел на жену.

– Что за ухажёр?!.. Мала ещё с ухажёрами бегать!.. Мать правду говорит?! – строго спросил он Эмму.

Эмма, зная суровый характер отца, сейчас пожалела, что не предупредила мать, чтобы пока не говорила отцу о Киме.

Изворачиваться было бесполезно, и она решила во всём признаться сразу, «Будь, что будет!» – подумала Эмма и тихо ответила, прямо смотря отцу в глаза:

– Это просто школьный друг.

– Ничего себе школьный! Да он уже чуть не мужик! – вмешалась в разговор мать.

– Мама, он учится в нашей школе в одиннадцатом классе и, причём, отличник!

– Тебе ещё в школе учиться четыре года, а он уже институт закончит, а тебе высшее образование надо получить! – не сдавалась мать.

– Успокойся Клава!.. А тебе, – злобно взглянув на Эмму, – даже думать о женихах запрещаю, пока не окончишь, хотя бы среднюю, школу!.. Поняла?!

– Поняла, – слёзно ответила Эмма.

Она знала, что слово отца – закон, и в голове уже носились различные варианты тайных свиданий с Кимом.

Ким поступил в педагогический институт на физико-математический факультет с красным дипломом без экзаменов, через собеседование.

Эмме помог с большим трудом седьмой класс закончить отличницей.

Для этого почти два месяца после занятий они штурмовали любимую Кимом математику и физику, пока Эмма не стала с лёгкостью справляться с материалом за седьмой класс.

Учёба в институте ему давалась очень легко, и второй курс окончил с отличием.

Лето выдалось на удивление жаркое. Ежедневно огромное оранжевое жгучее солнце буд-то не собиралось уходить с уставшего от жары неба. Иногда разгульный настырный ветерок закрывал лохматыми тучами неугомонное солнце, и на город опускалась приятная прохлада, но не надолго. Вскоре этот же спасительный ветер вновь разгонял слабые тучи, и вновь наступала жара.

Ким с Эммой встречались тайно от обоих родителей, иногда на дискотеке иногда у надёжных друзей.

Летом почти всегда встречались на городском бассейне. Там постоянно было многолюдно, можно затеряться в толпе отдыхающих и безопасно уединиться в лесную зону для интимных отношений.

В это лето пляж был всегда переполнен из-за изнуряющей жары.

Укладываясь на горячий речной песок после купания, рядом с разморённым Кимом, Эмма сказала взволнованным тихим голосом, – я залетела.

Ким резко поднял голову и, облокотившись на локти, переспросил:

– Не понял!

– А что тут понимать. – Вздохнув, упавшим голосом повторила Эмма.

– Давно?

– Уже два месяца.

– Та-а-к!.. А мне сказала только сейчас! – Эмма молчала, уткнувшись лицом в песок. – Пока не поздно, надо что-то делать! – он резко встал и, торопясь, стал натягивать брюки. – Что лежишь, вставай! – грубо закричал на Эмму.

Эмма не шевелилась.

Ким резко схватил своё покрывало с песка, торопливо затолкал к себе в сумку и вызывающе ушёл.

Эмма, прислушиваясь к удаляющимся шагам Кима, долго ещё лежала на горячем песке и не могла пошевелиться.

Предстоящий разговор с родителями пугал её, и она строила планы как бы лучше начать его. Пролежав на пляже до вечера, она с тревожным сердцем пошла домой.

Ноги словно ватные подкашивались, а она всё ближе подходила к рубежу страшного разговора.

Солнце уже закатывалось за горизонт и последними лучами выхватывало верхушки деревьев и крыши домов. Дневное пекло перешло в тягучую прохладу.

Эмма подошла к дому остановилась на миг, чтобы сосредоточиться, приготовиться к трудному, но необходимому разговору. Вошла в подъезд, медленно поднялась на второй этаж, и позвонила.

Дверь открыла Клавдия Николаевна и сразу с порога стала отчитывать дочь:

– Где это ты так долго болталась?! Мы уже в милицию хотели заявлять!

– С подругой были на пляже,– спокойно ответила Эмма, сбросила босоножки в прихожей и пошла на кухню. – Мама, я есть хочу.

– Хорошо, что хоть отец ушёл, а то тебе бы сейчас досталось! – роптала мать, шагая вслед за дочерью.

– А куда он ушёл?

– К Селезнёвым. С обеда они поросёнка резать хотели, вот и позвали нашего отца.

– А что дядя Митя сам не мог зарезать? – старалась смягчить разговором материн гнев Эмма.

– Какой там резать! Он как кровь увидит, в обморок падает! Мужик называется! – негодовала Клавдия Николаевна, наливая в тарелку суп. – Надо же, с утра как умыкнула и до вечера! И где только можно столько болтаться?! – вновь стала отчитывать она дочь.

– Мама, я беременна.

Выпалила без вступления Эмма, усевшись за стол.

Клавдия Николаевна успела поставить тарелку с супом на стол около Эммы и медленно опустилась на стул, рядом с ней.

– Я так и знала, что твои гулянки до добра не доведут! – воскликнула она, закрыв лицо ладошками и низко опустив голову, тихонько заплакала.

Наступила тревожная томящая тишина.

Наконец, Клавдия Николаевна подняла залитые слезами глаза, вытерла кончиком фартука под глазами и, выпрямляясь на стуле, тихо спросила:

– А Ким знает?

– Да. – Так же тихо ответила Эмма.

– Жениться не обещает?

– Нет.

– Что собираешься делать?! – встревожилась мать.

– Ким сказал надо делать аборт.– Не глядя, матери в глаза, ответила Эмма.

– Ты что, сдурела? – закричала на неё мать. – Хочешь совсем себе жизнь испортить?! – Эмма, низко опустив голову, молчала. – После первого аборта может больше не быть детей! – не унималась мать. – Какой позор! Какой позор на нашу с отцом голову!!! – закрывая ладонями лицо, причитала мать.

Снова наступила гнетущая угрожающая тишина, которая давила виски, словно клещами.

Щемящий страх заползал в Эммину душу медленно и настойчиво. В голове не пролетала ни одна нормальная мысль, за которую можно было бы, зацепится.

Чем дольше длилась тишина, тем тяжелее становилось у неё на душе. К горлу подкатил комок, но слёзы застыли в глазах, Осознавая свою непоправимую ошибку, она не могла не только плакать, но даже вымолвить слово.

Наконец, Клавдия Николаевна встала, молча постояла и тихо сказала:

– Отцу не говори ничего о беременности, а то он выгонит нас обеих из дома… Сегодня я в газете объявление прочла, принимают на годичные курсы бухгалтеров после девятого класса. Завтра же иди, подавай документы, а там что-нибудь придумаем.

Мать медленно повернулась, и утомлённой мешковатой походкой вошла в свою спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

Домой отец пришёл поздно, и немного выпивши. Весело шутил и беспричинно смеялся, пока мать жарила принесённую им свеженину, приставал к дочери.

– А ты что такая грустная?! – обнял её за плечи. – К женихам сегодня не бегала? – ласково заглядывая Эмме в глаза, допытывался отец.

– Целый день у телевизора просидела! – ответила за Эмму мать из кухни. – Иди дочка поможешь мне мясо порезать.

С этих пор, как только отец хотел меня вызвать на откровенный разговор, как это он делал раньше, мать тут же давала мне неотложное задание или по дому, или посылала в магазин.

– Затуркала уже девчонку, отдохнуть не даёшь! – сердился на неё отец, даже не догадываясь о нашей конспирации.