Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В официальной записке, которую в августе 1756 года Барбо де ла Брюйер подал всесильному министру Людовика XV графу д’Аржансону60, сообщалось, что «русский подданный» Ерофей Каржавин, проживающий «около 10-ти лет» на нелегальном положении в Париже и принявший на свое попечение малолетнего племянника, дабы дать ему «основательное познание во всех науках», готов вместе с ним «преклонить колена пред престолом императора [?] французского»61. Большую убедительность этому ходатайству должен был придать политический резон «в виду ожидаемого союза между дворами нашим и русским»: россиянин, обладающий большим личным достоинством и обширными познаниями, будет весьма полезен для Франции62. Среди заслуг Ерофея Каржавина упоминалось также его сочинение о русском языке, которое ровно год назад, в июне 1755 года, было поднесено графу д’Аржансону через королевского географа Филиппа Бюаша.

Речь идет о рукописи «Essai sur le genie de la langue Russienne» (1755) с сопроводительным письмом Бюаша, аттестующим труд россиянина в самом лучшем свете63. Французский ученый не скрывал своей симпатии к автору, «уроженцу Москвы», которого называл «замечательной личностью». В Каржавине, испытавшем на чужбине «столько страданий и невзгод, что трудно и выразить», его особенно трогало, с какой стойкостью тот переносил все свои несчастья – «как христианский философ»64. Бюаш подтверждал переход Ерофея Никитича в католичество, о чем сообщал в своем доносе и Петр Дементьев. Но если в глазах француза обращение россиянина «лишь увеличивало в нем его добрые свойства»65, то, по мнению доносителя, его соотечественник «лицемерно присягнул к Римской вере»66. Кстати, он был недалек от истины: для новообращенных иностранцев во Франции предусматривался специальный пенсион. Так что дело могло быть вовсе не в религиозной индифферентности Ерофея Никитича – по словам Дементьева, «подлинного атеиста», – а в житейском прагматизме. Подношение сочинения Каржавина о русском языке влиятельному министру и покровителю наук было инициировано как раз с целью помочь бедствовавшему автору «получить пенсион для новообращенных, представив все необходимые к тому аттестации»67.

В письме Бюаша (а затем и в записке Барбо де ла Брюйера) обращает на себя внимание упоминание о малолетнем племяннике Theodore, которого Ерофей Каржавин «заботливо воспитывает, несмотря на свои невзгоды»68. Оба доброжелателя Каржавиных всячески расхваливали любознательность и необыкновенные способности русского мальчика, которому предстояло вместе с дядей преклонить колена перед французским престолом.

Ходатайства французских ученых удовлетворены не были. Всесильный министр д’Аржансон, на которого возлагались надежды, сам был отправлен в отставку в начале 1757 года, пав жертвой интриг маркизы де Помпадур. Не получив обещанной должности переводчика при Королевской библиотеке, Ерофей Никитич оказался «не в состоянии добывать себе и любимому племяннику необходимое содержание» и вынужден был искать для «Федюши» опекуна69. При содействии того же Филиппа Бюаша принять мальчика «на свое попечение и свой счет» согласился парижский книготорговец с улицы Сен-Жак, Жан-Тома Эриссан70.

Самому же Ерофею Никитичу ничего не оставалось, как вернуться в Россию, но сделать это, учитывая его статус беглого, было непросто. Пришлось обращаться за помощью к старшему брату и к влиятельному негоцианту Жану Мишелю71 – оба пользовались покровительством канцлера Михаила Илларионовича Воронцова и имели возможность просить его о содействии72.

Канцлер с готовностью взялся за это дело и 28 апреля 1760 года направил князю Дмитрию Михайловичу Голицыну, фактически исполнявшему обязанности посла в Париже73, письмо, которым гарантировал Каржавину безопасное возвращение в Россию74. Речь в нем шла не только о судьбе Ерофея, но и о легализации пребывания в Париже пятнадцатилетнего Федора, который также числился беглым. Предполагалось, что юношу можно будет употребить на службе при канцелярии Парижской миссии, но прежде дать ему возможность закончить учебу, положив жалованье «студента миссии» – 300 рублей в год. «Отец сего молодаго человека – писал Воронцов, – крайне о том просит, желая его видеть достойным к службе Ея Императорскаго Величества»75.

24 августа того же года последовал именной императорский указ, которым Ерофей Каржавин и его племянник Федор «за самовольную отлучку» в Париж всемилостивейше прощались с оговоркой: «хотя справедливо заслуживали бы должное наказание» в назидание другим («дабы упущением им того другим вреднаго примера не подать»). Ерофею Никитичу позволялось вернуться на родину, а Федор был оставлен в Париже на легальных основаниях – в статусе студента Коллегии иностранных дел при Парижской миссии «до окончания начатых наук»76.

Вскоре было прекращено и «дело братьев Каржавиных»: донос Дементьева признали подлежащим сожжению как «пасквильный» на основании указа «О сожигании подметных писем…» от 11 августа 1732 года77; к тому же самого доносителя уже несколько лет как не было в живых. Василий Никитич был прощен, хотя ему за «увоз сына» и за то, что он «без всякаго ему позволения и пашпорта ездил в Англию», изначально грозило жестокое наказание «по силе Уложения 6‐й главы четвертаго пункта»78.

Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа» - b00000131.jpg

Ил. 4. Коллеж Лизьë на «плане Тюрго» 1739 г.

Примечательно, что незадолго до указа о прощении беглецов Эриссан, парижский опекун Федора Каржавина, подал Д. М. Голицыну свой «Mémoire concernant Theodore Karjavine de Saint Petersbourg»79, в котором, обращаясь к русской императрице, выражал желание и далее опекать ее подданного. Он представил подробный отчет об успехах в «школах» своего подопечного, достигнутых исключительно благодаря его, Эриссана, неусыпным заботам. История обучения российского подданного в Париже в изложении его французского опекуна делилась на два этапа: до опекунства и во время опекунства.

До декабря 1756 года мальчик посещал коллеж Лизьë (ил. 4)80, куда его определил родной дядя и где он показывал «блестящие успехи» в латинской и французской грамматике, «аттестовался постоянно первым» и был одним из немногих стипендиатов81. Однако Эриссан, строгий приверженец янсенизма82, принял решение изменить ход обучения. Его насторожил интерес мальчика к «экспериментальной физике», который поощряли наставники коллежа, позволяя ему посещать публичные лекции популярного в Париже «аббата Нолле» (ил. 5, 6)83. Усмотрев в этом потенциальную угрозу своей образовательной концепции, Эриссан «заблагорассудил приостановить эти занятия», поскольку счел, что «заманчивость и беспредельная обширность физики» могли отклонить учащегося от главного84.

вернуться

60

Марк-Пьер де Вуайе де Польми, граф д’Аржансон (Marc-Pierre de Voyer de Paulmy, comte d’Argenson, 1696–1764) – военный министр и член Королевского совета (1742–1757), самый влиятельный (после отставки в 1749 г. графа Морепа) человек в правительстве Людовика XV; почетный член Академии наук (1726) и Академии надписей (1748), будучи директором королевской Палаты книгопечатания и книготорговли (1738–1740), покровительствовал энциклопедистам, см.: Combeau Y. Le comte d’Argenson, Ministre de Louis XV (1696–1764). Paris, 1999.

вернуться

61

Русская старина, 1875. Т. 12. № 2. С. 297. Здесь и далее записка Барбо де ла Брюйера цитируется по русскому переводу, опубликованному Н. П. Дуровым; ее черновая французская версия – «Memoire pour le Sieur Karjavine, natif de Moscou» – хранится в ИРЛИ: РО. Ф. 93. Оп. 2. № 100. Л. 251–251 об., 253–253 об, 255–255 об. (на л. 255 подпись Барбо, на л. 255 об. копии двух удостоверений об успехах Ф. Каржавина в коллеже).

вернуться

62

Русская старина, 1875. Т. 12. № 2. С. 294.

вернуться

63

«Essai sur le genie de la langue Russienne et sur ses rapports avec la Grecque. Par Ierothée Nikitine (c’est à dire fils de Nikita) Karjavine, interprète Russien, natif de Moskva (ou Moscou), capitale de Russie et demeurant depuis dix ans en France. A Paris, M.DCC.LV» – Bibliothèque d’Arsenal (Paris), MS 8807.

вернуться

64

Письмо Бюаша см.: Космолинская Г. А. Парижская библиотека Ф. В. Каржавина. С. 190–191. Приложение II.

вернуться

65

Там же. С. 191.

вернуться

66

Архив князя Воронцова. С. 316.

вернуться

67

Космолинская Г. А. Парижская библиотека Ф. В. Каржавина. С. 191.

вернуться

68

Там же.

вернуться

69

Записка о Федоре Каржавине книготорговца Ж.-Т. Эриссана (1760). Цит. по: Космолинская Г. А. Русский студент в Париже XVIII века. С. 167.

вернуться

70

Jean-Thomas Hérissant (1704–1772). См.: Mellot J.-D., Queval É., avec coll. de Monaque A. Répertoire d’imprimeurs / libraires (vers 1500 – vers 1810). Paris, 2004. P. 288; см. также: Космолинская Г. А. Русский студент в Париже XVIII века.

вернуться

71

Jean Michel (1721–1783), уроженец Петербурга, в 1750‐е годы кредитовал значительные суммы графу Воронцову, выполнял его дипломатические и прочие поручения в Париже, будучи с 1755 г. французским дипломатическим агентом. Подробнее см.: Les Français en Russie au siècle des Lumières. Dictionnaire des Français, Suisses, Wallons et autres francophones européens en Russie de Pierre le Grand à Paul Ier / sous la dir. de A. Mézin, V. Rjéoutski. Ferney-Voltaire, 2011. Vol. 2. P. 600–602.

вернуться

72

О связях братьев Каржавиных при дворе упоминалось и в доносе Дементьева: «Да ж они же Василий и Ерофей похвалялись, что у них есть дружество с некоторыми и вельможными персонами, к которым они прислужились, а оные им помоществуют в их трудностях». Архив князя Воронцова. С. 313.

вернуться

73

Д. М. Голицын (1721–1793) находился в Париж при заболевшем М. П. Бестужеве-Рюмине (1688–1760) вплоть до 28 мая 1761 г., когда был назначен послом в Вену.

вернуться

74

АВПРИ. Парижская миссия. Оп. 94/1. 1760 г. № 7. Л. 2.

вернуться

75

Там же; см. также: Космолинская Г. А. Русский студент в Париже XVIII века. С. 163.

вернуться

76

АВПРИ. Внутренние коллежские дела (далее – ВКД). Оп. 2/1. № 2142, 1760–1763 г. Л. 1–1 об. (копия указа).

вернуться

77

ПСЗ. Первое собрание (1649–1825). СПб., 1830. Т. 8. № 6150.

вернуться

78

Пекарский П. П. Известия о братьях Коржавиных (1743–1760 годов) // Сборник ОРЯС. 1872. Т. 9. С. 410–411.

вернуться

79

АВПРИ. Ф. 94 Парижская миссия. Оп. 94/1. № 7. 1760 г. Л. 14–16 об.; см. также: Космолинская Г. А. Русский студент в Париже XVIII века. С. 164–167.

вернуться

80

Университетский коллеж Лизьë (Lisieux) или Торси (Torcy), основанный Ги д’Аркуром, епископом Лизьë в 1336 г., с XV в. размещался в зданиях коллежа Торси в квартале Сен-Жак на улице Сент-Этьен-де-Гре (совр. rue Cujas), см.: Compère M.-M. Les collèges français, 16e–18e siècles. Répertoire 3 – Paris. Paris, 2002. P. 210–218.

вернуться

81

С 1750 г. из‐за финансовых проблем коллеж Лизьë был вынужден максимально сократить число своих стипендиатов.

вернуться

82

Религиозное учение нидерландского теолога Корнелия Янсения (1585–1638), утверждающее пессимистический взгляд на человеческую природу, изначально испорченную первородным грехом. Постулаты, изложенные в его сочинении «Августин» (посмертное издание в 1640 г.), послужили толчком к оформлению янсенизма как течения.

вернуться

83

Космолинская Г. А. Русский студент в Париже XVIII века. С. 167–168. Жан-Антуан Нолле (Jean-Antoine Nollet, 1700–1770) – известный французский естествоиспытатель, физик-экспериментатор, изобретатель электроскопа (1747), член парижской Академии наук (1739), профессор Наваррского коллежа (1753), автор популярного учебника по экспериментальной физике «Leçons de physique expérimentale» (Paris, 1743–1764, 6 vol.) и многих трудов в области электричества, молекулярной физики, оптики.

вернуться

84

См.: Космолинская Г. А. Русский студент в Париже XVIII века. С. 174–175.

5
{"b":"805233","o":1}