Венгерские события, грянувшие через год, стали испытанием, положившим начало их многолетнему союзу. Из всего пережитого осенью 1956 года в мятежном Будапеште они сделали одинаковый вывод: правда – смертельно опасная вещь, она требует предельно аккуратного обращения. Ее следует строго дозировать, подвергать тщательной идеологической обработке – и только тогда демонстрировать общественности. А еще лучше – держать вечно под архивным спудом. Ведь, если бы не Хрущев с его безоглядной критикой сталинского культа личности на XX съезде, венгерского восстания не было бы.

Из Венгрии Крючков привез свою первую высокую награду – орден Трудового Красного Знамени, увенчавший его дипломатическую карьеру. Андропов, уже освоившийся к тому времени на новом месте – в ЦК партии, взял Крючкова к себе в Международный отдел референтом, а когда стал секретарем, предоставил ему место помощника. В мае 1967 года Андропова назначили председателем КГБ. Сначала Крючков и на Лубянке был помощником, но вскоре сделался начальником Секретариата. Ему, с его врожденным талантом канцеляриста, эта должность очень подходила. Однако через четыре года Андропов отправил Крючкова в Первое Главное управление (ПГУ) в качестве заместителя начальника разведки. Впервые за семнадцать лет их сотрудничества Крючкову выпала возможность показать себя самостоятельным работником. Вот только он никак на это решался и не делал ни шага, не посоветовавшись с Андроповым. Так было, пока Андропов возглавлял КГБ, а он проработал на этом посту дольше всех прочих председателей – полтора десятка лет, так продолжалось и в недолгую бытность его Генеральным секретарем ЦК КПСС. Даже сделавшись главным разведчиком, Крючков любую мелочь обговаривал со своим высоким патроном. Правда, хорошо знавшие их обоих люди свидетельствуют, что подчиненный позволял себе и поспорить с начальником. Но до серьезных разногласий у них никогда не доходило. Крючков был по отношению к Андропову не только безупречно лоялен, он им восхищался.

В год смерти Андропова Крючкову исполнилось 60 лет. Пенсионный возраст. Но он не чувствовал себя стариком. За здоровьем всегда следил строго. Поблажек себе не давал. Каждый день – подъем без четверти шесть и зарядка на открытом воздухе по сорок минут в любую погоду. Жил он всегда за городом, в дачном поселке ПГУ. В отпуск уходил зимой, чтобы вволю набегаться на лыжах. Вредных привычек не имел. Так что силы у него были – не было перспектив. Но, когда с приходом Горбачева жизнь в стране закрутилась, завертелась и начала меняться каким-то еще не совсем ясным, но манящим образом, Крючкову, возможно, показалось, что он сам тоже готов измениться: хватит вторых ролей – пора в лидеры. Надо было только найти дорожку к Горбачеву. Сначала Крючков принялся обхаживать Александра Николаевича Яковлева. Тот впоследствии так вспоминал об этом: «Крючков напористо полез ко мне в друзья, буквально подлизывался ко мне, постоянно звонил, зазывал в сауну, всячески изображал из себя реформатора». Потом Крючков попросил Яковлева свести его с Валерием Ивановичем Болдиным, мотивируя это желанием предоставлять Горбачеву напрямую, в обход своего шефа Чебрикова, наиболее важные разведданные.

Горбачев надеялся обрести в Крючкове трудолюбивого и вместе с тем скромного, твердо помнящего свое место помощника. Он видел в нем только то, что и многие другие, – верную тень Андропова. Вероятно, Михаилу Сергеевичу следовало задаться вопросом: а сможет и, главное, захочет ли Крючков и для него стать столь же верной тенью? Кажется, для правильного ответа достаточно было бы только внимательнее проанализировать личность и деятельность Андропова. Но в то время все будто бы забыли об Андропове-чекисте. Принято было вспоминать о нем как о Генеральном секретаре, которому лишь безвременная смерть помешала осуществить проводимые его политическим наследником Горбачевым реформы.

Между тем, возглавив КГБ, Андропов решительно пресек предпринятые во времена хрущевской оттепели попытки и довел систему идеологического контроля над обществом почти до сталинских кондиций. Конечно, массовых репрессий не было, но Комитета боялись все – сверху донизу. Он мог сломать жизнь любому, оставаясь невидимым, неслышимым, недосягаемым и потому неуязвимым. Что касается реформ, то Андропов даже более чем осторожные предложения Косыгина считал крайне опасными. А Крючков был и остался единомышленником Андропова и плотью от плоти КГБ.

Леонид Шебаршин, работавший в ПГУ заместителем Крючкова, а затем сменивший его на посту начальника разведки, считал, что Горбачев «не заметил за мягкой манерой, внешней гибкостью и послушностью Крючкова железной воли и упрямства, способности долго, окольными путями, но все же непременно добиваться поставленной цели». А.Н. Яковлев, всю оставшуюся жизнь страдавший от нападок своего протеже, не мог простить себе того, что «по своей природной доверчивости» не разглядел в Крючкове интригана. Однако и Горбачев, и Яковлев были предупреждены. В. Чебриков перед своим уходом советовал президенту не принимать на веру все доклады нового шефа Госбезопасности, а Яковлеву прямо сказал: «Я знаю, что ты поддержал Крючкова, но запомни – это плохой человек, ты увидишь это».

Так что только на невнимательность и доверчивость роковой выбор списать затруднительно. Точнее всего причину подобных «заблуждений» объяснил великий Пушкин: «Ах, обмануть меня нетрудно!.. Я сам обманываться рад!»

Судя по послеавгустовским признаниям, когда 1 октября 1988 года Крючков приступал к исполнению обязанностей председателя Комитета госбезопасности, он уже не заблуждался ни насчет Горбачева, ни насчет проводимого им политического курса. Но истинного отношения к множащимся день ото дня переменам никак не выказывал. А.Н. Яковлев так характеризовал аналитические донесения председателя КГБ: «В них был сплошной подхалимаж. Одни восторги и в адрес Горбачева, и в отношении Раисы Максимовны. С положением в стране у него было все в порядке. Он, как к наркотику, приучал Горбачева к позитиву, знал, что тот вдохновляется похвалами, становится зависим от них. И тут же внедрял информацию о своих оппонентах».

Неизвестное ни одному из его предшественников бремя публичного политика Крючков нес с немалым энтузиазмом. Часто выступал по телевидению, давал интервью, учредил Центр по связям с общественностью, открыл залы чекистской славы для экскурсантов, радушно принимал гостей – артистов, спортсменов, писателей, встречался с представителями деловых и политических кругов многих стран, искал пути сотрудничества с коллегами из зарубежных спецслужб. Создавалось полное впечатление, что он искренне увлечен процессом, который с присущей ему любовью к образному языку назвал «походом в мир гласности».

Через месяц после вступления в должность Крючков инициировал разработку Закона об органах безопасности, призванного заменить правовой акт, с 1959 года регламентировавший деятельность Комитета. Новый председатель КГБ также в десять раз сократил пограничную зону на Дальнем Востоке и создал Специальное управление по борьбе с организованной преступностью. Однако результаты этих нововведений не оправдали ни возлагавшихся на них надежд, ни затраченных усилий. Открытые для полезной деятельности огромные массивы земель вместо добрых хозяйственников принялись осваивать браконьеры. Тысячи чекистов, брошенные на инспектирование подсобок кооперативных магазинов, из-за этих не свойственных им дел, отвлекались от своих прямых задач – искоренения коррупции и препятствования упрочению мафиозных структур. А новый закон, утвержденный благодаря настойчивости Крючкова в мае 1991 года Верховным Советом СССР, по оценке большинства правоведов, в том числе и специалистов из научно-исследовательских подразделений КГБ, не соответствовал демократическим нормам и к тому же неправомерно опережал Закон о безопасности государства.

Но эти недостатки и недоработки обсуждались в узких кругах, тогда как широкой общественности рекламировали достижения, многократно раздутые услужливыми СМИ.

Оберегая создаваемый такими трудами образ настоящего радетеля перестройки, Крючков не обнаружил своих истинных чувств, даже когда рушилась Берлинская стена, когда наши войска уходили из Афганистана. А ведь афганская война была одним из значительнейших событий в его жизни. Она началась с подачи разведки, которой он руководил. И все, что потом происходило там, «за речкой», обусловливалось выводами, к которым на основе разведданных приходили аналитические службы ПГУ. Во многих ключевых эпизодах афганской кампании Крючков принимал личное участие. Он часто туда ездил, близко знал Тараки, Амина, Кармаля, Наджибуллу, самым непосредственным образом вмешивался в жизни этих людей и в судьбу их страны. Но, видимо, так и не познал характер народа, которого «советники» из КГБ пытались обучить социализму. По его глубокому убеждению, Советский Союз победил в той войне…