Еще в 1958-м году Батай в статье «Переполненная планета» заявил: «…нет ничего, что существует в конечном счёте: всё подвешено над бездной, сама основа – это только видимость страховки». В 70-80-е годы постструктуралисты предложили идею «мира-как-текста». Эта концепция впоследствии была дополнена новым поколением философов. Так, у постмодернистов «мир-как-текст» открылся для множества равноправных интерпретаций. В 80-е наука вслед за философией признала, более того, подтвердила экспериментально, что нестабильность – неотъемлемая часть эволюции. Хаос стал рассматриваться как созидательный феномен. В новом тысячелетии мы вплотную подошли к экстремальной нестабильности – гиперхаосу, в котором нет ничего невозможного. Даже немыслимое теперь возможно. Мир стал, по выражению французского философа Квентина Мейясу, контингентным. В нем больше ничто не является необходимым. Эта ситуация еще более сложная, чем ее в свое время представлял Батай. Мы не просто подвешены без страховки. Бездна – единственное, что нас окружает. И не понятно: падаем мы или застыли, уже погибли, и всё видимое – предсмертная вспышка воспоминаний, – или живы.

Гёте принадлежат слова: «Человечество станет умнее и рассудительнее, но не лучше, счастливее и деятельнее. Я предвижу время, когда человечество не будет больше радовать Бога, и он будет вынужден вновь все разрушить для обновления и творения». Казалось бы, действительно, можно сдаться и смиренно ждать очередного всемирного потопа. Однако будем оптимистами – поводов для капитуляции нет.

Следует понимать: не нами выбран мир, в котором нам приходится жить, вместе с тем, нам выбирать, как жить. Реальность подчиняется всем людям, а не только тем немногим представителям деловой и политической элиты, кто сейчас ее создает. Идеи социальной энтропии до сих пор главенствуют в кругах власти по всему миру, несмотря на то, что экстраполяция классической физики на общественные процессы в целях управления ими, является довольно упрощенным подходом. Нужно помнить: мы гипотетически способны знать все начальные условия, в то время как будущее остается принципиально непредсказуемым. Можем только строить догадки и выстраивать предположения относительно того, каким образом текущие действия повлияют на социальные процессы. И то не далее темпорального горизонта. Бросая камень с крыши, мы знаем наверняка, что он упадет, так как существует притяжение, и нам об этом известно. С обществом все гораздо сложнее. Рассматривать его при прогнозировании как равновесную систему, подчиненную законам термодинамики, все равно что предсказывать погоду на следующее десятилетие.

Возможно, из-за упрощенного подхода к социальным процессам, убежденности, что их можно сколько угодно долго контролировать, как давление в паровом котле, ошибочного понимания природных взаимосвязей, да и нашей собственной природы, мы оказались в положении пассажиров «Титаника». Только на нашем корабле спасательные шлюпки вообще не предусмотрены (куда денешься с планеты?), навигационные приборы и средства связи разбиты пьяной взбунтовавшейся командой, а на мостике развязалась кровавая драка за штурвал и власть прокладывать курс. Только какой курс в таком положении ни прокладывай, он все – в безысходность. Такова неприятная особенность нашего мышления: мы слишком поздно начинаем задумываться об отдаленных последствиях запущенной нами же цепи событий. Мало того, что мы всегда ищем внешнюю причину своих бед, так еще мы реагируем только на непосредственные угрозы. Грядущие опасности для нас слишком абстрактны, чтобы ими всерьез кто-то занимался. Словом, мы видим только малую часть огромного пазла. Между тем организация мира все больше усложняется, и пользоваться подобными моделями мышления – все равно, что дать кораблю полный ход среди айсбергов. Мы слишком привязаны к настоящему моменту. В то время как человечество связано событиями истории, а каждое инициированное нами событие в настоящем имеет последствия, которые могут проявиться через годы или десятилетия. Но мы привыкли оставлять проблемы грядущим поколениям. Только вот задачи перед этими поколениями становятся труднее и труднее.

Между тем, у нас есть очевидное преимущество перед Последними людьми – время. Пусть мы не располагаем суммой знаний о миллиардах лет эволюции человеческой цивилизации, то есть той карты, с помощью которой можно обойти явные и скрытые опасности, мы, Первые люди, находимся в одном шаге от мира, в котором мечтаем оказаться. Мира Настоящий людей.

Почему изменения важны? Поясню. Никто из нас не пребывает в объективной реальности. Мы все по-своему переживаем ее. Создаем собственную версию пространства жизни. При таких условиях сложно утверждать существование какой-либо истины. Однако нужно понимать две вещи. Во-первых, реальный мир существует. Он был до нас и будет после нас, и он никуда не исчезает за нашей спиной. Во-вторых, можно остаться на уровне реактивного мышления, то есть быть погружённым в бесконечные срочные, но мелочные по существу дела, а можно проникнуть в сферы более высокого порядка, откуда открывается совсем другой вид на условия и смысл существования.

Проиллюстрируем эту идею следующим образом. Представим, что некий человек с рождения много лет прожил на острове в окружении небольшой группы людей (допустим, это были потомки переселенцев, бежавших от цивилизации), которые ничего не знали о существовании другого мира. На горизонте не появлялись корабли, над островом не пролетали самолеты, к берегу не прибивало посторонних предметов – полная изоляция. Однажды прогуливаясь по пляжу, человек обнаружил подробную карту континентов, морей, океанов, больших и маленьких островов. Внезапно он понял, что существует нечто гораздо большее, чем он представлял. Он поделился находкой и своими соображениями с другими. Но никто не поддержал его стремление отправиться в странствие. Тогда этот человек построил плот и отплыл в одиночестве, несмотря на риск погибнуть в первой же буре.

Интерпретация. В современной психологии существует понятие «зона комфорта» (смею предположить, его значение известно каждому). Если речь идет о физическом существовании, то покидать эту «зону комфорта» не всегда нужно. Другое дело, когда мы говорим о мышлении. Наши способности к познанию мира, других, самих себя ограничиваются множеством предрассудков, но большую опасность представляет растущая косность ума – чем мы старше, чем устойчивей наше социальное положение, тем менее гибок наш разум, тем больше он регрессирует, практически не оставляя нам шансов на изменения, сужая тем самым наши возможности к познанию мира. Как говорил Сократ, непознанная жизнь не стоит того, чтобы ею жить. Таким образом, в нашей власти выбирать: мыслить в рамках предрассудков (то есть не покидать остров) или открыть ментальное пространство для более значимых целей и задач. Другими словами: быть свободными или оставаться в добровольном заточении.

Свобода – это не то, что даруется свыше, не то, что достигается через огонь и кровь. По сути никакие законы, даже самые совершенные, не способны сделать нас свободными. Свобода – это всегда личный выбор, проистекающий из твердого намерения изменить отношение к жизни. Помните: мы не пешки в чужой игре.

Сербская художница-перформер Марина Абрамович в 1974 году провела шокирующий эксперимент «Ритм 0». Он показал: человек удивительно быстро может превратиться в дикаря, если ему это позволить. «Полученный мной опыт говорит о том, что если оставлять решение за публикой, тебя могут убить», – утверждает Абрамович.

Организованный ею перформанс длился шесть часов, в течение которых художница стояла неподвижно, а «зрители» могли взять любой из 72 предметов, лежавших на столе в комнате, и использовать их на Марине. В их числе были ножницы, хлыст, фонарик, виноград, хлеб, духи, яблоки, роза, нож и даже пистолет. Люди очень быстро потеряли интерес к "хорошим" предметам и принялась истязать художницу. «В начале публика была очень спокойная: они играли со мной, подарили мне розу, целовали, но потом они стали становиться все более дикими. Они резали мою шею и пили кровь. Один человек зарядил пистолет и вставил его мне в руку – его интересовало, нажму ли я на курок. Они взяли ножницы и срезали с меня одежду. Они втыкали в мою кожу шипы розы. Как только эксперимент закончился, я стала собой – до этого я была куклой для них – и стала ходить по галерее, а люди побежали, – вспоминает Абрамович, – я помню, что придя в отель в этот вечер и посмотрев на себя в зеркало, я обнаружила у себя прядь седых волос».