Принимая во внимание невозможность отвоевания у ненавистной свекрови основного финансового потока, жена Стаса – Гнелета, называющая себя более благозвучным именем Лета, ведя домашнее хозяйство, выдерживала свою линию поведения. Она без конца пилила мужа, заставляя того подрабатывать на стороне и приносить деньги лично ей, якобы требующиеся для предстоящего обучения в институте их дефективного ребенка.

Пятилетняя Эвелина, ничего не понимая в сложных взаимоотношениях взрослых, да и вообще ничего не понимая, беззаботно надувала вечно сопливым носом зеленые пузыри и систематически стаптывала одну пару обуви за другой, которые изнашивала по две разом, так как совершенно не умела ходить и передвигалась только на четвереньках.

Стас, не желая вмешиваться в бабьи дрязги, оставлял все как есть. Его основной функцией была работа.

Как уже говорилось, в целях экономии средств семья Недоученко обитала на рынке, обжив абсолютно непригодное для проживания помещение бывшей бойлерной – бойлерная стала их новым домом. Вход в нее находился в дальнем конце мужской половины туалета, сразу за последней кабинкой. Помещение это представляло собой две изолированные комнаты без окон, разделенные узким коридором. У входа коридор был оборудован под кухню, а в дальней его части, за клеенчатой занавеской, Стас смастерил импровизированный душ. В правой комнате разместилась супружеская чета вместе с ребенком, а в левой, большей, мать Стаса. Отсутствие санузла объяснялось спецификой самого заведения.

Темный силуэт торопливо двигался по подвалу – мешкать Стасу было нельзя, вот-вот на рынок хлынут его обитатели и застигнут его за тайным занятием. Задыхаясь и путаясь в ногах, с трудом удерживая перед собой неустойчивую тележку с тяжелым грузом, кидаемую из стороны в сторону, как буй на волнах, и того и гляди норовящую перевернуться на неровном и кое-где выщербленном бетонном полу, Стас благополучно выкатил ее на кафельную площадку перед туалетом.

От напряжения на лбу выступила испарина. Стас отер пот ладонью и выглянул за угол. Старуха, как всегда, отсыпалась после ночных бдений у компьютера. Стас на носочках прокрался в туалет, чтобы удостовериться в отсутствии посетителей, и также тихо вернулся обратно. Аккуратно, чтобы, не дай бог, не уронить или не поцарапать свой ценный груз, ну и не разбудить мать тоже, он с усилием перекатил тележку через порожек и вкатил ее прямо в пустующую кабинку, последнюю в череде кабинок мужского зала, где еще накануне специально для этих целей демонтировал унитаз.

Все! На этом дело было сделано. Да еще как успешно, ведь ни одна живая душа не увидела, как он занес что-то в туалет, и что это что-то занес именно он, и, конечно же, никто не узнал, что именно это было. Необыкновенное чувство ликования охватило Стаса – еще бы, ведь сбывалась его заветная мечта! Уголки его губ опустились вниз, а верхняя губа вздернулась к носу – это он улыбнулся. Он захлопнул кабинку и поспешил к жене, чтобы поделиться с ней своей радостью.

Стас буквально ворвался в их тесную и унылую комнатку, когда Лета натягивала Эве на руки сандалики.

– Привезли! – сообщил он с порога дрожащим от возбуждения голосом.

Лета подняла на мужа сонные, затуманенные глаза и смерила его взглядом с головы до ног: так и есть, нервный тик вернулся – его верхняя губа конвульсивно подергивалась, а затем замирала на некоторое время, обнажая мелкие, слегка вогнутые внутрь зубы, и снова опускалась вниз. После чего все повторялось.

– Лучше бы не привозили, – ядовито отозвалась она и снова повернулась к Эве. – А теперь бежи… папина доча.

Лета опустила девочку на четвереньки, и та принялась наматывать круги по комнате, шустро передвигая всеми четырьмя конечностями, обутыми в одинаковые сандалии.

Стас продолжал:

– Летусик, хорошо бы отметить покупку, а?

Летину сонливость как ветром сдуло:

– Чего-чего?

Она встала с дивана, приблизилась к мужу и потребовала:

– А ну-ка, дыхни.

– Ха-а-а, – выдохнул Стас жене в лицо.

Лета шумно потянула воздух носом, после чего поморщилась:

– Что это тебя вдруг на выпивку потянуло?

– Да нет… – вроде как равнодушно ответил Стас. – Просто принято обмыть обновку, отметить почин большого бизнеса.

– Отвару лучше испей, а то что-то сипишь и носом вон шмыгаешь, как бы не прозяб на улице да не захворал.

– Но ведь я уже пил, – заупрямился было Стас.

Лета смерила его ледяным взглядом и отрезала:

– Неча нос воротить, лишним не будет.

Она оставила мужа в комнате, а сама скрылась за дверью и принялась звенеть на кухне посудой… Вообще говоря, кухня так называлась весьма условно: очистив грубым наждаком голую штукатурку от плесени и грибка, Стас установил в углу тумбочку, а на стены навесил несколько узких деревянных полок. Еду Лета готовила на двухконфорочной электроплитке. Продукты хранила в тумбочке и в небольшом холодильнике, старом и ржавом, который Стас притащил с городской свалки и собственноручно починил – не затратив на это ни одной копейки! – что служило поводом для его гордости. В общем, кому бойлерная – дом, тому и угол – кухня.

Вода в невысокой алюминиевой кастрюле стала закипать. Сначала Лета бросила в нее жменю мелко измельченной бурой травы, следом – щепотку черных семян, потом добавила какой-то скрюченный корешок, несколько сморщенных ягод и подсыпала сухих лепестков оранжевого цвета. Ну а затем туда поочередно отправились и вовсе непривычные ингредиенты: крупный, скатанный в шар комок черных волос, сухой птичий помет и даже сушеный таракан… Немного подумав, Лета бросила еще парочку тараканов. Закончив с подбором компонентов, она что-то написала карандашом на клочке газеты и подожгла его от спички. Пепел от сгоревшей бумаги тоже упал в кастрюлю, после чего из нее пошел густой желтый пар.

Лета перемешала бурлящее варево длинной деревянной ложкой и, склонившись почти над самой кастрюлей, чуть слышно произнесла:

– Варись травка, варись кака, таракан варись и нить. Нервы надо оголить, от водки будет воротить. Не захочет мужик пить, а жинке титьки теребить.

Повторив еще дважды этот забавный стишок, похожий на детскую считалочку, Лета напоследок поплевала в кастрюлю три раза, после чего отставила ее с электроплитки. Отфильтровав приготовленный отвар через ситечко, она выбросила в мусорное ведро оставшийся темный жмых и заглянула в комнату.

– Стасик, у меня все готово, ходь сюды.

Так и продолжая подергивать губой, Стас появился в дверях и послушно принял из рук жены большую дымящуюся кружку. Судя по его лицу, отвар был невыносимо горьким и омерзительно противным, но он, зажмурившись, все же отпил из кружки небольшой глоток.

– Ху-ух! – выдохнул Стас, непроизвольно кривясь, и тут же зачем-то соврал: – Вкуснятина.

– Вот и ладно, – ответила Лета. – А теперь принимайся за работу. – Ее прозрачные глаза с бледно-серой радужкой и тонким темно-серым ободком, окаймленные слипшимися от черной туши ресницами, впились в мужа острыми точками зрачков. – Или опять намылился под лестницей торчать, на рыночных баб свои бесстыжие зенки пялить?

Стас не выдержал пристального взгляда жены и отвел глаза.

– Ни на кого я не пялился, – обидчиво пробубнил он, – говорю, работал…

С еще дымящейся чашкой в руке он отошел к двери, а Лета вернулась к своим кастрюлям. Пока жена не видит, Стас быстро показал ей вытянутый средний палец, скривил дикую гримасу и едва слышно процедил:

– Ведьма лупастая, чтоб твои зенки засохли.

Лета резко обернулась:

– Что ты сказал?

– Ничего. Работать, говорю, иду, – мрачно буркнул Стас и вышел за дверь.

– К ужину не задерживайся! – выкрикнула Лета ему вдогонку и, когда дверь захлопнулась, негромко прошипела: – Глуподырь безмозглый…