Шмель пожалел о том, что очнулся. Как только в голове стало хоть как-то проясняться, голень завопила от раздирающей на части боли. На ране красовалась импровизированная повязка, пропитанная чем-то алым. Этого хватило для того, чтобы Шмель вновь отключился еще на пару часов.

При повторном пробуждении он постарался не терять сознания от изрядной впечатлительности. Молодой человек поднес руку к лицу и постарался сосчитать пальцы: вроде сознание в относительном порядке, да и пальцы на месте. Точно не больше одиннадцати. Через непривычно бледную кожу просвечивали пульсирующие вены.

Собравшись с духом, Шмель заставил себя изучить обстановку: его поместили в комнату размером со среднестатистическую спальню. Недорогой интерьер отдавал домашним теплом. Единственно, что портило приятный деревенский дух, ‑ заколоченные окна и решетка вместо двери. За ней стоял деревянный стул. По всей видимости, для охранника.

В спальне находилось еще двое мужчин неоднозначной внешности. Один спал, другой старался вслух прочитать одну из книг со стеллажа. Его речь чем-то напоминала французскую.

Человек, заметив пробуждение Шмеля, мгновенно отложил книгу в сторону. Узкая заросшая физиономия появилась над раненым парнем.

‑ Пьер… Пьер… ‑ мужчина похлопал по пухлым щекам Шмеля. Молодой человек огрызнулся, недоумевая, почему «Пьер»?

Мужчина постарался заговорить на немецком. Но это радужное начало сразу же оборвалось после единственного слова, что знал Шмель на немецком: «Ду хаст».

Разочарованный отсутствием нормальной коммуникации мужчина разбудил своего огромного приятеля.

Как оказалось, второй сокамерник владеет английским, и «тройка» Шмеля позволила построить мало-мальский диалог.

Постепенно Шмель смог понять, что Десито ‑ худой и Дельрито ‑ огромный, члены французского отряда спецназначения. Учитывая абсолютную их несхожесть с мексиканцами, Шмель сделал вывод, что это не их настоящие имена.

Их подразделение прибыло сюда незадолго до прибытия взвода Шмеля. Они совершили идеальную операцию против сектантов, засевших в деревне. Но потом прибыли другие люди: не «культисты», но и не австрийские военные. Незваные гости оказались куда лучше организованы, чем «культисты», а некоторые из них владели непонятным оружием. В итоге французов осталось всего двое. Над ними сжалились и посадили в импровизированную тюрьму, что до этого соорудили сектанты.

‑ Почему Пьер?

Десито рассмеялся: оказывается, Шмель напомнил ему Пьера из «Войны и мира». Молодой человек не знал, находить ли оскорбительным это сравнение.

Как понял Шмель, после неудачной разведки прошло немного меньше суток. Похоже, никто не спешил спасать его.

Прошло еще несколько часов перед тем, как к ним пришли. Шмель уже стал свыкаться с обстановкой и с запахом импровизированного туалета в углу у окна.

Пришедшие без разговоров забрали Дельрито, затем ключ вновь проскрежетал в решетке, и наступила тишина.

Она продолжалась неопределенное время: Десито сел на своей кровати с отчаянным видом ожидания. Шмель ощущал, что ему также стоит чего-то опасаться.

Затем пришли за Десито. Француз сам встал и обреченно вышел, напоследок обнадеживающе подмигнув Шмелю. И вновь ожидание… в молчании.

Шмель чувствовал, как на него накатывает волна истерии, а в глазах скапливаются слезы. Наконец, дошло дело и до него. Все шло по тому же алгоритму.

Сперва они вышли на улицу. И вновь ночь: прекрасный горный воздух, невероятно холодное небо и теплый уют деревушки.

Шмеля посадили в простенький местный джип и повезли. Городок закончился практически мгновенно. И сразу же началась мрачная пещера, достаточно широкая, чтобы пропустить автомобиль. Джип ехал ровно по наспех проложенной дороге, лампы с периодичностью в десять метров рассеивали тьму по бокам, а фары пронзали ее впереди.

Поездка продолжалась не очень долго. И как только они остановились, Шмеля грубо выпихнули из автомобиля и более не трогали.

Когда молодой человек приподнялся над полом, то узрел перед собой человека, закутанного в черно-синюю тогу, словно Аид из древнегреческих мифов. Телосложение было достойно Геракла, а волнистая грива вызвала приступ зависти у самого Шмеля. Глаза излучали добродушное приветствие в смеси с печалью.

‑ Хеллоу.

Шмель недолго думая поздоровался на ломаном английском.

Атлет помог Шмелю подняться. Молодой человек не испытал удовольствия, когда пришлось опереться на стальное предплечье.

‑ Как тебя зовут?

‑ Пьер, ‑ фыркнул Шмель.

‑ Эварист, ‑ представился атлет.

Шмель промолчал. Ему было все равно. Ему хотелось, чтобы все это быстрей закончилось. Он не ожидал ничего хорошего. Но страх уже успел улетучиться, оставив после себя лишь пустоту.

Эварист не спеша повел Шмеля вперед, параллельно стараясь поддерживать теплую, даже дружескую одностороннюю беседу обо всем и ни о чем. Но он делал это неумело, а в чертах его лица читалось настолько выраженное чувство сожаления, что даже неокрепшая интуиция Шмеля стала сигналить о новой опасности.

‑ Смотри! ‑ Эварист указал на небольшую пирамидку, что больше напоминала несуразную глыбу.

Шмель внимательно посмотрел на артефакт, затем на грека, снова на глыбу, опять на грека: «Что за идиотизм?»

‑ Парень, ты даже не имеешь представления о том, что это. Может, тебе и повезет. Прости! – атлет с силой подтянул Шмеля к артефакту. Тот рефлекторно постарался сопротивляться, но споткнулся обо что-то мягкое: мимолетный взгляд, и Шмель увидел на полу пещеры Десито и Дельрито, чьи лица были искажены от ужаса и боли.

Эварист ловким и очень сильным движением руки придавил Шмеля к камню:

‑ Может быть, тебе повезет? ‑ вновь повторил грек.

Только теперь Шмель понял, что эта пирамидка была далеко не декорацией: ее поверхность впилась в кожу, словно паразит. Ранее незаметные живые ручейки переросли в настоящие лазурные реки, что резко изменили угол своего бега и направились к свежему телу. Это ощущение чужеродного и живого дало новый прилив паники у Шмеля.

Но Эварист был тверд: его рука не дрогнула под всеми потугами истерично бьющегося Шмеля.

‑ Будь молодцом, парень, переживи это!

Эварист отпрянул, отпустив Шмеля. Тот все так же продолжал лежать на поверхности пирамидки. Лазурные языки отказывались отпускать его. Прошло лишь мгновение, а возможно, и вечность, для кого как ‑ пирамидка освободила Шмеля. Молодой человек колобком скатился с наклонной стенки.

Эварист наклонился над ним и проверил, дышит ли он? Убедившись, что Шмель все еще жив, грек подхватил его обмякшее тело на руки и понес к джипу.

‑ Беспокойно спишь, Пьер, ‑ Эварист промокнул марлей лоб Шмеля. Молодой человек раскрыл воспаленные глаза, не понимая, день сейчас или ночь, и вообще сколько времени он был без сознания?!

Эварист разбинтовал ногу, чтобы осмотреть рану. Шмель набрался смелости, чтобы самому взглянуть на нее, но грек удержал его голову. Шмелю показалось, что Эварист выглядит довольным:

‑ Ходить сможешь. Ногу тебе не отсекут. Я рад, что ты выжил, ‑ Эварист подставил к кровати стул и сел на него. Достав энергетический батончик, он предложил его молодому человеку, на что Шмель просипел что-то невнятное в ответ. Грек пожал плечами и сам с удовольствием принялся уплетать лакомство.

‑ Вижу, тяжело. Мне тоже было тяжело. Но не беспокойся, раз ты пережил воздействие этой древней технологии, то дальше будет все хорошо. К сожалению, уже дюжину моих людей она отвергла, ‑ Эварист с тихой досадой посмотрел в сторону.

Шмель вновь постарался проронить пару невзрачных слов, пользуясь мгновенным замешательством Эвариста. Но речь его пока звучала лишь как нечленораздельное ворчание.

‑ Должен сказать, тебе повезло: я первый раз вижу, чтобы у людей возникали регенеративные возможности.

Шмель устало, с непониманием посмотрел на Эвариста.