Пессимистический взгляд на человеческую природу, пропитанный янсенизмом, в ходе XVII века уничтожил притязание на возможность любви и счастья в тщеславном и амбициозном мире. Страсть приобретает расиновский акцент: благодаря сдержанности и чистоте своего языка Расин добивается того, что легкомысленный двор начинает верить в жестокость любви, порывающей с героизмом и благородными ценностями; хрупкие идиллии гибнут под натиском ненависти и ревности. Мужские желания не идут дальше наслаждения и обладания; страсть – это болезнь, в которой проявляется несостоятельность мужчины. Желание не сопротивляется обладанию, и удовлетворенные чувства могут трансформироваться в отвращение. «Наслаждение убило любовь», – без обиняков заявляет один из персонажей нравоучительного романа Робера Шаля «Знаменитые француженки». Аскеза и воздержание – не лучше, они выявляют хитросплетения собственного ненавистного самолюбия и гордости. «Человеческая жизнь – не что иное, как вечная иллюзия», – заявляет Паскаль, и настоятельная потребность новизны – составная часть человеческой природы.

Отметим занятное, но значимое совпадение нарастающей недооценки трагического элемента в любви. Две романистки с разницей в несколько лет в своих романах касаются одной и той же темы: мадам де Вильдье в романе «Любовный беспорядок» (1675) и мадам де Лафайет – в «Принцессе Клевской» (1678). Мадам де Вильдье описывает деликатность чувств: маркиз де Терм женился на добродетельной девушке, «которую не видел до помолвки», но, несмотря на все его усилия сделать ее счастливой, молодая жена начинает чахнуть; озабоченный маркиз спрашивает, в чем причина ее грусти; она без смущения признается, что любит племянника маркиза и что ей не удается забыть его. Супруги начинают состязаться в верности и великодушии, но в конце концов муж элегантно освобождает дорогу племяннику, погибая на войне; однако интриги, клевета, давление извне мешают молодой вдове выйти замуж за любимого. Несколькими годами позже мадам де Лафайет использует тот же сюжет: принцесса Клевская признается супругу в том, что любит герцога Немура, который за ней ухаживает; став свободной после смерти мужа, она тем не менее отказывается от своей страсти и уходит в монастырь. Несмотря на то что истории заканчиваются схожим образом, причины разрыва отношений различны: в романе мадам де Вильдье препятствия создает общество; у мадам де Лафайет они возникают из внутреннего сопротивления, связанного не столько с добродетелью, сколько со страхом любви.

Рамка галантного романа для мадам де Лафайет – повод разобраться в том, «что движет сердцем». Героиня догадывается, что однажды Немур будет считать ее одним из своих «трофеев» и что любовник проявляет пыл только потому, что она его выпроваживает: «Полагаю, что ваше постоянство вызвано количеством препятствий», – бросает она ему в лицо. Рассудок заставляет ее бояться бед, причиняемых ревностью и привычкой: «У вас было много любовниц, будут и еще; вы потеряли бы ко мне интерес, и я стала бы видеть вас с другими дамами таким, каким вы поначалу были со мной». Она горда, поэтому ускользает от Немура и приносит себя в жертву «призрачному долгу»; монастырь, куда она удалилась, защитит ее одновременно от оскорбления и от страданий.

Под видом взаимности любовь всегда стремится к доминированию над партнером, и мадам де Лафайет это прекрасно понимает. Немур, который тайно следит за принцессой Клевской, с удовольствием замечает на ее лице смятение, вызванное страстью. Еще более лукавую радость романистка описывает в книге «Заида», когда герой романа Альфонс обнаруживает «замешательство и волнение», возникшие под влиянием страсти в сердце Белазир, пораженной тем, что она «больше не владеет собой». За благопристойными словами скрывается жестокость. Мадам де Лафайет под влиянием янсенизма не доверяет человеческой природе, возможно, как предполагает Франсуа Жюльен в работе «Об интимности» (De l’intime, 2013), «потому что сама она не верит, что страсть может во что-то перерасти». Страсти она предпочитает покой и самоуважение, эти утонченные формы самолюбия. Так было в ее жизни: никаких разводов, никаких споров между супругами, никакой любовной драмы; в ее доме господствовал разум.

Человеческое сердце – это поле битвы. У женщин душевная сила и постоянство чувств эквивалентны мужскому делу чести, а отречение возлюбленного и отчаяние воспламеняют страсть. О революции, произошедшей в сфере чувств, свидетельствует короткий рассказ, написанный в форме подлинных писем. Опубликованные в 1669 году анонимные «Португальские письма» имели большой успех; между 1669 и 1675 годами их переиздавали раз двадцать, их читали в Голландии и в 1667 году перевели на английский. Читателей потрясла история Марианы, соблазненной и покинутой монахини. Сегодня большинство литературных критиков склоняется к мысли, что речь идет о литературной мистификации, что автор «Писем» – Габриэль-Жозеф Гийераг, дворянин, боявшийся навредить карьере, издав текст под своим именем. Очевидно, что это произведение создано в придворных кругах, но оно полно драматизма и своей новизной произвело на публику огромное впечатление.

Оценивая силу этих пяти португальских писем, французский историк литературы Раймон Лебег пишет, что современники Гийерага не были высокого мнения о композиции произведения, но с огромным сочувствием отнеслись к страданиям Марианы: любовник, французский офицер на службе в Португалии, безжалостно покидает любовницу после нескольких месяцев любовной связи; вернувшись во Францию, он забывает все свои обещания. Преданная, одинокая, брошенная на произвол судьбы, Мариана потеряла все – любовь, веру, здоровье; она теряет даже собственное достоинство, обращаясь к любовнику с мольбами, на которые он не отвечает. Она принесла в жертву свою жизнь, и это ее оправдывает: «Я должна потерять жизнь ради вас, потому что я не могу сохранить ее для вас…» «Я предпочитаю страдать, но не забывать вас». Мариана знает, что он недостоин ее, что история их любви в общем-то банальна, и то, что она это сознает, придает всему трагизма: «Я поняла, что вы мне менее дороги, чем моя страсть к вам». Это любовь абсолютная, нарциссическая любовь-гордыня, в которой личность возлюбленного не имеет значения, в которой нет прощального письма, ставящего точку в этих отношениях. Опустошенная Мариана остается наедине со своим смертельным отчаянием. Любовь – это всего лишь иллюзия, реальны только муки расставания.

Мы видим, что отныне конфликт существует не между любовью и честью, не между любовью и достоинством, но между любовью и счастьем. Если иррациональный характер страсти делает ее безответственной и неумолимо ведет к разрыву, то любовь все же может стать счастливой, но только если будет построена по законам дружбы. Появляется новое видение брака: он теперь освещен «любовью к ближнему», конфликты не ведут к изменам и расставанию, но разрешаются на основе взаимных обязательств: люди еще не женятся по любви, но женятся, чтобы любить друг друга. Со времен святого Франциска Сальского26 идеал супружеской привязанности взращивается в проповедях священников и пасторов. Браки по принуждению запрещены; ночь любви помогает забыть ссоры – разногласия «заканчиваются удовольствием и удваивают нежность» (Жак Шоссе, «Трактат об идеальном браке и о способах быть счастливым», 1685). Новое время создает новые пары – честные, набожные, буржуазные, умиротворенные, в ожидании воздаяния на небесах верящие в возможность счастья на земле. Не любовь земная, не любовь небесная, а нежность, соблюдение приличий и уважение становятся ключом к супружескому согласию, способным предотвратить расставание.