Постепенно общество становится все более цивилизованным, светская жизнь освобождается от феодальной зависимости. Теоретики любви стремятся примирить страсть с внешней благопристойностью, желание – с уважением к его объекту; идеалом становятся галантность и благонравная любовь. Любовь в XVII веке подчинена другим страстям – честолюбию и желанию прославиться, воле и смелости, которые были престижны и обеспечивали человеку уважение к самому себе. Если случается разрыв отношений, он выглядит как жертва, принесенная на алтарь чести – или самолюбия. Перед лицом этого аристократического идеала, принятого при королевском дворе, суровая янсенистская мораль2 акцентирует внимание на тщетности славы и жадном и ревнивом желании, присутствующих во всяких любовных отношениях, даже искренних, что связано с полнейшей греховностью человека; герои трагедий Расина, несмотря на все свои добродетели, уступают роковым страстям. Проявления малодушия, непреодолимая потребность в «развлечениях» и новизне – неотъемлемая часть человеческой натуры; как писал Паскаль в «Мыслях», «люди ненавидят друг друга, такова их природа»; любовь же хороша лишь в первые дни.

Нормы эмоциональной жизни практически не меняются до последней трети XVII века. Смерть Людовика XIV в 1715 году открывает более свободный новый век, одержимый идеей счастья, появляется новый взгляд на отношения в паре. Старый дискурс о героической любви постепенно исчезает, ему на смену приходит восхваление священных прав природы. Индивид открывает в себе бесконечное богатство чувств, и эта субъективная точка зрения дает имя новому понятию – «любовному чувству». В 1769 году переводчик Лоренса Стерна, английского писателя, автора маленьких смачных зарисовок о французском обществе, вводит во французский язык слово «сентиментальный»; сентиментальность входит в моду, и пятью годами позже Кармонтель3, писавший в форме «пословиц» легкие комедии для развлечения двора, высмеивал «сентименталов». Чувство, естественная склонность, понемногу становится гарантией личного выбора и счастливой личной жизни, основанной на взаимной любви. Руссо приветствует брак по любви: сердце, которое не обманешь, очищает природные инстинкты, «не следует за чувствами, а ведет их». «Слишком тугие узлы рвутся. Вот что случается с браком, когда его удерживают силой».

Чувства неразрывно связаны с тревогой: познать себя означает принять постоянные сердечные сомнения и ощутить свою уязвимость. Невозможность удовлетворить свои желания, столкнувшись с принятыми в обществе нормами, приводит юного Вертера, героя Гете, к самоубийству. По мнению историка Робера Мози4, в последней трети XVIII века мифология несчастья обгоняет счастье и возвещает романтическую революцию. Любовные страдания чувствительных натур – готовность принять судьбу, таить в себе неутихающую боль – возводятся ими в превосходную степень. Любовь – это не иллюзия: ее узы основательны, абсолютны, интимность, порождаемая ими, очень глубока, поэтому любовь постоянно находится под угрозой. Во многих книгах и брошюрах оплакиваются «тысячи несчастных супругов, мучающихся в неудачных семейных союзах, которые нет возможности расторгнуть». Если право на счастье относится к законам природы, то крах супружеских отношений не менее естественным образом должен повлечь за собой право на разрыв несчастливого союза, в котором нет любви.

Созидая новое общество, свободное от патриархального принуждения, революционные законы от сентября 1792 года превращают брак-таинство в гражданский акт, который в случае необходимости может быть отменен. Новые законодатели учреждают право на развод, который стал доступен как самым бедным, так и самым богатым, как мужчинам, так и женщинам. Предусматриваются три типа причин для развода: взаимное согласие, несовместимость характеров и «объективные причины», такие как слабоумие одного из супругов, уход из дома или ставшее достоянием общественности безнравственное поведение. Гражданский кодекс 1804 года не отменил светский характер брака, но запретил разводы по причине несходства характеров, сочтя подобную формулировку слишком размытой. Разводы были вновь запрещены в 1816 году, и пришлось ждать еще почти семь десятилетий, чтобы появившийся в 1884 году закон Наке5 восстановил право на развод. Тем не менее еще на протяжении десятилетий развод рассматривался как отклонение от нормы.

В основе современной пары конца XX века лежат две ценности, которые отныне не ставятся под сомнение: любовь и свобода. Женщины добились независимости; заниматься сексом теперь можно не только ради зачатия ребенка; юридически оформленный договор о гражданском браке (гражданское партнерство) оставляет достаточное пространство для маневра, и слово «да», произнесенное супругами перед лицом мэра, через несколько месяцев легко может превратиться в «да» при разводе по обоюдному согласию. Современный брачный союз, базирующийся на индивидуалистических ценностях, главная из которых – любовь, призван обеспечить расцвет каждого. Сексуальное удовлетворение – «несущая конструкция» жизни пары: от него зависит эмоциональная привязанность. На смену традиционной рыцарской игры, в которой мужчина завоевывает, а женщина отдается, приходит договор равноправных партнеров.

Похоронит ли «новый любовный порядок» длительные отношения? Нет ничего более хрупкого, чем желание. В последнее время стремительное развитие интернета и появление многочисленных сайтов знакомств сделало секс банальностью. Предвкушение стало сильнее, чем когда-либо, но оно таит в себе разочарование и небезопасность. В отсутствие сдерживающих установок и общественных условностей отношения становятся все менее надежными, в погоне за новизной расставания следуют одно за другим. «Наше общество стало относиться к разрыву отношений как к неизбежному злу, без которого невозможно согласие», – пишет социолог Ева Иллуз в работе «Почему любовь ранит»6. Любое расставание – спокойное или скандальное – приносит боль, и страдания, вызванные агонией любви, дело нешуточное. Анкеты, проводимые психологами, показывают, что эти страдания создают серьезные психологические проблемы, от депрессии до суицида; гнев, борьба, желание отомстить, бегство, обесценивание собственной личности, опускание рук – вот составляющие любовных мук. В обществе, где самореализация и счастье считаются обязательными, крах любви становится самой тяжелой драмой, с которой может столкнуться индивид, и оставляет неизгладимый след.

Тем не менее нередко раны затягиваются; примириться с воспоминаниями, вновь обрести потерянную часть себя, снова стать способным к восприятию нового – это уже половина дела; утихшие страдания могут принести освобождение. И в XXI веке люди стремятся к стабильной и искренней любви, способной бороться с бренностью эфемерного мира.

Когда любовь уходит, каждый имеет право испытывать боль. Любовники, супруги прекращают друг друга любить, он (или она) уходит; резкий или постепенный, внезапный или предсказуемый, разрыв отношений сопоставим с болью, которая сильнее, чем биологическая смерть, по крайней мере до тех пор, пока время не сделает свое дело и любовный крах не забудется и не станет безразличен. На протяжении двух тысяч лет стоны по ушедшей любви звучат в литературных произведениях. Что бы ни привело к разрыву отношений, эти стоны и эти реки слез – одни и те же из века в век.

В конце I века до нашей эры Овидий через свою героиню Дидону, покончившую с собой из‐за бегства Энея, оплакивает всех брошенных и преданных женщин: