Зореслава нахмурилась.

— В чем же сомненье у тебя?

Мужчина запустил пальцы в волосы, дернул с силой.

— Понимаешь… — тут он запнулся. — Как же звать тебя?

Ведунья улыбнулась.

— Зореслава.

— А я Радимир. Понимаешь, Зоренька, из нее словно всю жизненные соки выпили. Сил нет, ко всему безразлична. Бояться вдруг всего стала, всем недовольна. Постоянно думает о минувших бедах, плохо спит по ночам.

Зореслава покачала головой.

— Плохо дело.

Вышла в сени и, захватив кувшин, спустилась к роднику, позади дома протекавшему. Зачерпнув воды, вернулась в избу. Плеснула в плошку и, устремив взгляд в прозрачную гладь, зашептала что-то.

Радимир поежился невольно. Зореслава все сильнее хмурилась, и тревога за судьбу матери шибче волновала его.

— Плохо дело, — вновь повторила Зореслава, возвращаясь из Нави в Явь. — Лучше было бы, если бы она сама сюда приехала.

Радимир покачал головой.

— Не поедет она.

— Нет так нет, постараюсь сделать, что смогу, и так.

Зореслава вздохнула, и глаза Радимира засветились надеждой. Он несмело улыбнулся девушке, и та тепло улыбнулась в ответ.

— Приходи опять, как минет полнолуние.

Радимир встал.

— Спасибо тебе.

Несколько дней Зореслава готовилась. Воздерживаясь от мяса, ела только легкую пищу — кашу, рыбу и овощи. Во второй же день недели, набрав чистой родниковой воды, вернулась домой и, перелив ее в чашу мутного зеленоватого стекла, доставшуюся ей, как и все остальное, от тетушки, зашептала слова, обращаясь к богам:

— …В тереме том стоит Богиня Мать… Я пойду Роду помолюсь, Даждьбогу поклонюсь, к Перуну за помощью обращусь… Помоги мне, Мать-Земля, сохрани…

Заглянула Зореслава в воду и видит — встрепенулась мать Радимира, глаза ее оживились. Вздохнула Зореслава с облегчением.

«Помогает. Но этого мало».

Собралась она и пошла к березке, что давно уж приметила.

— Ты прости меня, березонька, — зашептала она, обняв дерево и прижавшись к нему щекой. — Дозволишь ли веточку отломить, оберег сотворить?

И, оставив в подношение духам хлеб, мед да прядь своих волос, отломила ветвь. Обработав срез, поспешила в дом. Вырезала из ветки знак Одолень-Травы — крест о двенадцати лучах, повернутых в левую сторону, окруженный солнечными лучами — и, оставив его на солнце, облегченно вздохнула. Работа кончена.

«Теперь осталось Радимира дождаться».

Повернула тут Зореслава голову, и упал взгляд ее на кувшин с остававшейся еще в нем ключевой водой. Потянуло вдруг в душе Зореславы беспокойством, заволновалась она. Взяв поспешно сосуд, плеснула в плошку и увидела вдруг, как бок Радимира вспарывает меч.

Зореслава вскрикнула, покачнувшись.

— Нет!

Схватилась за грудь, пытаясь отдышаться.

«Что же делать?»

За окном на солнце набежала тучка. Свет померк, а Зореслава невольно задумалась — отчего так взволновала ее судьба Радимира? Не впервой ей совершать подобное, всякое за восемнадцать лет бывало, но впервые при этом билось так тревожно сердце.

Порозовели щеки Зореславы и, отбросив прочь мысли, отправилась она искать дуб, чтобы вырезать Радимиру оберег. Щит Перуна. Только так могла она помочь ему.

========== Травы ==========

Едва минуло полнолуние, как в дом Зореславы вновь вошел Радимир — пришел по утренней заре. Распахнул широко дверь, принеся с собой звон оружия и свежесть весеннего луга. Улыбнулся широко и ясно, приветствуя хозяйку.

— Зоренька…

Зореслава зажмурилась.

Странно, непривычно как-то затрепетало в груди. Застучало взволнованно. Она вручила ему оберег для матери, безуспешно силясь согнать румянец яркий со щек, и добавила к нему еще один.

— Это тебе, — проговорила она, став серьезной. — Не снимай его. Я вижу беду.

Радимир вгляделся внимательно в ее черты. Заглянул в глаза, едва заметно хмурясь, и, не говоря ни слова, надел оберег на шею. Зореслава облегченно вздохнула.

— Я приеду еще, — сказал.

На том и расстались.

А лето меж тем вступало в свои права. Наливались соком молодые травы, готовясь отдать силу людям. Все чаще уходила в поле да в лес Зореслава. Травы целебные искала, заготавливала их впрок.

Вот в лесах сухих, на опушках да на полянках, боярышник зацвел кроваво-красный. По сухой погоде, как сошла роса, пошла она собирать цветки, чтоб потом, коли будет нужда, лечить кому-то захворавшее сердце.

По пути набрала нежных цветков василька синего. Тоже пригодится — жар унять, раны вылечить или аппетит вернуть. Нарвала, разобрала дома да сушить положила, а сама думает — земляники ведь тоже запасти надо, листьев и ягод.

Поутру, убедившись, что солнце выглянуло, вновь пошла Зореслава в лес, туда, где накануне алые ягоды видела. Идет Зореслава, под нос тихонечко напевает, соловьям и иволгам подпевая, а сама меж тем примечает и бережно обирает ягоды. Осторожно, чтоб сухие и не мятые были. Дома после разложила их на деревянной доске в тени, под навесом, а после в холщовые мешочки все убрала. При кровотечениях кому пригодится, или еще что в организме разладится. Пусть лежат.

Поутру вновь пошла, захватив лопату, на луг — корней одуванчика накопать. Глядь — а там, где недавно береза молодая стояла, пенек торчит. Опечалилась Зореслава, опустилась на колени. Загубили дерево.

«Надо выкопать», — подумала Зореслава и, перехватив лопату поудобнее, принялась за дело. Сельский мастер потом что-нибудь сделает из него; и духи довольны будут, что превратился погибший безвременно ствол во что-то полезное.

А одуванчиков она все же набрала на следующий день, приметив заодно, какая еще трава вскоре поспеет.

Много дела летом, ох много.

А тут еще из деревни мужики пришли.

— Совета просим.

Сел староста, глаза в пол упер, бороду сивую всклокоченную огладил.

— Вот какое дело, Зоренька, — начал он. — Затеяли мужики дом строить. Уж и деревьев запасли. Все как положено рубили, душу древесную наперед задобрив. Место подобрали для избы. От дорог вдали, костей никаких рядом не было. Ничего худого как будто. А как стали по хлебу гадать — глядь, а он развалился. Разложили камешки по углам будущего дома, через три дня глядят — а они все раскинуты.

Староста пожал плечами с недоумением.

— Может глянешь, что приключилось, Зоренька? Впрямь ли что худое? Или кто шалит?

Зореслава степенно склонила голову.

— Посмотрю.

День нахмурился. Затянуло небо серой пеленой, подул сырой ветер. Травы пригнулись к земле. Зябко поежилась Зореслава, обведя поле взглядом.

«И впрямь, не к добру это все».

Зашептала Зореслава, обращаясь к богам, прося поддержки. Сделала два шага вперед, да так и замерла, будто корни в землю пустив. В уши ей ударил истошный девичий крик. Смотрит молодая ведунья и видит, как бежит, голову сломя, девушка. Еще девочка почти. Косы по спине, по лицу бьют. Лицо и руки все исцарапаны, спотыкается, оглядывается, в ужасе глаза распахнуты. А по следу ее несется волк.

Покачала головой Зореслава, пристально глядя на ожидающих мужиков.

— Не будет здесь стоять дом, — проговорила тихо. — На этом месте волк девочку задрал. Ее нашли через три дня, да поздно было.

Те переглянулись встревоженно.

— А мы и не знали.

— Давно это было. Ищите другое место для дома.

Ответила и пошла прочь, не оглядываясь более. Скорым шагом направилась к святилищу и, припав к богам, склонила голову, прося поддержки и покоя душе. Беззвучно заплакала, и от слез непролитых будто колокольцы зазвенели, аромат медвяный вокруг распустился. Поглядела Зореслава и увидела, как сквозь тучи робкий золотистый луч пробился. Погладил по голове, пощекотал осторожно, будто играя. Улыбнулась Зореслава, и вновь спокойно стало у нее на душе. Прошла глухая тоска. Прошептала девушка слова благодарности: