— Быть может, это последние закаты, которые наблюдает народ эльдар. Во всяком случае таких, к которым привыкли, мы больше никогда не увидим. И даже если там, в новом мире, будут свои Анар и Исиль, палитра цветов может оказаться совершенно иной.
— Возможно, — согласился Фэанаро.
— Но сперва, разумеется, его необходимо найти. И добраться туда.
Сидевший до сих пор на краешке стола Атаринкэ встал и прошелся по комнате. Неверные рассветные тени испуганно шарахнулись в стороны, и он, немного раздраженно дернув плечом, погасил светильники.
— Почему бы тебе не обратиться с просьбой к самому Эру? — в конце концов задал вопрос Фэанаро. — Может, он подсказал бы.
— И отказать себе в удовольствии познать эту тайну самому? — возмутился Тьелпэринквар. — Ну уж нет! Я найду его, даже если на это уйдут годы. Я успею — в этом я убежден.
Он некоторое время молчал, покусывая губу, а после снова заговорил:
— Мне кажется, когда я закрываю глаза и обращаюсь мыслями к небу, я слышу, как этот новый мир зовет меня. Его пение чарующее и чем-то напоминает звон водопада в рассветных лучах, шепот родника и пение птиц. И все же есть в нем совершенно непривычные, незнакомые ноты.
— Так и должно быть, — откликнулся Куруфин. — Это же иной мир.
— Благодарю, атто.
— И какой вы оба представляете себе установку для перехода? — вновь задал вопрос Фэанаро, с интересом и любовью глядя то на сына, то на внука, ставшего таким взрослым и серьезным.
Тьелпэринквар посмотрел на отца, и тот, остановившись посреди комнаты, обхватил себя за плечи руками и заговорил:
— Во-первых, это должно быть нечто массивное. Нам предстоит переправить очень многих.
— Всех нолдор? — уточнил Феанор.
— Всех, кто захочет уйти, но не только. Синдар, фалатрим, авари и даже ваниар — я посещу каждое из королевств Белерианда поочередно, и каждому народу будет предложено уйти. Вот только Аман навестить сложнее. Хорошо, что там остался палантир, — ответил Куруфинвион.
Он замолчал, и тогда Искусник продолжил мысль:
— Миры, созданные Единым, соединены между собой в пространстве путями, так?
— Почти, — согласился с сыном Фэанаро. — Все миры представляют собой одно целое, но в то же время они отделены друг от друга.
— Пустотой? Или там иная субстанция? — тут же спросил Тьелпэринквар.
— Другое, — тряхнул головой Феанор, пытаясь точнее описать то, что невольно увидел, путешествуя по изнанке. — Они отличаются колебаниями. Словно музыкальные инструменты, настроенные по-разному. Каждый из них звучит чисто и гармонично, но вместе им никогда не стать единой мелодией.
— Разве что в мыслях Эру они так звучат, — задумчиво произнес Тьелпэринквар.
— Однако для нас они непостижимы. Во всяком случае пока, — ответил Фэанаро.
— Представим, что Эа — это собранные в клубок нити. Мы должны выбрать среди них самую подходящую, а установка сделает ее достижимой для эльдар, — нагляднее пояснил Куруфин.
— Сориентировать ее, полагаю, ты хочешь по звездам? — спросил Фэанаро.
— Безусловно, — кивнул Искусник. — Но чтобы преодолеть искаженные, поломанные энергии Арды, придется приложить усилие. Мне представляется некий круг, по которому мы расставим части установки. Быть может, каменные стеллы с начертанными на них тенгвами. Но как подступиться к решению столь грандиозной задачи, я пока совершенно не представляю. Ты поможешь, атто?
— Само собой, — ответил ему Фэанаро и улыбнулся. — Ты же не думал, что я останусь в стороне?
— По правде говоря, нет, — ухмыльнулся Куруфин.
Фэанаро встал и с видимым удовольствием потянулся:
— Что ж, времени мало, и поэтому надо поторопиться. Я рад тому, что застал здесь — вас прежде всего вижу живыми, полными идей и энергии. И многих уже с семьями. В тех видениях, что насылал в Чертогах Намо, вы все до единого погибли, а семей так никто и не создал. Сам же Белерианд почти целиком пал к ногам Саурона, а то и полностью скрывался под водами.
— Никогда! — в один голос возмущенно воскликнули Куруфин и Тьелпэ. — Жалкий слуга Моргота!
— К счастью, это оказались только лишь насланные тьмой кошмары. И еще раз повторю — я рад вас всех видеть.
— Мы тоже, дед, — откликнулся Тьелпэринквар и, ухмыльнувшись, добавил: — И не только потому, что всем нам нужна твоя помощь.
Фэанаро расхохотался.
— Что ж, — отсмеявшись, продолжил он, — сейчас я задержусь в Химладе на некоторое время — подумаем над проблемой вместе с твоим атто. Позже мне нужно будет ненадолго отлучиться в Хисиломэ. Но я вернусь и тогда вновь присоединюсь к вам. Пока же нам всем явно пора отправиться отдохнуть.
Он встал и направился к выходу, однако уже у самых дверей остановился и, оглянувшись, добавил:
— А ты, Тьелпэ, изменился сильнее всех. Возмужал, взгляд стал совершенно другой — он словно смотрит за горизонт, все видит и понимает. Ты настоящий нолдоран, внук. Никогда в этом больше не сомневайся. Звездных снов вам обоим.
Фэанаро кивнул на прощание и, открыв дверь, широким шагом вышел из комнаты.
За окном уже вовсю полыхала густыми золотыми красками утренняя заря. Тьелпэринквар с Атаринкэ некоторое время молчали, обдумывая все сказанное и произошедшее, а после тоже разошлись по своим покоям.
Ольвэ неспешно шел по кромке прибоя, ощущая, как с каждым мгновением вода поднимается все выше и выше. Чайки носились над волнами, крича о чем-то своем, вечном и неизменном. Владыка Альквалондэ остановился и прислушался. Птицы говорили о квендо, потерянно стоявшем на берегу и почти жалевшем, что покинул Чертоги. Он тряхнул головой, откинув назад серебристые волосы, и поспешил на каменистую косу, где, как сообщили птицы, находился несчастный квендо.
— Эльвэ?! — воскликнул он и бросился вперед, желая остановить брата.
— Ольвэ? Ты? Зачем…
— Наконец-то ты вернулся. Дошел. Пусть и спустя столько лет, — Ольвэ взял брата за плечи и крепко обнял.
— Вот только зачем? Кому нужен бывший король Дориата, преданный женой и убитый дочерью? — с горечью спросил Тингол.
— Мне, — просто ответил Ольвэ. — Твоему брату, тоже однажды обманутому тьмой. Ведь именно Мелькор тогда запретил мне давать нолдор корабли. А я… Впрочем, пусть прошлое останется лишь на гобеленах Вайрэ. Дай руку, Эльвэ! — произнес король Альквалондэ и шагнул к Тинголу.
Тот сомневался, глядя на волны и вспоминая унылую, но безболезненную серость Чертогов.
— Ты должен жить! Вспомни Эдвен! Она… она до сих пор ждет тебя. И любит. Ведь ты, да, именно ты был ее судьбою, тем, кто пробудился рядом!
— Но… я же предал. Я… ласкал другую. Даже…
— Эльвэ! Ты был околдован! Пойдем со мной, прошу! — вскричал Ольвэ и сделал шаг навстречу.
Элу колебался, воды манили своей прозрачностью и мнимой чистотой. Однако память упрямо подсовывала воспоминания о деве, чьи глаза были глубже, а волосы темнее самых потаенных уголков Чертогов.
— Эдвен, — прошептал Тингол и сделал шаг к брату. — Ты отведешь меня к ней?
— Конечно, — кивнул Ольвэ, улыбнувшись. — Ты сделал правильный выбор, брат.
— Так значит, новый мир? — с вдохновением на лице спросила Лехтэ и, положив на колени вышивку, посмотрела куда-то в пустоту перед собой. Или за горизонт?
Она сидела у распахнутого в их покоях окна, на фоне пронзительно-синего, без единого облачка, неба, окруженная нежным золотистым сиянием, ласкавшим кожу и отражавшимся в густых, рассыпанных по плечам волосах. Атаринкэ, прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди, невольно залюбовался женой.
— Да, — ответил он несколько мгновений спустя. — Это неизбежно. Скоро нам всем придется собираться в путь.
— Что ж, так тому и быть, — кивнула нолдиэ и перевела серьезный взгляд на мужа. — Но мне, по крайней мере, теперь стало понятно, о чем говорил дед в своем предсказании.
Куруфин вопросительно поднял брови, без слов предлагая пояснить, и Лехтэ охотно продолжила: