Алкариэль понимающе кивнула:

— Белерианд так и не сумел завоевать вашего сердца?

Вастак уверенно покачал головой:

— Нет. Да и за что его любить? Мудрый Рханна был прав — здесь лето короткое и холодное, земля топкая, и даже женщины некрасивы.

Нолдиэ удивлено подняла брови:

— Вот как?

— Да, — подтвердил Хастара без тени сомнений. — Они бледны, словно река зимой, и такие же прозрачные. Никакого сравнения с жгучими, горячими девами моей родины.

— В таком случае было бы преступлением вас удерживать, князь. Но на прощание примите, пожалуйста, от нас дары. Они уже готовы. Оростель передаст вам, когда прибудем во Врата.

— Благодарю от души, — князь прижал руку к груди и чуть склонил голову.

Нолдор сворачивали лагерь у Железных Врат, воины чистили мечи и кольчуги, мастера разбирали орудия. Ржали лошади, чуя скорое возвращение.

Подъехавший Келеборн склонил голову, приветствуя леди Врат.

— Мне тоже пора, — сообщил он.

— Разумеется, — откликнулась Алкариэль. — Нолдор не забудут помощи синдар в трудный час.

— Туор, — окликнул принц недавно вернувшегося в лагерь приемного сына Финдекано, — как ты смотришь на то, чтобы погостить вместе с Эарендилом у нас в Дориате по пути домой? Переведете дух, я познакомлю вас с женой и дочкой.

— Благодарю, — откликнулся лорд Виньямара, — с удовольствием. Только найду нашего нового нолдорана — мне нужно доложить ему кое о чем.

Разговор прервался, словно оборванная струна. Победители невольно принялись размышлять, что будут делать теперь, после победы и возвращения, как сложатся их судьбы. Думы не затмевали радости, однако взгляды воинов и их предводителей нет-нет да и останавливались на высокой, темноволосой фигуре Тьелпэринвара, о чем-то разговаривавшего с отцом. И в этих взглядах тогда читалась как будто бы необоснованная ничем надежда.

— Владыка, прошу, позволь мне прикоснуться, — Йаванна сделала шаг и протянула руку. Сильмарилл, до этого несколько тускло светивший в руках Манвэ, ярко вспыхнул, заставив сердце валиэ биться чаще.

— Бери, — равнодушно произнес он. — Неужели ты думаешь, что Фэанаро согласится разбить его?

— Я готов поспособствовать этому, — прошелестел Намо.

— Нисколько не сомневаюсь, муж мой, но нет. Не позволю, — строго произнесла Вайрэ, опасаясь, как бы про планы ее супруга не стало известно остальным Стихиям. Становиться новым Врагом ему точно не стоило.

— Этого и не потребуется, — тихо произнесла Кементари.

— Что?

— Как?

— Уверена?

— Возможно, кристалл сам будет готов отдать мне свет, я чувствую нечто похожее. Он словно собирается дать росток, но…

— Что? — на этот раз валар были единодушны в том, какой вопрос задать.

— Мне надо еще раз осмотреть Древа, — ответила Йаванна.

Она спешно удалилась из Круга Судеб, надеясь, что сможет оживить такие дорогие ей создания.

Лаурелин и Тельперион были черны и мертвы. Валиэ нежно прикоснулась к их так и не опавшей за все эти годы коре. Древа молчали. Кементари начала песнь, очищающую и пробуждающую все живое. Она пела, не смолкая ни на миг, и вдруг она услышала слабый ответ. Еле слышный, робкий, но он пришел, пробившись сквозь яд тьмы.

— Вы живы! Вы ждете моей помощи! И я сделаю все, что в моих силах! Обещаю вам, — воскликнула Йаванна.

— Не спеши, — строго произнесла подошедшая Эстэ. — Света одного Камня будет мало, их плоть изъедена ядом.

— Я восстановлю ее!

— Ты не сможешь вечно обнимать их и делиться силами, моя дорогая, — ответила Целительница.

— Я готова! — воскликнула Кементари.

— А остальные твои творения как же? Забудешь?

— Нет, но…

— Послушай, я сама очень хочу увидеть их свет вновь. И я знаю, что стоит сделать. Вот только нам придется уговорить…

Эстэ перешла на мыслеречь, не желая, чтобы кто-либо их услышал.

Сквозь распахнутое окно библиотеки падал яркий золотой свет, отражаясь от высоких, до самого потолка, стеллажей и освещая задумчивые, немного напряженные фигуры двух эллет.

Ненуэль сидела в кресле подальше от входа, и на ее коленях лежала вышивка. Нис то и дело брала работу в руки, однако почти сразу вновь бросала и устремляла взор далеко к горизонту. Туда, где в небесах парили ласточки. Она словно прислушивалась к чему-то, ждала с надеждой и тревогой.

У окна, за тяжелым дубовым столом, устроилась Индилимирэ. Она удобно расположилась, встав коленями на стул, и рассматривала лежавшие перед ней кусочки цветного стекла разной формы. Эльфиечка то и дело пробовала передвигать их, явно намереваясь сложить какую-то фигуру, но у малышки ничего не получалось, и она сердилась, порой хмуря брови и дергая прядь волос. Теплый ветер доносил иногда голоса дозорных, и юная нолдиэ прислушивалась к ним. Время будто застыло, словно размазанное по хлебу масло, и лишь блик Анара на полу постепенно менял свое положение.

Наконец, когда день уже перевалил за середину, Ненуэль с Индилимирэ вздрогнули и, подняв одновременно головы, посмотрели друг на друга.

— Он едет! — порывисто воскликнула мать, и дочь, закричав от восторга, спрыгнула на пол.

— Ура! Значит, мне не показалось! Бежим скорее!

Однако Ненуэль и не надо было упрашивать. Взяв дочку за руку, она распахнула дверь и устремилась вниз по крутой винтовой лестнице. Обе нолдиэ бегом пересекли холл и оказались во дворе, где уже царила радостная суета. Верные распахивали тяжелые ворота, чтобы впустить возвращавшихся лордов.

— Папочка! — закричала Индилимирэ и бросилась на шею к поспешно спрыгнувшему с коня эльфу.

Тьелпэринквар подхватил дочку на руки и, поцеловав, прижал к себе подошедшую жену.

— Здравствуй, мелиссэ, — улыбнулся он и с видимым удовольствием коснулся губами ее губ.

— С возвращением, любимый, — ответила она и, обняв мужа за шею, долго вглядывалась в его черты. Ее собственное лицо, озаренное идущим из глубины фэа счастьем, лучилось ярче Анара. Наконец, нолдиэ заметила:

 — Ты действительно изменился, мельдо. Я даже не скажу сразу, в чем дело. Может быть, это новый груз забот?

— Не исключено, — согласился Куруфинвион. — Но я сам до сих пор не могу поверить в произошедшее.

— Не сомневаюсь. Однако в мастерской ты теперь не сможешь проводить так же много времени, как и прежде.

— В этом я почти уверен, — с легкой грустью ответил муж.

В воротах показались Куруфин и Лехтэ, и Индилимирэ, оставив родителей, побежала к ним. Двор постепенно заполнялся воинами, лошади фыркали, предвкушая отдых. А Тьелпэ и Ненуэль все так же стояли посреди общего гама и суеты, обнявшись и глядя друг другу в глаза.

— Мне было неспокойно все эти дни, — наконец призналась дочь Глорфинделя. — Но я почему-то всегда была уверена, что все закончится хорошо. И Индилимирэ тоже была в этом убеждена.

— Я правда в какой-то момент был близок к гибели, — признался ее супруг, — но благодаря помощи Туора и верных сумел ее избежать.

— В добрый час Единый послал нам однажды навстречу этого юношу.

— Согласен с тобой.

Тьелпэринквар наклонился и снова с удовольствием поцеловал жену. Подошли конюхи и увели лошадей лордов в денники.

— Ну что, — поинтересовался Курво у сына, — теперь отдыхать?

Однако Тьелпэ в ответ уверенно покачал головой:

— Чуть позже. Пока немного поброжу по саду. Не хочу в дом.

— Хорошо, — кивнул Искусник. — А мы с Лехтэ к себе, в покои. Встретимся за ужином?

Последние слова были обращены уже к Майтимо. Тот подтвердил, что намеченный пир начнется, когда Анар коснется верхушек деревьев, и Тьелпэ, пообещав, в свою очередь, непременно быть, обнял жену, взял дочку за руку и пошел по дорожке вглубь сада.

Ненуэль долго вглядывалась в его лицо и наконец заметила:

— Ты как будто где-то не здесь.

— Верно, — признался Тьелпэринквар. — Я все пытаюсь понять, какой теперь будет наша жизнь.

— Ты о мире без Врага? — догадалась жена.