— Ты о Тинтинэ? — догадался Нельо.
— Да. Понимаешь, дороже нее у меня никого нет, и если я погибну…
Он замолчал на несколько долгих мгновений, и в подступивших плотных вечерних сумерках были отчетливо слышны далекие голоса воинов и пение сверчка. Наконец, младший брат заговорил:
— Я не могу знать, вернусь ли из грядущего боя живым. Я не отступлю, ты знаешь, но мне страшно представить, что станет в этом случае с ней. Я боюсь оставить ее без своей защиты.
— Ты ее любишь, — не спросил, но уверенно сказал Майтимо.
Турко с виноватым видом опустил голову:
— Да.
— Ты можешь внятно объяснить, что происходит? Что мешает тебе просто сделать ей предложение?
Тьелкормо не удержался и хмыкнул:
— Попытаться могу, но внятно? Сомневаюсь.
— Пошли, — решительно скомандовал Майтимо и первым направился в сторону гостиной. Младший простоял на месте всего секунду, а после направился следом за старшим.
Скоро в камине уютно запылал огонь. Хозяин дома разлил по бокалам вино и, поставив на стол блюдо с сыром и мясом, сел в одно из кресел и кивнул, предлагая начинать. Тьелкормо расположился на подоконнике и, обхватив колено, заговорил.
Пламя отбрасывало на стены золотистые блики и разгоняло по углам тени. Со двора доносились голоса стражей. В башне было тихо, и только Охотник все говорил и говорил, рассказывая Старшему свою историю любви с самого начала.
— А теперь, — в конце концов подвел итог он, — я должен держать данное самому себе поспешное слово.
— Она была не настолько юна, — заметил в ответ Майтимо. — Уже в пятьдесят лет эльдар могут заключать брак.
Турко скривился:
— Знаю. Но и ты пойми — мне уже много сотен лет, я видел Древа и вдоволь набегался по лесам. А она считай недавно из детской вышла. И что, сразу в супружеские покои? Я подумал тогда — пусть у нее в жизни будет еще хоть что-то, яркое, запоминающееся, о чем она потом с удовольствием расскажет нашим детям. Решил — пусть поживет немного свободной. А когда ей исполнится сто лет — женюсь.
Майтимо почти в голос застонал и уронил лицо в ладони:
— Что ж вы чудите-то один за другим?
— О чем ты? — удивился Тьелкормо.
— О тебе, о Морьо.
— Он-то тут при чем?
— Да было дело… Он тоже решил, что ради блага любимой не имеет права жениться. На ней. Теперь вот ты. С чего ты взял, что твой страдающей от любви вид скрасит ей эти несколько десятков лет до совершеннолетия? И почему ты думаешь, что ей будет легче от того, что собственные ее чувства не находят выхода?
Старший встал и, заложив руки за спину, прошелся по комнате.
— Понимаешь, — снова принялся объяснять младший, — я уж и сам сто раз пожалел. Но, дав слово, я физически не могу его нарушить. Едва открою рот, чтобы заговорить о возможной помолвке, как горло словно охватывает спазм, и я не могу ни слова произнести.
— Понимаю, — тяжело вздохнул Майтимо.
— В сущности, осталось ждать не так уж и много. Но если во время боя со мной что-то произойдет… Если я погибну… Прошу тебя, позаботься тогда о ней.
Нельо остановился напротив брата и отчеканил решительно:
— Уж об этом мог бы даже не просить. Тинтинэ я бы не оставил в любом случае — твоя возлюбленная член нашей семьи.
— Благодарю.
Тьелкормо встал и видимо намеревался еще что-то сказать, но в этот момент он бросил взгляд в окно и увидел во дворе ту, о которой только что шла речь.
— Тинтинэ! — воскликнул он и, кивнув брату, вылетел из комнаты.
Сбежав по лестнице, он пересек гостиную и рывком распахнул дверь.
— Тинтинэ! — крикнул он и заключил подбежавшую деву в объятия. — Родная…
Долго так стояли они, обнявшись, посреди двора. Над головами тихо мерцали звезды, и кроны деревьев шелестели, точно беседовали.
— Ты только возвращайся живым, — в конце концов прошептала срывающимся голосом дева. — Больше мне ничего не надо.
— Я приложу для этого все усилия, — пообещал Тьелкормо. — Я люблю тебя.
Они посмотрели друг другу в глаза, и обоим в этот момент казалось, что в них заключен весь мир. Фэанарион наклонился и, помедлив всего мгновение, поцеловал любимую.
Звезды все так же мерцали над их головами, а безмолвные тени стражей на стенах напоминали о грядущем.
Куруфин чуть нахмурился и подошел к зеркалу заплестись. Тишина была напряженной, но не гнетущей. Лехтэ неотрывно глядела на мужа и молчала. Все слова уже были сказаны, а отвлекать супруга она не хотела.
Надежно закрепив волосы, Искусник ненадолго прикрыл глаза, а затем, немного резко тряхнув головой, развернулся и подошел к любимой.
— Мне пора, — тихо произнес он.
— Уже?
— Да. Спущусь в оружейную, надену броню, возьму меч…
— Я понимаю, — Лехтэ прижалась к груди мужа и закрыла глаза, слушая, как бьется его сердце.
Куруфин молчал, и лишь его ладонь скользила по спине супруги, а руки никак не желали ее отпускать.
— Ты только вернись, — наконец прошептала Лехтэ, отступая на шаг.
— От этой клятвы я никогда не отрекусь, — серьезно произнес он. — Я с тобой, до конца этого мира.
— Атаринкэ! Помни — я люблю тебя, — воскликнула Лехтэ и поцеловала мужа.
— Все будет хорошо, мелиссэ, — наконец произнес он.
Супруги вышли из покоев, спокойные и сосредоточенные. Куруфин облачился в доспех, застегнул наручи и поножи, надел шлем. Черный меч, некогда откованный им в Химладе, вскоре был уже на поясе. Сталь еле слышно звенела, просясь в бой и стремясь исполнить свое предназначение, некогда вложенное в нее мастером, выковавшим тогда не только клинок, но и свою судьбу.
Воины Аглона собирались во дворе Химринга, готовясь по приказу командиров покинуть крепость и направиться на север.
Куруфин вновь взглянул на жену, стараясь запомнить каждую черточку, будь то чуть выбившийся из прически волос, или луч Анара на лице, блик в ее глазах.
— Мне пора, — наконец произнес он. — Береги себя, леди Химлада и моего сердца.
— Атаринкэ, — воскликнула она, но муж уже развернулся и вышел из оружейной.
Когда армия нолдор покинула Химринг, Лехтэ поднялась на стену и долго провожала взглядом уходившие отряды, выискивая взглядом мужа и сына.
— Повелитель, мерзкие нолдор идут сюда, — Саурон склонился, приближаясь к темному трону. — Все, как вы и предвидели.
— А ты сомневался в моем могуществе? — голос Моргота был насмешлив и презрителен.
— Что вы! Как можно! — подобострастно и с некоторой досадой прозвучал ответ.
— Ты выбрал нужных нам пленников?
— Да, мой господин.
— Орки?
— Готовы, повелитель.
— Тролли, варги?
— Ожидают приказа. Вашего приказа, господин.
— Отлично. Позволим подойти глупцам поближе — их боль, агония и смерть дадут нам много сил, приготовься использовать ее с умом, Майрон.
Саурон скривился, но благоразумно промолчал.
— Ступай! Заставь их поспешно атаковать — глумись над нашими рабами, мучай, убивай. Не забывай про чары — если нолдор закончатся, бери этих лесных дикарей.
— Да, повелитель. С превеликим удовольствием я казню их!
— Не сомневаюсь в тебе, мой верный… Саурон. Так тебе ведь больше нравится?
— Да, господин, — воскликнул падший майа.
Моргот прикрыл глаза, позволяя собственной сущности осмотреть окрестности своей твердыни. Армия нолдор занимала позиции. Конницы Химринга и Дортониона располагались в центре. С запада подходила армия Хитлума и… Гондолина.
«Проклятый Майрон! Он же докладывал, что город захвачен Анкалагоном! Тогда почему здесь я вижу знамена Турукано?!» — разгневался вала.
Химлад, Таргелион, эти двое с юга… Подземные коротышки! Все же решили поддержать нолдор. Что ж, проклятье падет на ваш род! Женушка Макалаурэ… спешит на встречу с супругом! Та-а-ак. Какие-то вастаки захотели славы и расположения эльфов… Что ж, скоро к ним придет «пророк» и покарает неверных! Дориатский выскочка… Несомненно и некогда сокрытому королевству придет конец.
