— Я тоже, мельдо, — поддержала его Армидель. — Но что делать, выбора нет.

— Ты права.

Он вздохнул глубоко, собираясь с мыслями и отгоняя прочь последние терзающие фэа сомнения, и, подойдя к любимой, протянул ей руку:

— Идем.

Едва они открыли дверь гостиной, как запели рога, и стражи внизу широко распахнули тяжелые дубовые двери, что вели в сад. Собравшиеся на церемонию верные приветственно зашумели, и Финдекано на мгновение растерялся, увидев, сколь многие собрались на торжество.

— Я думал, наберется едва ли сотня, — послал он осанвэ жене.

— Я тоже, — ответила она. — Мы ошиблись.

Пришли все нолдор из окрестных селений, что смогли добраться в столь короткий срок, и даже некоторые синдар. Был Артаресто с верными, и даже мастера из Химлада, что устанавливали в начале битвы защиту от темного пламени.

Пламенели фонарики физалиса, серебристо звенели на ветру колокольчики, развешенные в кронах деревьев, и разгоняли своим пением витавшую в воздухе легкую грусть и остатки тревоги. Сад был украшен торжественно и одновременно скромно. Устилавшие двор и травы алые и золотые листья казались частью праздничного убранства и явно были оставлены не случайно. Финдекано слегка кивнул и ступил на дорожку, прихваченную по краям чуть заметной каймой инея.

В воздухе поплыло тихое, задумчивое пение арфы, которая смолкла, едва будущий нолдоран сделал первый десяток шагов. Армидель следовала за ним, чуть позади.

Из стоявших полукругом гостей выступили трое нолдор, одетых немного наряднее прочих, и в руках одного из них Финдекано увидел венец отца. Сердце его дрогнуло.

Воин из жителей Ломинорэ, мастер из Химлада и золотоволосая нис из подданных Артаресто. Ее кольчуга и лук со стрелами за спиной недвусмысленно говорили, что дева приехала вместе с отрядом Минас Тирита сражаться с Врагом. Все трое — олицетворение народа нолдор, воля которых и возводила теперь Нолофинвиона на трон.

Фингон дошел до края дорожки и остановился посреди двора. Обведя взглядом собравшихся, он, казалось, заглянул в глаза каждому и в знак повиновения воле эльдар чуть склонил голову.

Трое верных трех разных домов одновременно взяли венец в руки и подняли в воздух, чтобы его мог видеть каждый. Громче затрепетали на ветру колокольчики, Финдекано незаметно тяжело вздохнул, и венец был возложен верными на голову старшего Нолофинвиона.

Вновь запела арфа, на этот раз ликующе-громко, и в этот момент с севера ударил яростный порыв ледяного ветра, словно хотел сорвать венец с головы новоиспеченного короля. Гости разом выдохнули, и сразу с юга повеяло теплом. Два потока встретились, закружили по двору, будто вступили в единоборство, и поднятая с камней мостовой листва завертелась в воздухе. Эльдар замерли в ожидании, но скоро холодный серный порыв угас, будто сдался и отступил, и тогда раздался ликующий крик эрухини.

Финдекано поднял взгляд и посмотрел на жену. Трое верных подали вторую подушку, на которой лежал еще один венец, недавно откованный мастерами, и тогда нолдоран взял его и возложил на волосы своей супруги.

— Люблю тебя, — прошептал он, чтобы слышала только она одна.

— И я тебя, — ответила та, глядя мельдо прямо в глаза.

— Пусть Анар освещает твой путь, аран Финдекано! — крикнул кто-то из толпы, и остальные с готовностью подхватили.

Подошел широко улыбающийся Эрейнион и крепко обнял отца:

— Счастливого правления тебе.

Затем, поцеловав аммэ, отошел, уступив место дяде Турукано.

— Ты теперь домой? — спросил у него брат. — Или еще у нас погостишь?

— Увы, некогда, — покачал головой тот. — Итариллэ ждет.

— Передавай ей от всех нас привет, — вставила Армидель. — Надеюсь, увижу когда-нибудь ее.

— Все может быть, — не стал спорить Тургон.

За ним настала очередь Глорфинделя с Эктелионом и прочих верных. Радость нолдор была столь глубокой и искренней, что Финдекано не решился никому напоминать о причинах только что состоявшегося тожества, а просто обернулся к любимой и, крепко обняв, прижал к себе.

— Ты моя сила, — прошептал он ей на ухо.

Она улыбнулась ему понимающе и одновременно ласково и положила ладонь супругу на плечо.

Гости начали расходиться по саду, и тогда стали видны расставленные на траве между деревьев столы с угощением.

— Что ж, праздник, так праздник, — согласился Финдекано и вместе с любимой пошел к одному из них.

День не задался с самого утра. Сначала известие о коронации Финдекано, потом непривычная суета в мастерской и, наконец, отсутствие жены в покоях разозлили Куруфина.

— Да где тебя носит?! — рявкнул он на опешившую Лехтэ, когда она с улыбкой вошла в комнату.

— Курво? Что случилось? — удивилась она такому поведению мужа.

— Ничего. Прости, — быстро ответил он и замолчал. Хотелось ломать и крушить, причинять боль и хохотать. Искусник вздрогнул от осознания чувств, захлестнувших его изнутри.

«Да что со мной такое?» — удивился он себе, но продолжал молчать, игнорируя присутствие жены.

— Курво, ты меня слышишь? — чуть громче спросила Лехтэ, все это время что-то говорившая супругу.

— Нет. И не собираюсь! — опять завелся Куруфин и, хлопнув дверью, вышел.

Лехтэ некоторое время смотрела на закрытую дверь, а после опустилась на диван и уронила голову на руки. Было больно и горько.

«Еще недавно… буквально вчера», — всхлипывала она, вспоминая счастливые мгновения.

— Аммэ? — вошедший Тьелпэ бросился к ней и обнял за плечи. — Кто посмел обидеть тебя?! Я… я накажу его! — быстро проговорил он.

Лехтэ лишь устало покачала головой.

— Не надо, сынок. Все уже хорошо, — тихо ответила она.

— Я же чувствую, как плачет твоя фэа! — воскликнул он.

«Покарать, — Тьелпэ распрямился и, задумчиво нахмурившись, посмотрел за окно. — В любом случае чужаков в крепость не забредало. Значит, кто-то из родичей? Атто сказал что-нибудь резкое? Или сделал?»

Желание найти его прямо сейчас и спросить прямо, что случилось, стало практически непреодолимым. Отыскать и… попросить извиниться? Или помочь ему?

И тут словно кто-то настойчиво прошептал ему на ухо: «Смерть. Только кровь смоет вину». Перед глазами встало видение, как он бросает к ее ногам труп обидчика. Куруфинвион даже головой тряхнул: «Нет, я не желаю убивать эльда. Откуда, как мне это пришло в голову?» Ему подобная мысль принадлежать не могла, это он знал совершенно точно.

В тяжелом раздумье он опустил голову, и тут взгляд нолдо упал на руку. Амулета на ней не было. Торопливо порывшись в карманах, он нашел его и надел. Шепот сразу же прекратился. Оглядев металл, он заметил трещину.

«Кольцо просто ослабло и спало с руки, — понял он, — чем и не преминул воспользоваться Враг, попытавшись исказить».

— Йондо? — с недоумением окликнула Тэльмиэль сына.

Тот встрепенулся:

— Прости, аммэ, мне прямо сейчас надо пойти в мастерскую и кое-что сделать. А потом, если ты захочешь, я поищу отца.

Куруфин тем временем выбежал на стену и принялся смотреть на север. Пики Тангородрима на этот раз звали, манили, убеждая прийти и просто забрать Камни, чей свет он не готов был забыть никогда. Чем дольше он смотрел в сторону Ангамандо, тем разумнее ему казалась мысль незамедлительно отправиться за сильмариллами. Сердце все быстрее гнало кровь, в которой бушевала искаженная Врагом Клятва.

Неожиданно тонкая мелодия достигла его слуха, и пелена спала с глаз. Даэрон играл в саду на флейте, а сидевшая рядом с ним Ириссэ с любовью глядела на мужа.

— Эру Единый! Что же я наговорил Лехтэ?! — ужаснулся он и бросился назад в покои.

Супруги в них уже не было. Ушедшая вместе с сыном Тэльмиэль решила, что лишь долгая прогулка поможет ей восстановить равновесие фэа. Она уже седлала скакуна, представляя, как минует Аглон и достигнет Ард-Галена, когда в конюшню ворвался Куруфин.

— Прости меня! — произнес он.

Лехтэ промолчала.

— Я… я не знаю, что на меня нашло. Мелиссэ, куда ты собралась?