Макалаурэ летел, понимая, что счет идет даже не на минуты. Конница нолдор врезалась в ряды ирчей, сметая тварей и нещадно рубя их.

— Закрыть ворота! — прокричал Кано.

Однако никто его не услышал — защитники крепости все еще были во власти змея. Маглор прорубался сквозь орков, желая поскорее достать гадину. Каждый скрывавшийся за створками ирч вызывал у него чувство омерзения и беспокойства. Что, если все защитники находятся под чарами дракона? Кто сбережет дев и жен?

Глаурунг же не сводил глаз с Вайвиона, убеждая того помочь войску тьмы. Однако здесь змей встретил упорнейшее сопротивление, и ему пришлось оставить оказавшуюся бесполезной затею. Он пополз вперед, ломая своим телом ворота, делая проход для войска Ангбанда более широким и удобным.

И в этот миг над полем, перекрывая звон стали, рев ирчей и шелест чешуи по камням, разнесся сильный голос менестреля. Макалаурэ пел о благих днях, об истинном свете и о любви, о долге и дружбе, о величии сотворенного Эру мира. Воины один за другим пробуждались и хватались за оружие, давая отпор оркам.

Алкариэль, заслышав голос мужа, вылетела из казарм верных и замерла, увидев, что сражение уже идет в самой крепости.

Как только Маглор замолчал, чтобы отбиться от особо назойливых ирчей, воины снова впали в оцепенение. Выбора у него не было. Макалаурэ вновь начал петь, надеясь, что очнувшийся Вайвион примет командование на себя.

На этот раз менестрель славил жизнь во всех ее проявлениях. Вокруг кипел бой, нолдор сражались с тварями тьмы, а некоторые пытались рубить чешую змея. Дракон и Маглор неотрывно смотрели друг другу в глаза, и каждый пытался побороть противника. Змей шипел, обещая злато и драгоценности, милость Владыки и любых дев, каких только пожелает лорд Врат. Макалаурэ же рассказывал о прекрасных лесах и полях, о пении птиц, о цветах, что радуют глаз, об объятиях любимой. Они не видели и не слышали ничего, что происходило вокруг. Нолдор уже смогли прорубить в одном месте чешую и достать до тела, однако рана была неопасна. Ирчи же, воспользовавшись вынужденным бездействием Макалаурэ, но все еще боясь его, принялись стрелять в него, издалека, прячась за тушами варгов. Нолдор незамедлительно окружили своего лорда, подняв щиты. Глаурунг прервал шипение и резко выдохнул. Пламя охватило верных, в миг превратив тех даже не в факелы, а в обуглившиеся головешки. Макалаурэ запнулся, сбившись с ноты, но, взяв себя в руки, продолжил петь. Ради тех, кто был еще жив.

Один из невысоких, но шустрых орков, вышел из боя и, заняв удобную позицию, достал лук.

Когда первая стрела вошла в сочленение доспеха, Маглор вздрогнул, но не оборвал песнь. Вторая заставила его замолчать лишь на мгновение. Третью принял на себя верный, закрыв собой лорда. Четвертая, пятая, шестая… Кано рухнул на колени, но продолжал петь, превозмогая боль.

Алкариэль, стоявшая на стене, закричала так, словно это ее тело разрывали наконечники из черной стали.

Она бросилась по ступеням вниз, но ее остановили верные:

— Стойте! Вам нельзя туда!

— Кано!!! — кричала эльфийка, вырываясь из рук одного из нолдор.

И он услышал. Макалаурэ поднял голову и встретился взглядом с любимой. Седьмая стрела рассекла воздух, чтобы вонзиться в тело лорда Врат. Песня оборвалась, но она все еще звучала в сердцах сражавшихся. Воины яростно рубили ирчей и змея, который успел еще пару раз дыхнуть огнем, сжигая вокруг все живое. Запах гари, паленого мяса, вопли орков, случайно попавших в пламя, стоны обожженных нолдор и…

— Мелиссэ… — успел то ли прошептать, то ли подумать Маглор в последнюю секунду.

Нереальная тишина и пустота, что поселилась в сердце Алкариэль в тот миг, когда замолчал супруг, подтолкнули ее на отчаянный шаг. Выхватив кинжал, она бросилась вперед, к воротам, где воины крепости пытались одолеть дракона. Остановившись, она метнула клинок, метя в глаз Глаурунгу.

— Леди, назад! — закричал верный, закрывая ее щитом и самим собой от испепеляющего пламени.

Однако больше ничего змей сделать не успел — ослепленный болью и кинжалом, он заметался, позволив Вайвиону вогнал меч во вторую глазницу. В следующий миг стоявший у катапульты воин отправил огромный камень в полет. Он приземлился на голову змея, раздавив ее, как простого червяка.

Орки, увидев смерть дракона, бросились прочь, но были настигнуты нолдор. Те же, кому довелось уйти, нашли свою смерть от отрядов Оростеля. Только напрасно он ждал приказа от друга-лорда, ожидая, когда сможет отправить раненых во Врата. Вместо этого через несколько часов гонец принес свиток с распоряжением леди Алкариэль.

Нолдиэ не могла найти себе места от горя, и будь ее воля, так и осталась бы она лежать на теле мужа, отпустив свою фэа во след его. Только слишком хорошо она помнила слова любимого, что теперь она отвечает за нолдор их земель, а, значит, не имеет права так поступать.

Посоветовавшись с Вайвионом, все еще винившим себя в случившимся, она вызвала в крепость Оростеля и приняла нелегкое решение — сообщить лорду Нельяфинвэ. Он должен знать как о том, что Врата устояли, так и о гибели брата. Взяв себя в руки, она направилась в библиотеку к палантиру.

— Атани боятся, — бросив быстрый взгляд по сторонам, доложил Тарион.

Фингон вздохнул и, чуть заметно нахмурившись, покачал головой:

— Я не могу их за это винить.

У самого подножия Эред Ветрин плескалось море темного пламени, отбрасывая алые блики на лица угрюмых стражей, изваяниями застывших на стенах крепости. Хмурое небо затянули тучи, сквозь которые не пробивалось ни единого лучика. Над шпилями в ожидании поживы кружили стаи ворон.

Фингон взбежал по лестнице на валганг и, перегнувшись через бруствер, оглядел то, что прежде было полями Ард Галена. Северные склоны гор оказались сожжены подчистую, и эльфу даже показалось, что он слышит их тихий стон, полный боли и мольбы. Прикрыв глаза, он потянулся мысленно к сожженной земле и камню: «Не печальтесь, мы обязательно постараемся за вас отомстить».

Вибрировавшая в воздухе безысходность стала как будто меньше. Чуть заметно улыбнувшись, Нолофинвион спустился и оглядел двор. Дозорные всматривались в темноту, хмуря брови, воины нолдор отдыхали, сидя прямо на брусчатке, а призванные недавно атани вздыхали и переглядывались друг с другом. Не нужно было иметь дар предвидения, чтобы прочитать на их лицах тщательно скрываемое смятение.

— Друг мой, — окликнул лорд стоявшего поблизости Тариона. — Принеси мою дорожную арфу.

Верный ушел, а Фингон подумал, что тот поход к северной твердыне, в конечном счете, мог бы закончиться весьма печально, если б не этот маленький инструмент. И пусть он сам не был золотоголосым, как Кано, однако любая музыка способна разогнать тьму в сердце, если вложить в нее частичку света.

— Вот, возьми, — услышал он голос Тариона и принял протянутую ему арфу.

— Благодарю.

Присев на ступени ближайшей лестницы, он подтянул струны, невольно вспомнив, что в последний раз пел жене дома, совсем недавно.

«Как ты там?» — подумал он, и при мысли об улыбке и свете глаз Армидель на фэа стало легко и светло.

Вдруг как-то незаметно смолк лязг оружия, утих ровный гул голосов. Финдекано вспомнил дом, но не тот, что остался за морем, а иной, что стал им за прошедшие четыреста лет родным. И тогда он запел.

В словах, срывавшихся с его уст, не содержалось ни капли магии. Нечто подобное мог бы исполнить даже ребенок. Но в каждом слове, в каждой ноте звучала искренняя любовь к этой земле, и та, слушая нолдо, отзывалась, откликалась, обещая не оставить и поддержать. Травинки на южных склонах Эред Ветрин звенели волшебным многоголосьем, воздух словно вибрировал, пронизанный светом. Тучи вдруг разошлись, и эрухини, выдохнув, в едином порыве посмотрели вверх — там, сквозь разрывы, отчетливо проглядывали звезды.

— Мы справимся! — крикнул вдруг кто-то из толпы, и атани разом дружно загудели, соглашаясь с этими словами.