«Это вам с дочкой в подарок», — послала Лехтэ осанвэ и протянула Ферниэль приготовленный дар.

«Благодарю вас!» — ответила та, принимая.

«Как решили назвать?»

Ответила мать, не задумываясь:

«Алкариэль. Я предвижу, что она, словно луч Анара в грозу, озарит чью-то жизнь».

«Чью же?» — полюбопытствовала Лехтэ, и в ожидании ответа даже затаила дыхание. Подобные видения у матерей не приходят зря.

Однако Ферниэль пожала плечами:

«Лица я не видела, лишь темные волосы».

«Значит, нолдо?»

«Скорей всего, да».

Лехтэ снова с интересом склонилась над колыбелью. Нежданная радость для всех, а теперь еще и загадка.

«Какие же тайны хранит твоя жизнь?» — подумала она и, улыбнувшись, с нежностью провела пальцем по маленькой щечке. Малышка сладко сопела во сне.

«Пора мне, — послала осанвэ Лехтэ. — Вам с дочкой нужно сейчас отдыхать».

Молодая мать кивнула и положила ладонь гостье на плечо:

«Приходите еще, когда пожелаете. Мы будем рады».

«Быть может, я смогу чему-нибудь научить ее, когда она подрастет?» — внезапно предложила та.

Конечно, своей дочери у нее уже никогда не будет, Курво однозначно дал ей понять, что дети и Клятва не совместимы. Однако с каким удовольствием она бы позанималась с Алкариэль! Конечно, если ее мать согласится.

Та, услышав вопрос, вновь просияла и энергично кивнула:

«Это было бы замечательно! Я ведь сама не слишком хорошо пою и танцую».

«Тогда решено. Когда она вырастет, то станет истинной леди».

«Благодарю, госпожа!»

Анар постепенно начинал клониться к закату. Ферниэль не стоило утомлять, да и самой Лехтэ пора было подумать об ужине. Тепло распрощавшись, она пообещала, что скоро непременно заглянет снова, и вышла.

Фэа пела, предчувствуя грядущие годы радости.

«Но не только петь и танцевать ей надо будет научиться, — подумала нолдиэ. — Еще шить, вышивать. И на музыкальных инструментах играть. Да мало ли наук, которые необходимо знать настоящей эльфийской деве».

Задрав голову, Лехтэ увидела, как на ближайшей ветке поблескивали в золотых лучах первые крохотные листочки. Подпрыгнув, она дотронулась до них пальцем и поспешила на кухню. Скоро освободятся муж с сыном и наверняка захотят есть.

Оростель остановился, заметив друга, чье лицо озаряла искренняя и светлая улыбка. Конечно, Макалаурэ редко ходил хмурым и мрачным, все же времена пока были мирные и спокойные, но такой безмятежности и счастья он давно не видел. Очень давно. Разве что еще в Амане. Оростель собирался уйти, однако его заметили и окликнули.

Вместо привычного вопроса об обстановке вокруг Маглор вдруг поинтересовался:

— Тебе тоже кажется, что произошло нечто удивительно прекрасное?

— Эм-м-м. Пожалуй, да, — ответил он. — Я давно тебя таким не видел. И это замечательно!

— Я не об этом. Мелодия. Новая, удивительно прекрасная. Я слышу ее со вчерашней ночи. Она… она прекраснее всего, что только есть на свете!

— Так запиши ее.

— Нет, мой друг. Эти ноты не для инструмента, а для души. Моя фэа… она стремится туда, где источник этой музыки. Она летит навстречу. И это восхитительно!

Глаза менестреля сверкали, слова сами складывались в строки, а пальцы мысленно перебирали струны лютни. Эмоциям, с головой захлестнувшим Маглора, нужен был выход. Оростель как никто иной понял друга, быстро принеся тому инструмент и несколько чистых свитков. В том, что карандаш всегда имелся у Макалаурэ в одном из карманов, он не сомневался.

— Благодарю, — кивнул ему Кано, привычно и как-то ласково беря в руки лютню.

Оростель замер, не желая помешать, а в следующий миг чистый сильный голос взлетел в высь, ликуя и радуясь. Он отражался от скал, его подхватывал ветер, усиливали узкие ущелья. Птицы вторили менестрелю, помогая донести слова, что рождались сейчас в душе Маглора. Казалось, эта песнь долетела и до Эстолада, где в одном из домов светло и умиротворенно улыбнулась во сне малышка.

Отголоски ее полетели и на север, где заставили вздрогнуть владыку Ангамандо — такова была сила чувств, столь ненавистных Морготу, что охватила Маглора.

Поднявшись высоко-высоко, она устремилась на запад, где, минуя все преграды, достигла Амана и всколыхнула сонный покой Лориэна и Чертогов.

Фэар нолдор словно пробудились ото сна, что насылали майар Намо, вновь захотев познать радости бытия.

— Йондо, — встрепенулся Фэанаро, удивившись, как Кано смог пробиться к нему сквозь расставленные владыкой Мандоса ловушки.

Которые, впрочем, уже не были помехой для него самого. И потому, уловив восторг сына, он вновь устремился за пределы, чтобы дотянуться, прикоснуться к фэар тех, кто так был ему дорог.

Нерданэль улыбнулась во сне. Майтимо с уверенностью и гордостью оглядел новые укрепления на самом севере владений. Карнистир вдруг понял, что за делами, он упускает главное в своей жизни. Тьелкормо неожиданно для себя подумал об отце, но без прежней боли, Куруфин, до этого погруженный в раздумья, принялся что-то быстро писать. Амбаруссар переглянулись и одновременно прошептали:

— Атто…

А Макалаурэ все пел, славя жизнь и любовь. И не знал он, как поднялся со своего серого трона Намо и, глядя перед собой, проговорил:

— До скорой встречи, Канафинвэ Макалаурэ Фэанарион. Как же ты… не вовремя!

====== Часть 65 ======

Вернувшись на Амон-Эреб, Келегорм сразу же начал собираться в дорогу.

— Уже возвращаешься к себе? — с грустью спросил Питьо.

— В Химладе я окажусь нескоро. Наверное. Так что не забудьте сообщить об этом Курво. Пожалуйста, — ответил он, затягивая заплечный мешок.

— Ты куда это собрался? — вмешался в разговор Тэльво.

— Как куда?! — возмутился Тьелкормо. — За Хуаном. И Ириссэ. Надо же разобраться, что там за менестрель такой выискался.

— Мы с тобой! — хором воскликнули Амбаруссар.

— В Химладе два, а то и три лорда, ведь Тьелпэ давно уже вырос. Я могу позволить себе оставить собственные земли. А вы? Или же решите разлучиться надолго друг с другом? Двоих я точно с собой не возьму, — твердо произнес Келегорм.

— Может, хоть отряд верных? — предложил Питьо.

— Я приехал к вам с пятью нолдор. Если они согласятся продолжить путь со мной дальше, то так тому и быть. Если нет, то другие мне просто помешают.

— Хорошо, торон, — кивнул Тэльво. — Но, может, дашь им время на сборы?

Как ни хотелось Турко отправиться незамедлительно, ему все же пришлось признать справедливость слов брата:

— Завтра утром. Больше я ждать не готов.

На следующий день шесть всадников покинули самую южную крепость нолдор и направились на север, в указанном аваро направлении.

— Атто, это нифредили? — спросил Эрейнион, присаживаясь на корточки перед целой россыпью белых цветов.

Он с надеждой обернулся на отца, однако тот покачал головой:

— Нет, йондо, это качим.

— Ух ты, — пробормотал восхищенный малыш и провел осторожно пальцем по нежному белому лепестку. — Мне кажется, они гораздо красивее!

Финдекано весело хмыкнул:

— Согласен.

Стоявшая рядом Армидель взглядом указала на раскидистый вековой дуб, обращая внимание мужа на удобное для отдыха место, и тот кивнул.

— Атто, а что было дальше?

Эрейнион пружинисто подпрыгнул и требовательно обернулся к родителю. Тот всю последнюю часть пути рассказывал сыну сказку, сочиненную им еще в Амане, когда сам был ребенком. Юный эльфенок в ту далекую ночь выбрался из постели и отправился гулять по залитому светом Тельпериона саду. Переливчато и нежно пели ночные птицы. Листья деревьев, озаренные серебряными лучами, казались почти прозрачными. Малыш шел, восхищенно жмурясь, и где-то в глубине его фэа рождалась история о маленьком лисенке, который вместе с другом-совенком отправился искать приключений. К ним потом присоединился маленький нолдо, не старше пятнадцати лет от роду…

«Что будешь делать, если эта история сподвигнет Эрейниона последовать примеру твоей компании?» — получил вдруг Нолофинвион осанвэ жены.