– Есть только два человека на всей земле, которым я никогда не стал бы лгать, саксоночка, – проронил он мягко. – Ты один из них. А я второй.

Он нежно поцеловал меня в лоб, затем отклонился назад и дунул на лампу.

– Имей в виду, – раздался из темноты его голос, и, когда он встал, в слабом свете, падающем из коридора, я смогла разглядеть его высокий силуэт, – меня можно одурачить. Но я никогда не стану одураченным по собственной воле.

Роджер подвинулся и застонал.

– Мне кажется, ты сломала мне ногу.

– Не сломала, – отозвалась Бри. Она уже успокоилась, но все еще готова была поспорить. – Но могу поцеловать ее, если хочешь.

– Это было бы неплохо.

Брианна задвигалась, чтобы принять подходящую позу для выполнения своих обещаний, послышалось оглушительное шуршание набитого кукурузной шелухой матраса, закончившееся тем, что она, обнаженная, уселась ему на грудь. Перед ним открылся такой вид, что Роджер пожалел о том, что они не зажгли свечу.

Она вообще-то целовала его голени, и это было довольно щекотно. Но в сложившихся обстоятельствах он вполне мог с этим смириться. Он потянулся к ней обеими руками. В темноте сойдет и метод Брайля.

– Когда мне было четырнадцать или около того, – мечтательно начал он, – в одном из магазинов Инвернесса появилась шокирующая витрина – шокирующая по тем временам, – женский манекен стоял там в одном белье.

– Мм?

– Ох, розовый корсетный пояс для чулок, подвязки – словом, весь комплект, с таким же лифчиком. Все были в ужасе. Поднялась страшная шумиха, комитет протестовал, обзвонили всех священников в городе. На следующий день манекен убрали, но к тому времени все мужское население Инвернесса успело «случайно» пройтись мимо. До этой минуты я полагал, что та витрина – самое эротичное, что мне доводилось видеть.

Бри приостановилась на мгновение, и он подумал, что, судя по ее движениям, она смотрит на него через плечо.

– Роджер, – задумчиво произнесла она, – мне кажется, ты извращенец.

– Да, но извращенец, который очень хорошо видит в темноте.

Это заставило ее засмеяться – то есть сделать то самое, чего он добивался с момента, как она наконец прекратила плеваться от гнева. Роджер немного приподнялся и легонько поцеловал оба бледнеющих во мраке полушария, которые так его влекли, а затем опустился обратно на подушку.

Брианна поцеловала его колено и опустила голову ему на бедро, так что ее волосы рассыпались по его ногам, прохладные и мягкие, как облако шелковых нитей.

– Прости меня, – тихо сказала она через мгновение.

Он ласково хмыкнул и погладил ее по округлому бедру.

– Ох, ерунда. Хотя жаль – мне так хотелось посмотреть на их лица, когда они узнали бы, что ты сделала.

Она фыркнула, и его нога дрогнула от ее неожиданно теплого дыхания.

– У них лица и так были будь здоров. – Ее голос звучал немного грустно. – К тому же после такого наблюдать за ними было бы сплошным разочарованием.

– Тут ты права, – признал он. – Но ты покажешь им завтра, когда они будут в состоянии оценить твою работу.

Она вздохнула и снова поцеловала его колено.

– Я не имела это в виду, – сказала она, помолчав немного. – Не хотела сказать, что в этом есть твоя вина.

– Хотела, – ответил он мягко, продолжая ласкать ее. – Все в порядке. Ты, скорее всего, права.

Вероятно, она была права. Он не собирался делать вид, что его это не ранит, но и не мог позволить злости захлестнуть его – это точно им не поможет.

– Ты не знаешь наверняка. – Она резко поднялась, превратившись в смутный силуэт какого-то древнего обелиска на фоне бледного квадрата окна. Ловко перекинув ногу через его обмякшее тело, она соскользнула вниз и улеглась рядом. – Может, это из-за меня. Или тут вообще нет ничьей вины. Может, еще просто не время.

В ответ он обнял ее и прижал к себе покрепче.

– В чем бы ни была причина, мы не станем винить друг друга, да? – Она издала короткий звук согласия и устроилась поудобнее на его плече. Уже неплохо. Но ему вряд ли удастся избавиться от чувства вины.

Факты были налицо: она забеременела Джемми после единственной ночи: от него ли, или от Стивена Боннета – никто не знал, но понадобился всего один раз. В то время как они пытались уже несколько месяцев, и все чаще казалось, что Джем будет единственным ребенком в семье. Может, ему и правда недоставало «искры», как полагали миссис Баг и ее наперсницы.

«Кто твой папочка?» – издевательским эхом с ирландским акцентом отозвался вопрос у него в мозгу. Он закашлялся, но тут же заставил себя успокоиться – он не станет цепляться за такие мелочи.

– Что ж, прости и ты меня, – сказал он, меняя тему. – Наверное, ты права, что я веду себя так, будто хочу только, чтобы ты готовила и стирала вместо того, чтобы носиться со своими химическими штуками.

– Потому что так и есть, – ответила она беззлобно.

– Меня тревожит не столько отсутствие стряпни, сколько поджоги по твоей инициативе.

– Ну, тогда тебе понравится мой следующий проект, – сказала она, утыкаясь ему в плечо. – Там в основном вода.

– О… ну, хорошо, – отозвался он спокойно, хотя и сам уловил нотку сомнения в своем голосе. – В основном?

– Еще грязь.

– Ничего воспламеняющегося?

– Только дерево. Совсем немного. Ничего особенного.

Она медленно водила пальцами по его груди. Роджер поймал ее руку и стал целовать их кончики: они были гладкими, но твердыми, загрубевшими от ткацкого станка, за которым она проводила много времени, чтобы им было что носить.

– Кто найдет добродетельную жену? – процитировал он. – Цена ее выше жемчугов. Она добывает шерсть и лен и с охотою работает своими руками. Она делает себе ковры, виссон и пурпур – одежда ее[55].

– Хотелось бы мне найти такое растение, которое будет красить настоящим пурпуром, – сказала она мечтательно. – Я скучаю по ярким цветам. Помнишь то платье, которое я надевала на вечеринку в честь высадки на Луну? Черное с ярко-розовыми и салатовыми лентами.

– Оно было довольно запоминающимся, да.

Про себя он подумал, что приглушенные тона домотканой материи идут ей куда больше: в коричневых и охристых юбках, серых и зеленых жакетах она выглядела как какой-то экзотический, роскошный лишайник.

Охваченный внезапным желанием ее увидеть, он потянулся к прикроватному столику, пытаясь что-то нашарить в темноте. Маленькая коробочка была там, куда она швырнула ее, когда они вернулись домой. В конце концов, он смастерил ее так, чтобы удобно было использовать в темноте: поворот крышечки высвобождал одну из маленьких вощеных палочек, а сбоку была приклеена тонкая полоска шероховатого металла, холодившая его руку.

Чирк! – этот простой знакомый звук заставил его сердце дрогнуть. Вместе с запахом серы появился крошечный огонек. Волшебство.

– Не трать их зря, – сказала она, но, несмотря на протест, улыбнулась, довольная результатом своих трудов, – такая же гордость была на ее лице, когда она впервые показала ему спички.

Ее волосы были распущенными и чистыми – только что вымытыми; они мерцали, рассыпаясь по бледным округлостям ее плеч, лежали мягкими облаками поверх груди – корица и янтарь, мед и золото, оживленные пламенем.

– Не боится стужи для семьи своей, потому что вся семья ее одета в двойные одежды, – мягко сказал он, обнимая ее свободной рукой и закручивая тоненький локон у ее лица вокруг пальца так же, как делала она, когда пряла нить.

Она наполовину прикрыла свои продолговатые веки, как огромная кошка, но улыбка по-прежнему играла на ее широких, мягких губах – губах, которые ранили и излечивали. Свет сиял на ее коже, окрашивая бронзой маленькую родинку под правым ухом. Он мог бы смотреть на нее вечно, но спичка догорала. За мгновение до того, как пламя коснулось его пальцев, она наклонилась вперед и задула пламя.

Во тьме, дышащей тонкой нитью дыма, она прошептала ему на ухо: